Бог жесток - Сергей Владимиров

— Ты смелый и наглый! — звонко рассмеялась Светлана. — Мне нравятся такие мужики. Но если ты насчет моих отношений с Олежкой, то прав лишь отчасти. Наши отцы — братья и были привязаны друг к другу, как сиамские близнецы. Кроме того, у них был совместный бизнес. Понятно, что они хотели оставить все доходы в семье и не дробить свою империю. Конечно, я могла отказаться, выйти за кого-то другого рангом ниже, но тогда бы лишилась и доли в деле, и наследства в будущем, и поддержки в настоящем. Мне даже не пришлось менять фамилию, всего-навсего пустить в постель двоюродного братца. Да, я поступила как проститутка, как дорогая проститутка, и все-таки как проститутка…

Произношение ее страдало: торопясь, Госпожа проглатывала окончания и спотыкалась на новых словах.

Внезапный хлопок двери, порывистая волна свежего воздуха отвлекли меня от ее занимательной исповеди и безупречных полуоголенных форм. В спальню стремительно вошел невзрачный низкорослый мужчина и застыл истуканом посреди комнаты.

Он тоже был смуглый, правда, не до шоколадного тона. Круглый подбородок, плавно переросший в шею, и нежная кожица над его верхней губой отливали ядовитой синью, на щеках щетина даже не проклевывалась. Нос имел легкую горбинку, видимо, был сломан уже давно, когда его обладателя не сопровождали денно и нощно дюжие охранники и приходилось в одиночку собирать шишки от оборзевших уличных хулиганов. Глаза вошедшего — серые в зеленую крапинку — тоже не имели привычки смотреть на собеседника.

Вот с фигурой ему не подфартило. Плечи — узкие и обвислые, зад — худосочный и костистый. Однако мужчина изо всех сил пытался компенсировать несовершенства своей фигуры. Он был облачен в светлый элегантный пиджак и черную шелковую рубашку с алмазной заколкой на вороте. На руке — перстень, всего один, разумеется, золотой, с аккуратным бриллиантом, который хотя и не сразу бросался в глаза, но и не обратить на себя внимания не позволял. На запястье — золотые часы «Ролекс». Пусть его щеки еще не налились здоровьем, как спелое яблоко, а худые ягодицы вовсе затерялись в штанах свободного покроя, была вещь, роднящая его с кругом новых хозяев, — аккуратное умиляющее брюшко. И деньги. И пренебрежение к тем, кто стоит на ступеньку ниже.

— А это мой муж, — без тени смущения объявила Светлана, коротко взглянув на вошедшего человечка. — Он слишком поглощен своими делами, чтобы замечать, что происходит вокруг. Он даже производит впечатление, будто он не от мира сего. Но ему это можно простить…

Смуглый чернявый человечек молчал, внутренне кипя от злости.

— …ведь у Олежки, кроме нескольких СП, респектабельный клуб для состоятельных людей и ряд ночлежек и столовых для нищих.

— Заткнись! — тонко, по-щенячьи рявкнул г-н Пастушков. — Лучше ответь, что этот человек делает в твоей постели!

Госпожа, засмеявшись непристойно громко, поползла по своему ложу в направлении бара. При этом она отнюдь не пыталась скрывать от посторонних глаз свои прелести.

— Моя жена пьяна как сапожник! — с маниакальным возбуждением продекламировал г-н Пастушков, едва не встав в позу. — Пойдемте-ка, господин хороший, думаю, мы уладим интересующий вас вопрос. Кстати, как вам такое обращение? — добавил он с сарказмом.

— Без разницы.

— Все быдло вздумало называть друг друга так. Почуяли себя цивилизацией, — ядовито заметил он напоследок и стремглав покинул спальню своей жены, выворачивая ступни чуть ли не на девяносто градусов.

Но прежде чем последовать за ним, я сунул Светлане свою визитку. Она пьяно хихикнула и поцеловала ее.

Я оказался в просторном зале с такими же холодными стенами под мрамор. Несмотря на то что стемнеть еще не успело, здесь мерцали электрические свечи в канделябрах причудливых форм. В дальнем конце зала, выложенный настоящим черным мрамором, брызгал огненными искрами камин. Напротив него находились два массивных кожаных кресла.

— Присаживайтесь-ка, господин хороший, — небрежно пригласил г-н Пастушков и стремительной походкой оловянного солдатика проследовал к бару, расположенному в мраморной нише. В то время как ноги его взмывали чуть ли не на уровень пояса, руки оставались плотно прижаты к бокам. — Что предпочитаете в это время суток — джин, виски, чинзано?

