Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Коллектив авторов

Между тем краткосрочные и долговременные, целевые и общие военные и морские программы продолжали появляться на свет. Одобренные, как правило, после бурных дискуссий Думой и Государственным советом, они облекались в форму законов. В результате долговременные программы модернизации армии и флота были приняты буквально накануне войны — «малая» 13 июня 1913 г. и «большая» 24 июня 1914 г. Несмотря на все сложности с отпуском военных кредитов, только прямые расходы военного и морского министерств за 1906–1913 гг. составили, по данным государственного контроля, огромную сумму в 4782,5 млн. руб., из которых 3742,8 млн. было отпущено военному ведомству и 1039,7 млн. — морскому. Особенно заметно совокупный военный бюджет вырос в предвоенное пятилетие, превысив 3,3 млрд. руб. В итоге накануне войны Россия имела самый большой в мире военно-сухопутный бюджет; его морской «собрат» был третьим в мире и вторым в Европе. Правда, если учесть, что себестоимость продукции российских казенных и частных предприятий была едва ли не на порядок выше, чем за границей, эти финансовые потоки не будут выглядеть столь уж внушительными.

Рост военных расходов вызывал неоднозначную реакцию и в самих властных структурах, и в обществе. В правительстве продолжалась острая полемика между главами финансового ведомства Коковцовым, государственного контроля П.А. Харитоновым, радевших за «оздоровление» бюджета и экономию казенных средств, с руководителями военного и особенно морского министерств. Однако под дружным напором военных, поддержанных императором, и особенно в связи с растущей напряженностью международных отношений, сдерживавшие препоны стали постепенно слабеть. Коковцов, постоянный оппонент военного министра, уже после первого Боснийского кризиса заверил царя, что «современное финансовое положение дает полную возможность дальнейшего усиления средств нашей государственной обороны и что отпуски последних никогда не будут им подчинены соображениям финансового свойства»{208}. Правда, при этом он предупреждал, что полное удовлетворение оборонных запросов может идти только за счет гражданских ведомств, что, в свою очередь, чревато в ближайшем будущем нежелательными последствиями.

Запросы военных при крайне неэффективном использовании ими полученных средств вызывали, особенно в первые пореволюционные годы, негативную реакцию в общественных кругах. Кадетский журнал, критикуя военные программы, в 1908 г. писал: «Много лет… вся государственная жизнь, все государственное хозяйство приспособлялись к созданию военной силы… хотя ужасные уроки показали нам, что и внешнее могущество, и величие страны не может выдерживать пренебрежения к интересам внутреннего развития. Германия со всем своим милитаризмом была бы лишь колоссом на глиняных ногах, если бы она не опиралась на необычайное развитие промышленности и торговли, на беспримерно широкое народное образование, на грандиозную научную культуру. Какое непонимание великих исторических уроков, какое легкомыслие — думать, что сила государства измеряется его военным и морским бюджетом»{209}. Даже лояльный власти нововременский публицист М.О. Меншиков отмечал в сентябре 1912 г.: «Мы ежегодно тратим до миллиарда на армию и флот, и все-таки не имеем пока ни флота, ни готовой к войне армии. Но тот же миллиард, вложенный в какое хотите культурное дело… мог бы сдвинуть нас с мели… Под страхом нашествия тех самых врагов, которые трепещут нашего нашествия, мы обираем, что называется, у нищего суму, выколачивая подати»{210}. Мысль о необходимости поднять общий культурный и материальный уровень населения как необходимое условие укрепления военно-экономического потенциала страны неоднократно звучала и в Думе, и в Государственном совете. Думцы, особенно при обсуждении предоставления военных кредитов, часто отказывались их вотировать, ссылаясь на их непроработанность, несогласованность, нерациональное использование уже выделенных средств, требуя навести «порядок» в ведомствах. Действительно, едва ли не каждый операционный год военные не могли «освоить» полученные средства. Вскоре, однако, правительству надоели критические выступления общественности. С изданием закона 5 июля 1912 г. против шпионажа был установлен перечень вопросов, не подлежащих освещению и критике в печати.

