Слово Оберона - Марина Дяченко

— Кто такой? — спросил он голосом большого начальника.

— Друг, — Уйма даже не мигнул.

— Будешь биться?

— Буду, — отозвался Уйма после едва ощутимой заминки. Бывший труп осклабился:

— Поглядим, как ты бьёшься…

Он сел и с натугой выдернул из груди стилет — я рассмотрела чёрное от крови треугольное лезвие. Его взгляд равнодушно скользнул по мне (посох, к счастью, лежал на полу за спиной широкого Уймы).

— А это кто?

— Слуга, — отозвался Уйма без зазрения совести. — Мальчишка.

Я поперхнулась и закашлялась. Рассудок мой жалобно кричал, что Уйма прав и нечего здесь размахивать посохом, но всё равно обида была ужасная. Вот так — из магов дороги к людоеду в мальчишки!

Бывший труп совершенно удовлетворился этим ответом и больше на меня не смотрел.

— Братья, — сказал он без всякого выражения, будто читая заученный текст. — Я с вами. А значит, мы победим… Если у вас есть хоть пара десятков солдат, — добавил он, внезапно засомневавшись.

— У нас почти сотня, Мастер-Генерал! — радостно сообщила одна из бронированных дам.

— На стены, — всё так же без выражения сказал Мастер-Генерал. — Все на стены! Это наш последний бой. Пусть атакуют.

В наступившей суете Уйма куда-то подевался. Я нашла себе уголок, села, пристроив посох в тёмном местечке, и задумалась: умирать сейчас или погодить?

Уйма появился минут через десять. Сперва я услышала чавканье, потом запах жареного мяса, наконец, в коридоре появился людоед. В правой руке у него был меч, в левой — огромная кость с остатками мяса. Не иначе, убил кого-то и доедает.

— Идём.

— Куда?

— Здесь кухня.

В проёме между двумя окнами Уйма остановился. Рванул со стены ветхую портьеру. Затрещали нитки.

— Ты чего?

— Посох замотай. Кто спросит, скажи — лыжи.

— Что?

Уйма, не слушая меня, удалялся по коридору. Волоча в одной руке посох, а в другой обрывок портьеры, я поспешила за ним. Ну откуда, скажите пожалуйста, волосатому людоеду с островов знать, что такое лыжи?

И кто с собой потащит лыжи в осаждённый замок?

— Ты издеваешься, — сказала я жалобно. — Ты опять смеёшься надо мной.

— Нет.

И он втолкнул меня в просторное, пропахшее дымом и жиром помещение. Здесь никого не было, если не считать крысы, которая при нашем появлении даже не соизволила убежать — просто ушла в нору, неторопливо и вразвалочку.

Я со стоном повалилась на деревянный стул.

— Заматывай посох, — Уйма заглянул в котёл, висевший на треноге рядом с погасшим очагом. — Кашу будешь?

— Пить хочу.

— Вино будешь?

— Нет.

Уйма фыркнул:

— Тогда водичка.

Я вспомнила морс, которым меня угощал Оберон.

— Зачем мы сюда пришли, если тут нет принцев?

— На, — Уйма поставил передо мной тарелку каши и кружку с водой. — Скажешь Гарольду — Уйма заботился.

Глава 9

Максимилиан

Не знаю, сколько я спала. Просто упала на деревянную лавку и так, не снимая сапог, выключилась, словно электрическая игрушка. Мог приходить кто угодно, отбирать посох, красть восковой ключ, резать меня или есть живьём — я бы и бровью не повела.

А когда проснулась — за узенькими окошками уже был день, в отдалении что-то грохотало и стены замка сотрясались.

Сражение!

Я нащупала посох, завёрнутый в остатки портьеры. Надо было, по крайней мере, увидеть, что там происходит, кто побеждает и жив ли ещё Уйма. А ещё неплохо бы появиться на поле боя, ударить в небо зелёной молнией, и пусть они признают во мне могучего боевого мага, а не мальчишку на побегушках…

Я подошла к очагу посмотреть, не осталось ли в котле ещё каши, и в этот момент в трубе зашуршало. Шлёп! — в остывший очаг вывалился человек; я вскинула посох наизготовку.

Он был небольшой. С меня ростом. Мальчик, одетый в чёрное, с наполовину чёрным от сажи лицом, с очень белыми, но перепачканными волосами. А глаза у него были чернющие, так что даже зрачков почти не разглядеть.

Он уставился на меня вот этими чёрными глазами, и у меня вдруг от страха поджилки затряслись. Хотя он вовсе не выглядел сильным — тощий, будто его год не кормили. Узкие плечи. Острый нос.

— Привет, — сказал он как ни в чём не бывало. — А я что-то про тебя знаю.

— Привет, — отозвалась я, стараясь выглядеть насмешливо. — Я тоже про тебя что-то знаю. Ты трубочист.

— Я такой же трубочист, как ты — слуга этого волосатого, — он ухмыльнулся.