Но воспользоваться его гостеприимством я не успел. Не успел я также расслышать за спиной мягкую кошачью поступь моих недоброжелателей. Две пары проворных мускулистых ручонок выдернули меня из кресла, подняли в воздух, перевернули головой вниз и стали трясти, как несчастного Буратино. Опять на уме этот дурацкий деревянный мальчишка!

— Он пуст, шеф. Только ключи и какие-то документы.

— Читать не разучились?

— Вроде бы лицензия частного сыщика. Мы проверим, тот ли он, за кого себя выдает.

— Свободны.

И мордовороты, лиц которых я так и не рассмотрел, послушно ретировались. А я поднялся на ноги, разглаживая складки своего выходного костюма, надетого специально для этого визита. Что поделать, у богатых свои причуды.

— Извините, господин хороший, это всего лишь небольшая формальность, — пояснил хозяин.

— Да, вы не растеряли своего юмора, господин Пастушков.

Он прищелкнул пальцами.

— Неужели мы с вами тогда встречались?

— Нет, я не имел никакого отношения к КВН.

— Понятненько, — присвистнул смуглый человечек. — Очередной проходимец. Маленький завуалированный шантажистик. Без амбиций, но с жалкой гордостью и честью. И конечно же патриот своей загнивающей родины. Любитель бодяжной водки и соленых огурцов. — С каждым новым клише он распалялся все больше и больше. — У меня талант видеть подобный сброд насквозь. Пальцем о палец не ударят, зато орут о социальной справедливости и правах человека. Да еще слюни от зависти пускать мастера. Ну как, угадал?

— Почти.

— Вот видите, господин хороший. Еще вопросы будут?

— Позвольте задать один личный.

— Я весь внимание.

— Вы до сих пор считаете, что Зоя Космодемьянская…

Его выдержке можно позавидовать. Лишь прищур серо-зеленых глаз выдает сиюминутное замешательство. Совершенный компьютер в маленькой чернявой головке стремительно перелопачивает килобайты памяти: заказы на поставки, котировки акций, курсы валют, дебеты-кредиты, банкеты-фуршеты, эпизоды полурыночной юности, прыщавого отрочества и лазурного детства. Откуда-то оттуда, из далекой палеозойской эры, выплывает образ вертлявого хулиганистого школьника с уродливо повязанным галстуком. Его можно обдурить, подставить, взять на «слабо». Например, эта история с портретом героической комсомолки. Приписать внизу всего лишь одно слово. Так отец за глаза называет заведующую Домом моделей.

Г-н Пастушков зашелся смехом. Преуспевающий бизнесмен обернулся школьным дружком. Куда же девались амбиции и снобизм?

— Помню, — кудахчет он. — Ты приписал. И нас обоих таскали к директору.

— Но из пионеров изгнали только меня.

— Еще бы! Я надоумил, но писал-то ты! Ладно, давай присядем.

Он смешал какие-то экзотические коктейли, бухнув в высокие бокалы напитки сразу из трех бутылок. Предложил тост за встречу. Мы неторопливо потребляли дивное пойло, взирая друг на друга через края бокалов. Меня ничуть не интересовало его блестящее восхождение, отраженное в прессе, желтоватой, трусливой, угоднической и продажной, он же наверняка уже не помнил моего имени, но даже сейчас бравировал тем давнишним приключением, из которого вышел чистым и приобрел опыт на всю будущую сознательную жизнь.

— Жаль, ты не приходил в прошлом году на годовщину выпуска нашего класса, — делился школьный товарищ. — Я собирал всех в своем клубе.

— И как «все»?

Олежек только поморщился.

— Плодятся, спиваются, сидят. Серость. Правда, есть исключения. Продвинутый нейрохирург и валютная проститутка. Кое-кого я взял на работу. Помнишь Валерку, того, с золотой медалью? Теперь мой шофер и на бедность не жалуется.

— А дылда, который выбил тебе зубы? — напомнил я.

— Смертью храбрых в очередной межнациональной резне. Анонимно отослал его семье тысчонку баксов… на жизнь. Но вот как становятся частными сыщиками? Признаюсь, я про них только читал.

— Проще, чем ты думаешь, — поделился я. — Достаточно вылететь с основной работы и больше ничего не уметь. Кроме как рыть носом навоз.

Олег Пастушков казался несколько озадаченным.

— Непонятна мне эта ментовская и полументовская работенка, — признался он. — Рыться в грязном белье, выступать ассенизатором чужих страстей и пороков. Но весьма забавно, что ты добрался до меня. Чем могу быть полезен?

— Я разговаривал с твоей женой, — заикнулся я.

— С женой? — Он прыснул легкомысленным смешком, но тут же помрачнел. — Дохлый номер. Мелет абсолютную чепуху. Она каждому встречному рассказывает, как я люблю швырять в шапки нищим хрустящие купюры и наблюдать за реакцией.