Условности - Теодор Драйзер

Ах, милая Шерли, я с нежностью думаю о тебе! Кажется, не проходит и часа, чтобы краткое, но бесконечно дорогое воспоминание о тебе не явилось мне. О эти чудесные мгновения… Ночь, когда мы сидели на траве в парке Трегор и считали звезды в ветвях деревьев; тот первый вечер в Спарроус-Пойнт, когда мы опоздали на последний поезд и нам пришлось идти пешком до Лэнгли. Помнишь тех лягушек, Шерл? А теплое апрельское воскресенье в лесу Атолби! Ах, Шерл, тебе не нужны те шесть записок! Позволь мне сохранить их у себя. Но помнить обо мне, милая, где бы ты ни была и что бы ни делала, будешь? Я всегда буду думать о тебе и сожалеть, что ты не встретила мужчину более достойного и здравомыслящего, чем я, хотел бы я и правду жениться на тебе и стать таким, каким ты желала меня видеть. До свидания, любимая. Возможно, я отплыву на Яву меньше чем через месяц. Если это случится и ты не будешь против, я отправлю тебе оттуда пару открыток (при условии, что они там есть).

Твой никчемный Артур».

Она сидела молча и в глухом отчаянии вертела в руках письмо. Его последнее послание. Другого уже не будет, в этом она не сомневалась. Артур уехал, теперь уже навсегда. Шерли один лишь раз написала ему: ничего не требовала, не умоляла, только попросила вернуть ее письма, – тогда и пришел этот нежный, но уклончивый ответ. Он не сказал ни слова о своем возможном возвращении, но захотел сохранить для себя ее письма в память о прошлом, о счастливых часах, проведенных вместе.

Счастливые часы! О да, да, да, то были счастливые часы!

И вот она сидит дома после целого дня работы и размышляет обо всем, что случилось за несколько коротких месяцев между его появлением и отъездом; теперь то время представлялось ей волшебным, сказочным вихрем красок и света, который, казалось, перенес ее в иной, неземной мир, но ныне, увы, волшебство рассеялось. В том мире было все, чего она желала: любовь, поэзия, радость, смех. Артур был таким веселым, беззаботным и своенравным, таким по-юношески романтичным, любил игры и не терпел однообразия, мог часами говорить обо всем на свете и чем только не занимался: задорно танцевал, насвистывал, недурно пел и музицировал, знал толк в карточной игре, показывал фокусы. В нем так остро чувствовалась незаурядность; всегда оживленный, приветливый, жизнерадостный, он держал себя вежливо и учтиво, но вместе с тем его раздражали тупость и косность, все скучное и пошлое, обычное для… Но тут Шерли оборвала свои мысли, не желая думать ни о ком, кроме Артура.

Она сидела в крохотной спальне возле гостиной на первом этаже своего дома на Бетьюн-стрит и смотрела на двор Кесселов, за которым тянулись дворы или лужайки Поллардов, Бейкеров, Крайдеров и остальных соседей – на Бетьюн-стрит не было изгородей, – и думала о том, каким скучным все это, должно быть, казалось Артуру с его острым умом, живым воображением и знанием жизни, с его любовью к переменам и веселью, с тем ореолом исключительности, что его окружал; подобных ему людей Шерли еще не встречала. Как мало она ему подходила! Ни ее красота, ни темперамент не искупали различия между ними, его неуловимого превосходства. Как видно, ее скучная работа и дом отпугнули Артура, потому он и уехал. Многие восхищались Шерли и искали встреч с ней, она была молода и по-своему хороша собой, пусть и простовата, ее осыпали знаками внимания, внешность ее волновала мужчин, однако Артур остался к ней равнодушен и бросил.

Теперь Шерли думалось, что унылая картина за окном и все, из чего она складывалась: родители, работа, каждодневные поездки туда-сюда между аптекарским магазином, местом ее службы, и домом на этой улице – составляет суть ее жизни, и ей суждено вечно плестись по наезженной колее. Некоторым девушкам повезло намного больше. У них были изящные наряды, красивые дома, перед ними открывался мир удовольствий и удивительных возможностей. Им не нужно было работать, скупиться и беречь каждый фартинг, чтобы хоть как-то себя обеспечить. Шерли всегда приходилось зарабатывать на жизнь, но прежде – вернее, до появления Артура – она никогда не жаловалась. Бетьюн-стрит, с ее неприметными двориками и домами, похожими один на другой, и этот дом, такой же, как все остальные, простенькая комната и крыльцо, да и ее родители, сказать по правде, люди обыкновенные, каких вокруг множество, – все это представлялось ей довольно сносным и вполне ее устраивало. Но теперь, теперь…

Рядом, на кухне, была ее мать, худая и бледная, но милая, добродушная женщина. Она чистила картошку, промывала салатные листья, бросала на сковороду куски мяса или рыбы, котлеты или печенку, и так изо дня в день, утром и вечером, месяц за месяцем, год за годом. В соседнем доме то же самое делала миссис Кессел. А в следующем доме – миссис Крайдер. А дальше по улице – миссис Поллард. Но до сих пор Шерли не сознавала, насколько все это убого. Теперь же… теперь… ах! И повсюду вдоль улицы на крылечках или лужайках можно было видеть мужей или отцов, в большинстве своем мужчин средних лет или пожилых, как ее отец; перед обедом они читали газеты либо подстригали траву, а после – курили или о чем-то размышляли. Отец Шерли стоял сейчас перед домом, сутулый, кроткий, почти всегда погруженный в задумчивость. Говорил он обычно мало, предоставляя это жене, матери Шерли, однако по-своему любил дочь скучной и тихой любовью. Модельщик по профессии, он годами трудился и откладывал деньги, чтобы приобрести этот скромный домик; жена ему помогала. Они не отличались религиозностью, как часто говорил отец, полагавший, что здравомыслие и человечность служат пропуском в рай, однако временами посещали методистскую церковь на Николас-стрит, и Шерли когда-то ходила туда с ними. Впрочем, в последнее время она не показывалась там, увлеченная иными нехитрыми радостями жизни.

А затем это вялое унылое прозябание (теперь собственное прошлое, как и настоящее, виделось ей таким) нарушило появление Артура Бристоу, молодого, полного сил, красивого, честолюбивого, мечтательного, и тотчас все изменилось; она и сама не понимала, как это вышло. Возник он внезапно, буквально из ниоткуда.

Прежде него был Бартон Уильямс, грузный, флегматичный, исполненный самых лучших намерений. Еще до появления Артура он просил Шерли стать его женой, и та позволила ему почти поверить, будто она согласна. Он ей немного нравился, казалось даже, что она испытывает к нему нежность, ведь