Барби играет в куклы - Ирина Алпатова

Потом Полковник вручил мне, как он выразился, спортивный снаряд, а именно скакалку. Нет, это была не какая-то там цветная веревочка, через которую прыгают во дворе девчонки, куда там. Я получила черную резиновую трубку с тяжелыми ручками на концах, сказано же — снаряд. Наверное, Полковнику по спецзаказу отыскали на каком-нибудь военном складе. По идее, я должна была через эту штуку прыгать, чтобы обрести человеческий вид. А так он у меня был не человеческий. Если уж говорить прямо, то однажды я попробовала, но поднялся такой грохот, что я испугалась — а ну как подо мной вот-вот провалится пол? Ко всему прочему эта дрянь пребольно хлестнула меня по ноге, оставив на коже яркий красный след. Тут я догадалась, что нечто подобное было задумано сразу, уж больно эта скакалочка напоминала мне приспособление для истязаний, и я запрятала ее как можно дальше. Мало ли что взбредет в голову Полковнику в минуту гнева.

Через неделю после его возвращения пришли какие-то сноровистые дядьки и установили железную дверь, вот только непонятно зачем. Люди боятся воров, но что было можно украсть в этом доме? Серое одеяло или неподъемные гантели? Ну разве что мундир с наградами. Скакалочку я бы предложила им сама. Зато теперь я чувствовала себя точно запертой в сейфе, почти пустом и неуютном. А кто видел уютные сейфы? И я решила — хватит!

— Мне нужны занавески.

— Что?! — Полковник, видно, не знал таких слов или поразился тому, что мне вообще что либо нужно. Он демонстративно повернул в мою сторону свое хрящеватое огромное ухо, желая сбить меня с толку, дескать, что ты там лепечешь?

— И покрывало, и коврик… — да я могла бы продолжать и продолжать, но запас решимости был на исходе.

Я застукала Полковника на кухне, когда он ел и, по моим расчетам, не мог встать и уйти, прервав меня на полуслове. Потому что Полковник очень почтительно относится ко всяким там процедурам и процессам, например, — в процессе подготовки к урокам нельзя отвлекаться, или — процесс самовоспитания требует абсолютной собранности… ну и так далее. И вот теперь я говорила, а он жевал, причем с таким видом, будто ему попалась ужасная дрянь, и еще он смотрел на меня с подозрением — не специально ли я ее подсунула. Потом махнул в сторону просительницы, то есть меня, вилкой, и я поняла — иди, мол, не мешай процессу пищеварения. Ну и ушла, для первого раза с меня было достаточно.

Примерно через неделю после моего сольного выступления, ну и пусть короткого, мы с Бабтоней пошли по магазинам. Потому что перед этим Бабтоня показала мне деньги и сказала: профинансировал, велел купить чего там тебе надо. Я тут же растерялась, сразу позабыв, а чего же именно мне надо и даже не разозлилась на Полковника за старый трюк — денег дуре не доверять. Мы купили таки некоторые вещи, с помощью которых я собиралась менять свою жизнь. Правда, оказалось, что дело обстоит не так просто, как мне думалось, то есть теперь хмурое серое небо не таращилось беспрепятственно в окно моей комнаты, но все таки дух Полковника витал где то рядом, а точнее — некая его тень пряталась за мои плечом, а иногда даже дышала в самое ухо. Выгоню, — сказала я ей, — из комнаты все равно выживу, как ты выжил маму.

Следующим революционным шагом стало перетаскивание часов на новое место, нечего им стоять в коридоре. Бабтоня привела здоровущего соседа Павлика, который, по-моему, всю жизнь ходил в растянутой майке и вытянутых спортивках. Павлик остановился перед часами и упер татуированные руки в бока.

— И куда переть этот гроб с музыкой? — с сомнением в голосе спросил он.

Я могла бы сказать этому придурку, куда он может переться сам со своими дебильными вопросами, но промолчала. Но в конце концов мы под предводительством этого типа, не столько помогая, сколько мешая, приволокли часы в мою комнату.

