Условности - Теодор Драйзер

западной частью дома, лучи ее пронизывали окна гостиной и примыкавшей к ней кухни. Темные силуэты мебели – стола, придвинутого к нему стула, на спинке которого висела куртка, полуоткрытой кухонной двери и лампы рядом со свернутой газетой – отбрасывали причудливые тени, складывавшиеся в явственную картину: Генри увидел Фиби. Она сидела, склонившись над столом, – ему часто доводилось видеть ее в этой позе. Его бросило в дрожь. Неужели это она? Или ее призрак? Он никогда не верил в привидения, и все же… Генри пристально вгляделся в окутанную полумраком фигуру и почувствовал в затылке странное покалывание, а его седые волосы встали дыбом. Затем он сел на постели. Фигура не двигалась. Он спустил с кровати тощие ноги и немного посидел, глядя на нее и раздумывая, возможно ли, что это и впрямь Фиби. В прошлом они часто заводили разговоры о призраках, видениях и всевозможных предзнаменованиях, но никогда не верили, что подобные вещи существуют. Жена его вовсе не воображала, будто после смерти душа ее бесплотным призраком станет бродить по земле. Свою загробную жизнь она представляла себе иначе, пусть и довольно туманно, но уж по крайней мере надеялась попасть в рай, откуда праведники не возвращаются. И вот она здесь, склонилась над столом в своей черной юбке, с шалью на плечах, и луна освещает ее бледный профиль.

– Фиби, – позвал он, дрожа всем телом, и вытянул вперед костлявую руку. – Ты вернулась?

Фигура осталась неподвижной. Генри поднялся и нерешительно побрел к двери, не отрывая от Фиби взгляда. Но когда он приблизился, видение распалось на части, предметы в комнате приняли свой первоначальный вид: глазам его предстала старая куртка, висевшая на высокой спинке стула, лампа рядом со свернутой газетой и полуотворенная дверь. Генри замер с открытым ртом.

«Ну и ну, – сказал он себе. – Я готов был поклясться, что вижу ее». Он как-то странно, рассеянно провел рукой по волосам, нервное напряжение немного отпустило его. Исчезнувшее видение навело Генри на мысль, что Фиби может еще вернуться.

Встреча с призраком взбудоражила его до крайности, все его мысли занимала теперь покойная жена, вдобавок и годы давали себя знать, так что когда на другую ночь он посмотрел в окно возле своей кровати, откуда виден был курятник, свинарник и край сарая, где держали телегу, ему показалось, что внизу, в легкой туманной дымке, стлавшейся над влажной землей, он снова заметил Фиби. Это был всего лишь клок тумана, испарения, поднимавшиеся от земли прохладной ночью после теплого дня, одно из тех причудливых облачков, что вырастают, словно маленькие белые кипарисы, и тают в воздухе. При жизни Фиби обычно пересекала двор в этом самом месте, выходила через кухонную дверь к хлеву и бросала свиньям отходы, оставшиеся после стряпни, вот и теперь она снова стояла там. Генри сел на постели и боязливо, настороженно принялся разглядывать призрачную фигуру, его била нервная дрожь. Жизненный опыт убеждал его, что это невозможно, и все же, охваченный радостным волнением, он готов был поверить: духи существуют; должно быть, Фиби думала о нем, тревожилась, оттого что он остался совсем один, и потому вернулась. А что ей было делать? Как еще могла она выразить свои чувства? Надо думать, она поступила так по доброте душевной; Фиби всегда нежно заботилась о нем, вот и решила подать ему знак. Генри трясся, не сводя глаз с неясной тени, пока легкий порыв ветра не отнес ее к изгороди, где она растаяла.

Дней десять спустя, ночью, когда старый Генри спал, жена явилась в третий раз. Она подошла к его постели и положила руку ему на голову.

– Бедный Генри! – произнесла она. – Плохи твои дела.

Генри тотчас проснулся; ему показалось, будто он и вправду видит, как темная призрачная фигура выходит из спальни в гостиную. Он прищурился, силясь рассмотреть силуэт, и вокруг черного пятна перед его глазами заплясали светящиеся точки. Ошеломленный, он поднялся с кровати и принялся расхаживать по холодной комнате из угла в угол, уже не сомневаясь, что Фиби снова приходила к нему. Если хорошенько все обдумать и дать ей понять, как отчаянно она ему нужна, эта добрая женщина вернется и скажет, как быть. Может, она хотя бы станет проводить с ним больше времени по ночам, и ему будет уже не так тоскливо, не так невыносимо одиноко.

Когда вы стары и немощны, легко переступить тонкую грань между обманом чувств и галлюцинацией, это со временем и случилось с Генри. Ночь за ночью он ждал прихода жены. Однажды, увлеченный своими странными фантазиями, он вообразил, что видит, как какой-то бледный свет движется по комнате, а в другой раз ему почудилось, будто Фиби бродит по ночному саду. Как-то утром, когда ему стало совсем уж невмоготу от одиночества, он вдруг проснулся с мыслью, что Фиби вовсе не умерла. Как он пришел к этому заключению – трудно сказать. Генри потерял рассудок. Выдумка заняла место действительности в его голове. Теперь ему ясно представлялось, что у них с Фиби вышла нелепая ссора. Он упрекнул ее за то, что куда-то подевалась его трубка, и жена ушла. В его больном воображении шутливая угроза Фиби уйти, если он не станет вести себя как подобает, осуществилась.

– Уверен, я смогу тебя вернуть, – неизменно отвечал он, а Фиби грозила с кудахтающим смешком:

– Если я когда-нибудь уйду от тебя, ты нипочем меня не найдешь. Уж я выберу такое место, где ты меня не отыщешь.

Проснувшись в то утро, Генри не стал, как обычно, разводить огонь, молоть себе кофе и нарезать хлеб, что за последнее время вошло у него в привычку; он думал только о том, как ему отыскать жену, как уговорить ее вернуться. Не так давно он избавился от единственной своей лошади, рассудив, что та больше ему не нужна, а держать ее слишком обременительно. Генри оделся и снял с вешалки мягкую фетровую шляпу, затем схватил черную гнутую трость, которую всегда держал за дверью, и быстро зашагал в сторону ближайших соседей – поиски Фиби он решил начать с них; впервые за долгое время глаза его блестели оживлением и решимостью. Башмаки его звучно ступали по пыльной земле, а черные с сединой пряди волос, уже изрядно отросшие, траурной бахромой выбивались из-под шляпы и взлетали ореолом вокруг головы. Полы короткой куртки развевались при ходьбе, бледные руки казались высохшими, бескровное лицо осунулось.

– Здравствуй, Генри! Куда это ты собрался с утра? – приветствовал его Фармер Додж, который вез пшеницу на рынок и встретился