Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс

– Да, очень испугался. – Мэллори взглянул на экран. – Не важно, как это называлось, но все частные школы сохранили свои «Винтовки».

– Вступают туда в шестнадцать, – сказала Уайтстоун. – Примерно столько и ребятам на фотографии. Преподавание ведут действующие армейские офицеры: дают навыки командования, обучают сигналам, стрельбе. На выходных курсанты выезжают на полигон, где используют настоящие боеприпасы.

– Что у нас еще? – спросил Мэллори.

– Мясник Боб, сэр, – сказал Гейн и повернулся ко мне: – Не давайте комментариев журналистам, ладно? Для этого есть специальные люди, офицеры пресс-службы. Вот пусть они и работают. Потому что стоит нам открыть рот, как маменькины сынки и всякие социопаты выползают в соцсети похвастаться, как они опасны для общества. Кто-то объявит себя Мясником, а нам придется устанавливать слежку, вычислять его по IP-адресу, ехать к нему домой и объяснять, что он очень плохо себя ведет. Прессе – ни слова. Хорошо?

– Ладно.

Он понял, что спорить я не собираюсь, и смягчился:

– Особенно этой Скарлет Буш. Она язва. Говорят, у нее мозг как таблоид, а рот – как широкополосная газета. Или наоборот?

Я помедлил и спросил:

– Так вы принимаете Мясника Боба всерьез?

– А что еще остается? Если кто-то утверждает, что совершил преступление, мы обязаны его арестовать. Такая у нас работа.

– Есть IP-адрес этого Мясника? – спросил Мэллори.

– Пока нет, сэр, – ответил Гейн. – Он отправляет сообщения через какой-то анонимайзер или прокси-сервер. Возможно, использует программы-посредники, Tor или 12P. Они выполняют роль стены между пользователем и цифровым миром. Большинство детской порнографии так и публикуется. Между прочим, Боб опять выходил на связь.

Инспектор нажал пару клавиш, и семеро подростков исчезли. Вместо них на большом экране появилась страница социальной сети.

Черно-белая фотография размером с почтовую марку. На ней – узколицый мужчина в костюме, при галстуке и в шляпе. В уголке рта нахально торчит сигарета. Историческая фигура.

Мэллори вслух прочел сообщение:

– Я – Смерть, разрушитель миров. Узрите черного ангела людского, праведного мстителя за обездоленных. Грядет Боб Мясник. Убей всех банкиров. Убей всех свиней.

– Кто-то переиграл в компьютерные игры, – хохотнул Гейн.

Старший инспектор даже не улыбнулся.

– Первая часть – слова Роберта Оппенгеймера, отца атомной бомбы, – объяснил он. – Я – Смерть, разрушитель миров. На фотографии – сам Оппенгеймер. Это цитата из древнего индийского текста, Бхагавад-гиты. Он произнес ее после испытаний ядерного оружия. После того, как мир навсегда стал другим.

– Потом почитаю.

Гейн ударил по клавише, и на экран вернулась фотография семерых подростков.

– Наш ключ – это школа, – сказал Мэллори.

– Поттерс-Филд, – начала детектив Уайтстоун, – основана Генрихом Восьмым в тысяча пятьсот девятом году, в первый год его правления. Название взято из Библии. Поттерс-Филд, земля горшечника – клочок, не годный ни на что, кроме захоронений. Эту землю выкупили на деньги, брошенные Иудой. От Матфея, глава двадцать седьмая. «Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня».

Уайтстоун скромно улыбнулась.

– Воскресная школа? – спросил Гейн.

– Гугл, – ответила она.

– Компания более разношерстная, чем кажется на первый взгляд, – заметил я. – Хьюго Бак – из старого банкирского рода. Адам Джонс поступил в Поттерс-Филд как стипендиат музыкальной школы. Они не только умерли, но и жили в разных мирах.

Мэллори кивнул:

– Старые деньги. Новые деньги. И никаких денег. Но кто ненавидит этих ребят?

Мы смотрели на фотографию кадетов Поттерс-Филда, выпуск тысяча девятьсот восемьдесят пятого. В кабинете было тихо, лишь пятью этажами ниже шумели проезжавшие по Сэвил-Роу машины. Я заметил, как Мэллори использует эту тишину, чтобы в ней нам открылась истина.

– Может, они сами ненавидели друг друга? – предположил я.

Я вернулся поздно. Ужасно поздно.

После школы у Скаут были дополнительные занятия. Что-то на тему иллюстрации в мире моды. Для детей, которые любят порисовать и чьи родители застряли на работе. Но даже при этом раскладе я слишком запоздал.

Скаут в компании мисс Дэвис ждала у школьных ворот. Остальные ребята давно разошлись по домам.

Девочка и учительница оживленно болтали. Точнее, говорила моя дочь, а новозеландка с улыбкой кивала, не успевая вставить ни слова. Скаут очень любила свою учительницу.

