Слово Оберона - Марина Дяченко

Мы шли на север. Наступал уже вечер, когда у дороги нам повстречалась первая виселица.

— На верном пути, — сказал Уйма.

К моему большому счастью, виселица была пуста. Чёрная петля покачивалась, притворяясь безвредной верёвкой.

— Сядем и перекусим, — предложил Уйма.

Я согласилась. Запасливый людоед утащил с праздничного стола целый мешок мяса, сыра, лепёшек и кислых бледно-синих слив. От странных фруктов сводило скулы, зато они утоляли жажду.

Я ела и поглядывала на Уйму. Невозможно было привыкнуть к его новому обличью. Только я успела притерпеться к тому, что у меня в спутниках людоед, как вдруг знакомый дикарь без всякого волшебства превратился в незнакомого рыцаря. И это меня скорее пугало, чем радовало: дикаря, как известно, можно обмануть, провести, ну как-то «превзойти мозгами». А от этого нового Уймы я не знала, чего и ждать.

Так примерно я размышляла, но по мере того, как мой желудок становился всё полнее, настроение делалось всё лучше, и скоро мне уже не хотелось задумываться о неприятных вещах.

— Дело не так-то уж плохо, — взялась я рассуждать, когда ужин был съеден. — Принц-деспот — это раз. Принц-пленник — это два…

— Никто не знает, где Принц-пленник, — заметил Уйма.

— Ну его братец-то должен знать? Я так поняла, что Принц-деспот его и запленил… Заточил… Посадил, короче.

— Он запленил его не за тем, чтобы женить, — возразил Уйма.

— Тогда мы должны уговорить — пусть выпустит, — сказала я не очень уверенно. — Всё-таки брат… Ты не знаешь случайно, из-за чего они поругались?

— Жритраву, — задумчиво сказал Уйма, поглядывая на пустую петлю. — Из-за чего ругаются принцы? Из-за трона. Я так думаю.

Я уныло смотрела на обглоданную кость в его руках. Ну почему, почему всё так сложно? Почему за Ведьминой Печатью нам не встретилась мирная, процветающая страна, где прекрасные, благородные принцы рвут ромашки, мечтая о невестах?

— Может быть, нам начать с Принца-саламандры?

— Гмурры, — коротко ответил Уйма.

— Кто это?

— Не знаю. Но все говорят, что до Принца-саламандры только на огненном шаре. Из-за гмурров.

— А где тут остановка огненных шаров?

— Остановка?

— Ну станция. Пристань. Гнездо.

— На запад за лесом, на высоком холме. Но сперва нам надо награбить денег.

— Мы не грабители.

Уйма не удостоил меня ответом. Он лёг на спину, вытянувшись во весь рост, и закинул руки за голову. Железные пластинки панциря чуть разошлись, как чешуйки, на его груди. Наверное, это был очень хороший доспех.

— Мы напрасно идём к Принцу-деспоту, — изрёк Уйма лёжа. — Он убьёт тебя, а меня приспособит крутить какое-нибудь колесо. На мельнице. Или на руднике.

— Он же разбит, — напомнила я. — Он потерпел поражение. У него не осталось войска.

— Мой папа, Охра Костегрыз, никогда не уходил в поход, не оставив дома, в деревне, запасной отряд. Почему ты думаешь, что Принц-деспот должен быть глупее моего папы?

Я молчала. Мне нечего было ответить. Уйма валялся, отдыхая, расстелив по траве широкие кольчужные рукава.

— Зачем таскать на себе эту тяжесть? — спросила я, ни к кому не обращаясь.

— А мне нравится. У нас на островах такого нет.

Вечерело. Я страшно устала. Ныли ноги. Клонило в сон. Мы только сутки за Печатью, а кажется — целый год. И ничего ещё не сделано. Надо вставать и идти, а сил нет.

— Уйма, давай здесь заночуем.

— С дороги бы убраться, — людоед смотрел в темнеющее небо. — Мало ли кто тут ездит…

Будто в ответ на его слова в отдалении, там, откуда мы пришли, послышался негромкий топот.

— Уходим! — я вскочила, откуда только силы взялись. Уйма остался лежать:

— Три лошади. Одна повозка. Пеших с десяток, не больше. Ничего они нам не сделают, а вот спросить — спросить у них можно.

Я снова села и положила посох на колени.

Путники показались через полчаса. Лошадей в самом деле было три: одна запряжена в телегу, две с поклажей, их вели под уздцы тощие женщины в рваных плащах. Впереди выступал старик, борода у него была седая и клочковатая, а на голове поблёскивала странная шапка. Только когда он подошёл поближе, я поняла, что это корона! За коронованным шли, понурив головы, мужчины и женщины разных лет, одна несла на руках младенца.

Король? Принц?!

— Здравствуйте, люди добрые, — сказал Уйма с добродушием истинного людоеда. — Куда путь держите? И что везёте?