— А кто я? — мне очень хотелось, чтобы голос звучал потвёрже.

— Ты маг, — он перестал скалиться.

Это было так неожиданно, что я опустила посох.

— С чего ты взял?

— Но и это не главное. — Он выбрался из очага, заглянул в котёл, поморщился, рассеянно оглядел кухню, словно решая, чем тут можно поживиться. — Главное — ты оттуда. Из-за Печати.

— Нет, — сказала я поспешно.

— Да, — он зажмурился, как кот на солнцепёке. — Здесь где-то были яблоки в сахаре. Ты не знаешь?

— Не знаю, — я едва удержалась, чтобы не проверить в кармане восковой ключ.

— Жаль, — он потянул носом воздух. — По-моему, первая атака отбита. Ты как считаешь?

— Я не знаю, — повторила я хмуро. — Ты сам кто такой?

Он остановился передо мной. Ему было лет двенадцать, и богатырским сложением он, как и я, не отличался.

— Я? — он улыбнулся, на запачканном сажей белом лице проступили милые ямочки. — Я тебе расскажу. Но сперва давай посмотрим, как там дела на поле боя?

Ну кто там обычно лазает по трубе, кроме трубочистов? Санта-Клаус с большим мешком? То-то я ему не завидую…

Мальчишка поднимался первым, я видела его башмаки, ловко переступающие с одной железной скобы на другую. Скобы отстояли далеко друг от друга, в расчёте на взрослого человека, и оказались они такими грязными, что противно было прикоснуться. Отовсюду летела сажа. Когда мы наконец выбрались из трубы на крышу, я вовсю чихала, кашляла и была чумазая, как мой спутник.

Из рваных туч проглянуло солнце. Я огляделась, и у меня захватило дух: мы сидели на крыше башенки, возвышающейся над остальными, как бледная поганка над скопищем ложных опят. В отдалении дымились развалины соседнего замка, а наш собственный был виден как на ладони. Прямо под нами суетились люди на зубчатой стене, подносили камни, заряжали катапульты и выстреливали, не целясь, только воздух вокруг свистел.

Замирая от страха, я подобралась к самому краю крыши (стараясь не забывать о мальчишке, — мало ли что ему в голову взбредёт!). Отсюда стали видны враги — большое разноцветное войско, в этот момент как раз отступающее от стен. Врагов по пятам преследовали защитники замка, и когда я их разглядела, то чуть с крыши не свалилась!

С флангов сражались обыкновенные люди, кто в доспехах, кто без, а Уйма (я и его смогла разглядеть) — вообще голый до пояса. Но в центре, в передних рядах, стояли большеголовые, в полтора человеческих роста, страшилища!

— Что это?

— Куклы, — пренебрежительно сказал мой спутник. — Боевые игрушки Мастера. Безнадёжное дело, замок не взять. Принц-деспот может прямо сейчас поворачивать и уходить.

— Кто?

— Принц-деспот, — мальчишка стрельнул на меня чёрными глазами. — Только пришельцы из-за Печати могут быть такими незнайками.

Он помолчал и добавил высокомерно:

— Особенно если они девчонки.

Вот как. А я-то думала, что в мужской одежде похожа на мальчишку.

— Кто тебе сказал, что я из-за Печати? — я сделала вид, что не заметила насмешки.

— Сам догадался. Я тоже маг. И поумнее тебя.

— Хвастался бы меньше, — сказала я, отползая от края крыши и подтягивая к себе посох.

Мальчишка прищурился:

— Хочешь, сыграем в интересную игру?

— Не хочу. Мне сейчас не до игр.

— Это особая игра. Называется «вопрос — ответ». Ты ведь хочешь меня расспросить?

Он попал в точку.

— Вот-вот, — он глянул на горизонт, прикрыв глаза ладонью, потом снова на меня. — Я тоже кое-что хочу знать. Честный ответ в обмен на другой честный ответ. Идёт?

Атаковавшие замок враги отступали. Чудища, в самом деле похожие на неумело сшитых кукол, в какой-то момент замерли, как по команде, потом одновременно повернули обратно.

— Как они… они живые или мёртвые? Это Мастер-Генерал ими командует?

Он прищурился:

— Как много вопросов… И всё бесплатно.

— Жалко тебе ответить?

— Не жалко. Будем играть?

— А если ты соврёшь?

— Есть средство, — мальчишка посерьёзнел. — Чтобы и мне не врать, и тебе не врать. Ну? Давай?

Лезть обратно в трубу мне, к счастью, не пришлось. Мальчишка знал тут все входы и выходы — по узенькой лестнице (Уйме бы не протиснуться) новый знакомый привёл меня в маленькую круглую комнату, где и пол и стены были увешаны и устланы старыми, ветхими полотнищами. Узкая дверь, едва закрывшись, спряталась под парчовыми и бархатными, цветными и чёрными тканями.