Дочь Роксоланы. Наследие любви - Наталья Павлищева

Присмотревшись к визирю еще в Стамбуле, в Эдирне Ханзаде делала все, чтобы то и дело словно нечаянно сталкиваться с пашой. Мать поддержала старания дочери, потому Рустему пришлось прочувствовать основательный натиск двух родственниц своего Повелителя.

Ханзаде – красивая молодая женщина, ее взгляд над полосой яшмака горяч, голос вкрадчив… Какой мужчина устоит?

Михримах, обнаружив, что Ханзаде решительно настроена завоевать сердце паши, пришла в ярость, но Эсмехан напомнила:

– Паша не твой раб. Он волен выбирать себе жену, если это позволит султан.

Волен! Как это он волен?! Как он может выбрать кого-то другого? Это означало бы, что и Рустем-паша потерян.

Эсмехан снова разумно возражала:

– Михримах, он по-прежнему будет визирем и будет ездить верхом, только дома у него будет жена.

Почему Михримах никак не могла допустить вот этого – у Рустема-паши будет жена? Разве он не мог жениться в Диярбакыре или просто завести гарем? Почему все в душе протестовало?

– Ты просто считаешь его своей собственностью, а он уже давно не конюх, – вразумляла Эсмехан.

Но Эсмехан вышла замуж, и теперь все ее мысли и заботы о Мехмеде, Баязид после обрезания сидел дома, и Михримах чувствовала страшное одиночество. Не дожидаясь окончания праздничных гуляний, она запросилась домой.

– Повелитель, я уеду, чтобы потом не вязнуть в грязи среди множества обозов?

– Грустишь из-за того, что Эсмехан вышла замуж?

– Мехмед женился и остается в Эдирне. С кем я буду соревноваться в Стамбуле? – попыталась она отшутиться. Шутка вышла грустной.

– С Баязидом, он давно рвется доказать, что тоже силен и ловок.

– Он действительно силен и ловок, отец. Так вы позволите мне уехать?

Сулейман хоть и занят делами, успел заметить, что Ханзаде настойчиво обхаживает Рустема-пашу. В другое время не был бы против такого брака, отдал племянницу визирю, но султан заметил и другое – реакцию собственной дочери. Это только кажется, что Повелитель не замечает ничего и никого вокруг, что его мысли заняты более высокими делами. Сулейман все понял.

– Рустем-паша, поручаю вам проводить принцессу в Стамбул. Вы тоже устали от праздника?

– Как прикажете, Повелитель.

Сердца обоих скакнули, но все быстро испортила та же Ханзаде.

Услышав, что принцесса тоже собирается возвращаться, Михримах чуть не расплакалась. Рустем, узнав, что с ними поедет и Ханзаде Султан, нахмурился, но что он мог поделать?

– Я поеду верхом! – объявила Михримах.

– Я тоже, – согласилась дочь Фатьмы.

Она хорошо держалась в седле, правда, в женском, что не позволяло скакать быстро. В первый же день Ханзаде сильно устала и утром поднялась поздно, будучи разбитой. Не лучше чувствовали себя и три ее служанки, попросту болтавшиеся в седлах, как мешки.

Михримах злилась.

– Мы будем зависеть от этой рохли?!

– Куда вы торопитесь, Михримах Султан?

– Я, Рустем-паша, не желаю провести полжизни в караван-сараях из-за того, что Ханзаде Султан не может держаться в седле! Впрочем, я вас не тороплю, вы можете оставаться и плестись с принцессой хоть шагом и по два часа в день. Я доберусь и одна со своими евнухами и своей охраной.

Вообще-то, она права, Ханзаде не приучена к седлу, ей трудно, ни к чему было увязываться следом. Но можно высказаться не так резко.

Рустем вздохнул.

– Повелитель поручил мне сопроводить в Стамбул вас, я поеду с вами. А с Ханзаде Султан останется мой Малик-ага.

– В этом нет необходимости, Малик-ага может ехать со мной, а вы оставайтесь.

– Я сам решу, султанша, как мне быть! – разозлился Рустем.

Он не видел своей вины ни в чем, и нападки Михримах начали выводить из себя.

Оставив Ханзаде со служанками отдыхать, в Стамбул двинулись все же вместе. Злясь на саму себя, Михримах гнала лошадь, словно вознамерившись загнать ее совсем. На первой же остановке Рустем подошел к ней.

– Султанша, как бы и на кого бы вы ни злились, лошадь здесь ни при чем. Мы не гонцы, и так спешить вам некуда.

Она чуть не заплакала, но сумела сдержаться.

Принцессы хватило ненадолго, уже на следующий день она изводила Рустема, то и дело напоминая, что его сердце осталось в Хавсе, где, небось, до сих пор залечивает свои раны от седла прекрасная вдова Ханзаде Султан… Не замолчала даже, встретившись с бешеным взглядом паши. Рустем все чаще задумывался над тем, чтобы вернуться в Диярбакыр. Чем дальше от Стамбула и султанши, тем лучше.