Он вытянул шею. Я посмотрела на повозку и обмерла: на дне её, устланном плащами, лежал, глядя в вечернее небо, Мастер-Генерал! Я захлопала глазами; даже в сумерках ошибиться было невозможно, я ведь видела его и вчера живым, и сегодня мёртвым. Это был точно Мастер, только рубашка на нём была не белая, а синяя, и из груди торчал не стилет, а сразу две стрелы. Я быстро отвела глаза.

— Идём по своим делам, — глухо ответил старик в короне. — Ищем справедливости.

— Уж не у принца ли деспота? — удивился Уйма.

Люди мрачно переглянулись.

— Настанет время, — с угрозой проговорила женщина, когда-то красивая, а теперь очень костлявая и бледная, — и Мастер откроет глаза. Тогда мы посчитаемся с деспотом и отвоюем свой замок. Тогда ты не станешь насмехаться над нами, чужак.

И все они с надеждой посмотрели на труп, а труп глядел в небо, никак не отвечая на их молчаливую мольбу. Я тряхнула головой; когда они успели выкрасть труп из замка? Переодеть? Заменить стилет двумя стрелами? Когда они всё это успели, но главное — зачем?

Уйма был озадачен не меньше меня.

— Вчера он уже открывал глаза, — сказал он нерешительно. — Ещё сегодня утром я бился под его рукой.

Люди на дороге разом загомонили, обращаясь друг к другу. В их голосах была горечь и злость.

— Справедливость есть, — сквозь зубы сообщила Уйме бывшая красавица. — И мы встанем. Это будет скоро!

— Погодите, — вмешалась я неприлично тонким голосом. — Мы не знаем, кто вы…. Нет ли среди вас принцев? Настоящих?

Все замолчали и так на меня уставились, что мне захотелось спрятаться за Уйму.

— Наших принцев, — глухо сказала женщина, — убили враги много лет назад. Но мы ещё поквитаемся!

И, не тратя больше слов, потащила за повод лошадь с поклажей. За ними двинулась телега; выпучив глаза, я смотрела, как проплывает мимо пронзённый стрелами Мастер-Генерал.

Хромая, спотыкаясь, усталые люди уходили всё дальше, пока наконец не скрылись из виду. Мы с Уймой ещё долго молчали.

— Может, это его брат-близнец? — спросила я наконец.

Людоед пожал бронированными плечами.

Уйма заснул первым. Дышал он, как всегда, бесшумно, так что я долго не могла понять: спит? Или притворяется?

Он спал.

Из-за облака вылезла луна и уставилась на меня гипнотизирующим взглядом. Я повернулась на бок, закрыла глаза.

Что сейчас делает Оберон? Считает ли он, хоть в глубине души, что я не упрямая маленькая дура, а верный Королевству маг, рискующий жизнью ради своего государя?

Что сейчас делает Гарольд? Не сидит ли в тюрьме по обвинению в государственной измене?

Отбита ли атака кочевников, и спасён ли город?

Уйма сладко облизнулся во сне. Потянулся — и снова успокоился. А ещё дикарь, называется. Нет чтобы караулить ночью. А то ведь напрыгнут враги и возьмут нас, тёпленьких…

Над землёй стелилась ночная сырость. Я обхватила себя за плечи и перевернулась снова на спину. Зажмурилась, чтобы не видеть луну.

Кто такой Мастер-Генерал? И почему он то оживает, то умирает снова?

Зачем те люди, которых мы встретили, возят мёртвое тело в повозке?

Какая странная страна…

Я всю ночь спала урывками и проснулась первой. Уйма дрыхнул. На пластинах его панциря (а он спал, не снимая доспехов) выступила роса.

У меня затекли руки, ноги, шея, даже, кажется, язык. Морщась и потирая бока, я взобралась на небольшой кряж, нависающий над дорогой.

Пусто. На севере, в тумане, виднеется следующая виселица — путеводный знак, ведущий к принцу-деспоту. Я вздохнула; хотелось принять душ. Или хотя бы умыться, желательно не росой.

В стороне от дороги я разглядела заросли камыша. Озеро? Болотце? Подойти и глянуть поближе?

Уйма спал. Я попыталась вытащить мешок с продуктами из-под его локтя, но людоед был не прост — разлёгся так, чтобы даже во сне защищать своё добро. Рука у него и так была тяжеленная, а кольчужный рукав сделал её просто неподъёмной. Я сдалась.

Над крохотным озерцом кружились мошки. Раздвигая посохом камыш, я пробиралась вперёд; уже показалась вода, чистая, прозрачная до самого дна. Я сделала ещё шаг…

Над моей головой свистнула верёвка. Петля захлестнулась на посохе. Рывок — гладкое дерево, обжигая ладони, рванулось из рук, и сколько я ни пыталась удержать его — упустила.

Из камышей поднялись трое. Двое взрослых (я мельком видела их в замке) и Максимилиан.