Свои заказы военные ведомства предпочитали размещать на казенных предприятиях, несмотря на их малочисленность и низкую производительность. Еще в 1903 г. специальная комиссия, обсуждая «потребности в артиллерии и артиллерийском снабжении», коснулась проблемы роли и соотношения казенной и частной промышленности в укреплении обороноспособности страны. Генерал-контролер департамента военной и морской отчетности А.В. Васильев, возглавлявший комиссию, по собственному признанию, поднял вопрос на «теоретическую высоту». Сославшись на то, что частные предприятия, на которые в виде авансов, задатков и ссуд уже потрачены значительные средства, подвержены кризисам (почему нередко их приходится брать в казну), он заявил, что «государство должно быть полным хозяином в деле удовлетворения своих насущнейших военных задач». В то же время комиссия высказалась за поддержку частной промышленности, уже имевшей опыт работы с казенным оборонным заказом, но при этом предложила «избегать создания новых частных заводов», взамен сосредоточив усилия на расширении старых и строительстве новых казенных предприятий{211}. Программа, представленная артиллерийским ведомством в марте 1905 г., предусматривала строительство патронного, взрывчатых веществ, порохового, трубочного и капсюльного казенных заводов, которые, однако, так и не были построены до начала войны{212}. Ориентации на казенные предприятия военные ведомства придерживались вплоть до начала мировой войны. Исключение составляли частные предприятия, входившие в крупные холдинги Русско-Азиатского, Петербургского Международного и Учетно-ссудного банков, сосредоточившие заметную часть заказов морского и военного министерств{213}. Несмотря на объявленный протекционизм, военным ведомствам пришлось обращаться к заграничным фирмам. Наряду с фирмами стран-союзниц (Шнейдер-Крезо, Виккерс, Армстронг) практически вплоть до начала военных действий русские заказы размещались также на австрийских и германских предприятиях (Крупп, Шкода, Блом и Фосс, Эргардт).

В целом, по мнению генерал-квартирмейстера ГУГШ Ю.Н. Данилова, Россия к войне была подготовлена плохо. Ее армия, писал он в своих воспоминаниях, «менее всего была подготовлена к ведению широкой наступательной войны, требующей более гибкой организации и широкого снабжения мощной и подвижной тяжелой артиллерией, авиационными средствами, современными средствами связи, железнодорожными и понтонными частями, автомобильным транспортом»; вспомогательные технические средства к началу военных действий находились только в «зачатке». По расчетам Данилова, даже утвержденные нормы запасов во многом не были достигнуты. В частности, запасы снарядов для тяжелой артиллерии едва составляли 50% даже заниженной нормы. Генерал справедливо отмечал, что воевать только за счет запасов мирного времени в принципе невозможно. Более того, он считал, что сложившаяся в стране общая обстановка также была крайне неблагоприятной — и в политическом, и в финансовом, и в промышленном, и в «узковоенном» отношениях. Власть к началу войны оказалась в значительной мере в изоляции и имела опору только в армии, да и в ней наблюдались «метания»{214}.

И все же к началу войны в правящих сферах возобладало мнение, что русская армия по важнейшим видам вооружений и предметов снабжения имеет мобилизационные запасы, близкие к нормативным. По мнению же Сухомлинова, в целом к началу войны армия была оснащена не хуже войск противника. И даже позднее, уже будучи в эмиграции и имея возможность осмыслить происшедшее, он писал в воспоминаниях: «В 1914 г. армия была настолько подготовлена, что, казалось, Россия имела право спокойно принять вызов. Никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 г.». Об этом говорилось и в нашумевшей в свое время статье «Россия готова», опубликованной в «Биржевых ведомостях» 27 февраля 1914 г. (вечерний выпуск), в которой военный министр, в ответ на развернувшуюся в Берлине антироссийскую кампанию, заявил, что Россия готова к войне, что вести ее она будет на чужой территории и закончит ее единым мощным ударом. Трудно со всей определенностью сказать, верил ли он сам в это утверждение. Статья появилась, как отмечал ее заказчик, после его «всеподданнейшего» доклада, в котором отмечались пропагандистские нападки Германии на Россию. Докладчик предложил как-то ответить на них. Император согласился, сказав, что «за границей нашу армию считают, очевидно, еще совсем не дееспособной и потому не находят нужным вообще с Россией церемониться» и что надо ответить на нападки — «официально и без задира»{215}. Без «задира» не получилось. Германский посол Пурталес посчитал заявление министра «фанфаронадой». Ю.Н. Данилов расценил его как беспочвенную «браваду».