Я припарковался поближе и подбежал к ним.

– Простите. На дорогах не протолкнуться.

Мисс Дэвис была невозмутима, точно птица киви. Она все-все понимала.

По пути домой я поглядывал на дочку в зеркало заднего вида.

– Скаут.

Она встретила в зеркале мой взгляд.

– Что?

– Прости, пожалуйста.

– Сегодня была твоя очередь меня забирать. Не миссис Мерфи, а твоя.

– Я что-нибудь придумаю. Наверное, миссис Мерфи будет приходить почаще. Но я никогда больше не буду опаздывать.

Она отвела глаза.

– Скаут.

– Что?

– Ты меня простила?

– Я всегда тебя прощаю, – сказала она, глядя на улицы за окном.

И я всю дорогу думал об этом.

Скаут каталась по полу со Стэном.

– Ночью он иногда повизгивает. Я слышала.

Я кивнул:

– Я тоже.

– Наверное, хочет вернуться в старый дом.

– Нет. Он хочет услышать, как бьется сердце мамы. Но я знаю, как сделать, чтобы щенки не тосковали. Сейчас покажу.

Я нашел старый будильник и положил его в собачью корзинку, под одеяло.

– Стэн будет думать, что его мама здесь. Он примет тиканье за биение сердца.

Скаут посмотрела на меня с таким недоверием, что затея вдруг показалась мне просто смехотворной. Однако способ и правда сработал.

Я заснул только перед рассветом. Все переворачивал подушку, пока не смолк шум мясного рынка и в комнату не просочился молочно-серый свет. Будильник под одеялом в корзинке постукивал, точно сердце, и за всю ночь Стэн ни разу не заскулил.

Восемь

Черный музей Скотленд-Ярда – и не музей вовсе. Посетителей туда не пускают, экспонаты хранятся за надежно запертыми дверями.

Даже название это – не официальное. Когда из районов с сообществами национальных меньшинств начали поступать жалобы, его переименовали в Криминальный музей полиции Центрального Лондона, и навязанное сверху изменение стало гарантией того, что мы везде и всюду называли его Черным.

Как я сказал констеблю Грину, в Музее хранятся учебные пособия. Он был основан в Викторианскую эпоху и существует до сих пор именно для того, чтобы полицейские могли ознакомиться там с орудиями преступников.

Мы со старшим инспектором Мэллори пришли сюда за тем же. Я целый день работал с информационной системой, медленно продвигаясь по списку запросов: сличал почерк подозреваемых нами убийц, которые перерезали жертвам горло, до сих пор были живы и не сидели в тюрьме. День был долгий и бесплодный: слишком много тупиковых линий и кофеина.

А вечером мы отправились искать орудие убийства.

В Новом Скотленд-Ярде мы остановились у двери под номером 101. Мэллори широко улыбнулся:

– Сто первый кабинет. Вот совпадение, правда?

Он, должно быть, заметил мою растерянность и добавил с легким разочарованием:

– «1984» Джорджа Оруэлла. В сто первом кабинете находилась камера пыток в Министерстве Любви.

Я порылся в памяти. Читал это в детстве – кто-то меня заставил.

– Там были крысы, – вспомнил я. – Крысы в клетке. И ее прикрепили к лицу Уинстона.

– В этой комнате люди встречали свой самый страшный кошмар, – кивнул Мэллори. – Там хранилось то, что хуже всего на свете. Как сказал О’Брайен Уинстону: все знают, что ждет внутри.

Мэллори постучал, и за дверью послышался голос, пригласивший нас войти.

Даже старшему инспектору Скотленд-Ярда требовалось разрешение, чтобы посетить Черный музей. Однако хранитель – сержант Джон Кейн с тридцатью годами службы на лице и без грамма жира на теле – приветствовал Мэллори как старого друга.

– Чем могу помочь, сэр? – спросил Кейн, когда они пожимали руки.

– Мы ищем кинжал, – ответил Мэллори. – Или, по крайней мере, нечто с обоюдоострым лезвием. – Он открыл кейс. – По моим прикидкам, оружие должно быть короче меча, но длиннее обычного ножа.

Мэллори вынул из папки и разложил на столе фотографии:

– Что-то такое, чем могли сделать вот это.

Пока сержант Кейн спокойно изучал шесть снимков – копии тех, что Мэллори прикрепил на стену в Отделе серьезных инцидентов, – я огляделся. На стенах висели полки с книгами и полицейские значки со всего мира. Возможно, их дарили в благодарность за разрешение взглянуть на экспонаты музея. Я взял со стола старую книгу в твердом переплете. Суперобложки не было. «Сорок лет в Скотленд-Ярде, – гласило название на титульном листе. – История службы в Отделе расследования уголовных преступлений». Автор – Фредерик Портер Уэнсли.