Убедившись, что паша отвечать на ее колкости не намерен, Михримах замолчала, она лишь погоняла и погоняла лошадь.

Дома коротко пересказала новости о празднике матери, сообщила, что свадьба Мехмеда и Эсмехан состоялась, и ушла к себе.

В хаммаме долго лежала без сил. Хотелось смыть с себя что-то нехорошее, какую-то вину. В глубине души понимала, что за вина, но признаваться в этом не желала.

Рустем тоже навестил Роксолану, передал письмо Повелителя, рассказал о празднике и свадьбе несколько подробней. И тоже был сдержан и хмур.

– Что-то не так, паша?

– Нет, все хорошо, просто дел много накопилось за время празднования. Завтра уеду в Анатолию.

– Вас замучила принцесса? – догадалась Роксолана.

Он не стал жаловаться, просто покачал головой.

– Дела, султанша.

– И все же прошу вас подождать, пока вернется Повелитель, потом поедете.

Пришлось пообещать.

Михримах увидел у Хуррем Султан в кабинете на следующий день. Увидел и поразился: тихая, кроткая, грустная, словно всеми покинутая.

– Султанша, что-то случилось?

Она вскинула глаза, вздохнула.

– Я осталась одна. Даже верхом поездить не с кем…

Всего минуту назад Рустем был твердо уверен, что немедленно уедет подальше от Стамбула, но тут произнес независимо от своей воли:

– Если хотите, я поеду с вами…

– Правда?

Сколько раз потом он жалел, что предложил! Сколько раз потом радовался, что не уехал, не бросил все!

Горько жалел несколько дней, а с благодарностью вспоминал этот день всю оставшуюся жизнь.

Нет, принцесса не изменилась, слезы в ее глазах были просто слезами отчаянья от одиночества, и задевать Рустема-пашу на каждом шагу Михримах не перестала – не могла, это часть ее натуры, неотделимая часть ее характера.

Через пару дней в Стамбул вернулась Ханзаде и тут же попросила Рустема посмотреть ее лошадь. Бедолага почувствовал себя загнанным в угол. Отказаться нельзя, но и выполнить просьбу Ханзаде Султан означало дать ей повод обращаться снова и снова и вызывать гнев Михримах Султан.

Так и случилось, Михримах ахнула.

– Рустем-паша, вы теперь конюх у Ханзаде Султан?

– И ваш, султанша, тоже! – фыркнул в ответ паша.

Как ни старался терпеть, не выходить из себя, не отвечать, не замечать – она умудрялась зацепить так, чтобы огрызнулся, словно находя мрачное удовольствие в пререканиях. Жизнь с каждым днем становилась невыносимей.

Хорошо, что почти сразу вернулся и сам султан, он не стал ждать окончания праздников, предпочитая не месить грязь на разбитых тысячами копыт дорогах.

Роксолана пожаловалась на войну между Михримах и Рустемом. Сулейман кивнул.

– Пора их поженить, чтобы перестали ссориться.

– Что?

– Хуррем, неужели ты до сих пор не убедилась, что только так можно угомонить нашу дочь и подчинить ее хоть кому-то?

– Но сумеет ли Рустем-паша подчинить Михримах?

– Если не дурак, то сумеет. А не сумеет, тем хуже для него. Ты дашь согласие?

– Пусть попросит, – согласилась Роксолана.

Ей симпатичен умный, спокойный босниец, но сумеет ли Рустем справиться с беспокойной принцессой?

Ладно, так тому и быть, решила для себя Роксолана. Михримах пора замуж, восемнадцатый год, она в этом возрасте уже троих детей имела… А еще пора подумать о наложнице для Селима. Шехзаде уже проявляет интерес к рабыням; чтобы не закончилось рождением от какой-нибудь ушлой истопницы, нужно присмотреть красивую и неглупую, но такую, чтоб и Селима в руках держала, и против самой султанши не смела не то что слово сказать, даже подумать что-то.

Как незаметно выросли дети… Сулейман все время в походах, возвращался из одного, тут же начинал готовить другой то на запад, то на восток… Все время ждала его их походов, писала письма… Полжизни в письмах. И не заметила, как эта жизнь пролетела, скоро станет бабушкой. Радостно и грустно одновременно.

Михримах удивилась ее осведомленности и ловкости. Жизнь приучила, в ней редко стоит идти напролом, как пока делает их дочь, куда лучше создать условия, чтобы все получилось так, как надо тебе. Роксолана давно этому научилась. Научится ли Михримах?

Рустем едва дождался возвращения султана. Ему уже не хотелось разгадывать загадку. Любая встреча с Михримах выливалась в противостояние, бессмысленное, на пустом месте, отнимавшее много сил, раздражавшее. Словно одно его существование бесило принцессу. Ее раздражением пользовалась Ханзаде Султан, намеренно выводя Михримах из себя, Рустем досадовал на несдержанность своей ученицы, но поделать ничего не мог, потому что сам был первым объектом ее нападок.