Уф-ф… Бабтоня оглядела куранты так, будто увидела их в первый раз, и покачала головой — ну надо же, не разглядела такую красоту. Еще бы, что можно увидеть в темном тесном коридоре, а здесь на свету они выглядели…. Ни фига себе, я сама сделала потрясающее открытие! На самом верху часов сидел маленький толстопузенький амурчик и собирался пустить стрелу из своего взятого на изготовку лука.

— О! И чувачок со своей хреновиной имеется! — разделил мое восхищение Павлик. Бабтоня не позволила ему восхищаться дальше и выпроводила из квартиры, а я продолжала созерцать часы.

Очень достойно они выглядели, и даже пара царапин на боку — как пить дать Федора со своей шваброй постаралась — их не портили. Не портят же закаленного бойца боевые шрамы. И самое главное заключалось в том, что когда куранты со скрипом везли на новое место, что-то в них отозвалось, и часы будто тихо охнули. Может быть, Полковник готовил им ту же участь, что и всем остальным маминым вещам, но часы затаились, прикинулись мертвыми, и он про них забыл. А теперь вот поняли, что никто их не выбросит, и подали знак — мы еще живы.

Вообще, последнее время моя жизнь была полна всяких там знаков, вот взять к примеру прошедший Новый Год. Прошло уже несколько недель, а я все никак не могла его позабыть. Во-первых, пришла открытка от мамы, да-да-да. Я раз сто перечитала короткие строчки: дорогая Ксения, мы поздравляем… Буквы куда-то неслись, толкая друг друга, и слишком быстро кончились, и я даже слегка задохнулась. Как!? Это все?! Ну точь-в-точь крошечный бесшумный экспресс промчался мимо меня, и кто-то даже мелькнул в окне, а я не разглядела его, не успела. Может быть, этот мамин муж стоял за ее плечом и читал? И если бы не он, то она написала как-нибудь по-другому? Но все равно мама думала про меня, когда выбирала эту открытку, писал эти вот слова. Ничего удивительного не было в том, что она подписалась "Наташа", это она вспомнила нашу игру, наверное. Хотя, я предпочла бы в этот раз… ну ладно, какая разница, стыдно жаловаться.

Тетя Валя была будто чем-то не довольна, позавидовала что ли. Она вручила мне послание и внимательно посмотрела в лицо. Ну и что она там могла увидеть? Я же не совсем идиотка, что бы распускать нюни, да еще на глазах у кого-то. Нет, я утащила свою добычу в норку на диван, ну пусть слов маловато, зато пряничный домик был чудо как хорош. Я разглядывала его карамельные башенки и пыталась допридумывать все то, что мама хотела написать, но почему-то не смогла. Получалось плохо, слова тоже выходили какими-то карамельными, я даже ощутила во рту их едва уловимый привкус, и он, между прочим, горчил. Я сунула открытку под нос Георгу, но он, дурак такой, равнодушно отвернулся. Физиономия у него в этот момент была точь-в-точь как у Полковника.

Ну а во-вторых, была наряжена настоящая елка. У меня никогда не было елки. Кому сказать такое, не поверят, но это чистая правда. По крайней мере, если она, елка, и была когда-то, то я ухитрилась об этом прочно забыть, как о еще куче всяких других вещей. Конечно, в школе елки были обязательно, но они были общие, и на них никто, кроме малышни, не обращал внимания, вроде это самое обыкновенное дело. Я тоже делала вид, что это обычное дело, подумаешь, стоит себе елка и стоит, только если была возможность, то норовила незаметно коснуться ее рукой, будто случайно. А потом нюхала пальцы: жаль, они совсем не пахли хвоей, или все-таки пахли, но очень слабо. И с Бабтоней в этот праздник мы сидели за столом совсем недолго, потому что она очень скоро начинала клевать носом, и я шла "догуливать" к себе.