Барби играет в куклы - Ирина Алпатова

— А где же мама? — в конце концов не выдержала я.

— Да вот тут и еще вот здесь с Катей. Она почти все свои фотографии забрала.

Не может быть! Эта незнакомая женщина была симпатичной конечно, но какое отношение она имела к моей маме? У этой была высокая взбитая прическа, а у мамы — прекрасные золотые волосы ниже плеч. И лицо, у мамы оно было совершенно необычным, не то, что на фото. А еще эта женщина как-то непонятно улыбалась, будто свысока, чуть-чуть презирая тех, кто на нее смотрел.

— Это давнишние снимки и не самые лучшие. Самые удачные Наташа забрала. Ты на нее похожа как две капли воды.

Да, так оно и есть. Я была благодарна тете за эти слова. Просто очень неудачные снимки. А на последнюю фразу я даже не обратила внимания, все-таки тетя хотела как лучше.

Итак, я начала закалять свой дух, а Георг внимательно следил за этим процессом. Хотя следить особо было не за чем, просто, когда Полковник проходил мимо моей закрытой двери, я начинала воинственно бормотать:

— Вот только открой, вот только попробуй, зайди…

Возможно, Полковник что-то такое подозревал, а может ему было некогда, только он, к моему великому облегчению ничего такого не пробовал, а то я не очень хорошо представляла свои боевые действия в случае чего… И, между прочим, мы теперь держали оборону втроем, то есть я, Георг и Долли.

Долли появилась у меня совершенно неожиданно и узнай Полковник, откуда она взялась, уголки его губ, пожалуй, опустились бы до самых плеч. Дело в том, что однажды я проходила мимо мусорного контейнера. Ну вообще-то я прохожу мимо него время от времени и не та это вещь, чтобы на нее смотреть без крайней необходимости. Я и не смотрела, тем более что в них иногда роются какие-то люди, и весь их вид прямо таки говорит — "а ну-ка отними"! Но в тот раз никого возле мусорки не было, зато какой-то остряк прилепил на грязную стенку огромную желтую этикетку Nestle, вот я и обратила внимание. И увидела Долли.

Конечно, в тот момент я ее имени не знала, кукла выглядывала из горы отбросов и вздымала в безмолвном призыве пластмассовую руку. Мне никогда не приходилось брать что либо из мусорных баков, даже представить такое было невозможно, но чумазый голыш прямо завопил, я ясно слышала: забери меня отсюда! В конце концов, это был чужой двор, в конце концов, в нем не было вездесущих соседок, и я решительно выхватила несчастную из этой свалки.

Надо же, кукла не была ни уродом, ни калекой, все у нее было на месте: руки, ноги, голова, даже улыбка. Какая-то нелепая улыбка, совершенно ни к чему не относящаяся. Ну и глупа же ты, голубушка, — сказала я кукле, — какая-то ты малохольная, тебя выкинули, а ты лыбишься.

Я отмыла находку шампунем, а Георг за всем этим делом наблюдал. Думаю, он обо всем догадался и ждал результатов, в смысле, не придется ли доказывать новенькой, кто тут хозяин. Я внимательно посмотрела на розовую глупенькую мордочку куклы, в ясные голубые глазки, ну точь-в-точь Нинка из нашего класса. Но еще и дома все время терпеть вторую Нинку, нет уж. И я объявила:

— Ты у нас будешь Долли. Ферштейн?

Ясное дело, Долли немецкого не знала, я, между прочим, кроме этого слова, тоже ни гу-гу, но продолжала безмятежно улыбаться. Да, мне бы такую вот непробиваемость.

Я предъявила отмытую Долли Георгу, а потом и Бабтоне. Первый остался царственно равнодушен, вторая, было, с готовностью закивала головой: да-да, сошьем ей одеяльце, подушечку… Нда, иногда заклинивало даже всё понимающую Бабтоню. Какое там одеяльце с подушечкой, еще не хватало мне возиться с каким-то глупым пупсом, способным только на то чтобы пускать пузыри. Конечно, судя по всему у Долли с мозгами было не очень, но чего ждать от куклы с такой трудной судьбой. Зато она все время улыбалась, то есть характер имела очень даже хороший, покладистый такой характер.

Мы ее с Бабтоней приодели, и получилась симпатичная девчонка. Тут Бабтоня выдала еще один перл, сказала, что мы с Долли похожи. Понятно, что она хотела сделать мне приятное, но уж это извините-подвинтесь. У Долли, несмотря на временные жизненные трудности, были круглые щечки, пухлые губки. Да, приходилось признать, что этим мы были схожи, но совершенно не обязательно говорить об этом вслух. Зато у Доли не было и намека на талию, а у меня был намек. И опять же, в отличие от меня у Долли был полный порядок с гардеробом. Правда, Бабтоня сшила для нее какие-то такие вещички, которые мне напомнили о Федоре. Без панталон, ясное дело, тоже не обошлось.

— Ладно, не переживай, — сказала я Долли, — уж я-то тебя отлично понимаю. Мы что-нибудь придумаем получше, у тебя еще будут такие шмотки — закачаешься.

Бабтоня только успевала доставать из заветного сундука свои тряпичные богатства, а я вовсю кроила, шила, примеряла. Даже мои невесомые бумажные красавицы на время были позабыты.

В один из таких вот азартных вечеров Полковник проделал свой любимый фокус, взял да и возник за моей спиной, странно, я даже топота не услышала. Я бы так и сидела, высунув от усердия язык, но Георг вскочил и, выгнув спину, зашипел, как и положено котам при виде нечистой силы. Я вздрогнула и уколола палец, а с порога проскрипел голос:

— Это ты так готовишь уроки?

— Я уже все сделала, — сказала я, обращаясь к Долли.

Фу ты, я как-то совершенно упустила из виду, что начала новую жизнь и каждую минуту должна быть в боевой готовности. Вот эта минута наступила, вот сейчас нужно было послать Полковника к черту, а я оказалась как-то не очень готова. И Долли лыбилась как полная идиотка. Тоже, нашла кому улыбаться. Команду "пли" все же отдавать не пришлось, потому что Полковник развернулся на пятках и исчез. Мне что ли поучиться так вот улыбаться?

Но история с Долли произошла чуть позже, а сразу после зимних каникул я заболела. Наконец-то вернувшаяся Бабтоня поила меня вкуснейшим чаем с малиной и противным горячим молоком, покрытым желтыми лужицами сливочного масла, и все время вздыхала: "Девонька, где же ты умудрилась простыть"?

Подумаешь, нашла хитрость. Уж я-то отлично знала где. Просто был еще один снежный, но безветренный вечер, и снежинки падали не за окном, а прямо на подставленные ладони, и Мики тыкался мокрым носом мне в колени. Он забавно разевал розовую пасть и громко клацал зубами, ловя бесформенные хлопья снега. Это было смешно и здорово, и мы взялись за дело вдвоем. Снежинки таяли на языке, у меня слегка кружилась голова, и я не совсем ясно представляла, где земля, а где небо. А Мики смотрел на меня восторженно, наверное, я в тот момент тоже превратилась в щенка, и мы веселились как могли. Только Мики к счастью не заболел, а я свалилась с ангиной. Но не рассказывать же о таком ребячестве Бабтоне.