Шерсть дыбом: Медведи-взломщики, макаки-мародеры и другие преступники дикой природы - Мэри Роуч

разрешению конфликта. Часто все начинается с того, что людей, которые добровольно в одной комнате бы ни за что не оказались, собирают вместе, заставляют выслушать друг друга и даже проникнуться чувствами оппонента. Не так давно Брэк стал сооснователем Центра сосуществования людей и хищников. В начале 2020 года центр организовал двухдневный съезд охотников, звероловов, скотоводов и представителей групп по охране природы и защите животных; на повестку дня был вынесен вопрос о возвращении волков в дикую природу Колорадо.

Вернулся Брэк полным надежд. Под конец второго дня собравшиеся разговаривали без враждебности, а сама беседа показалась ему продуктивной. «Вопрос теперь стоит так: что произойдет, когда участники дискуссии разойдутся по своим углам?» Брэк надеется, что, какое бы решение ни было принято на государственном уровне, оно будет выработано в таких вот группах, а не горсткой законодателей в кулуарах власти.

Недавно Брэк встречался с Заком Стронгом, главой направления охраны хищных животных Совета по сохранению природных ресурсов (NRDC). Обычный подход NRDC к службам контроля дикой фауны – подавать на них в суд. Брэк убедил Стронга поближе познакомиться с руководителем Службы контроля дикой фауны штата Монтана. Отчасти благодаря этому неожиданному партнерству появились три позиции для специалистов по нелетальному «предотвращению конфликтов человека и диких животных»: две в Монтане и одна в Орегоне. Продемонстрировав эффективность работы этих сотрудников, NRDC и Общество защиты диких животных смогли получить федеральные средства на создание подобных позиций еще в десяти штатах. Брэк надеется, что эти нововведения в службах контроля дикой фауны сигнализируют, что подход к проблеме изменился. В то же самое время Департамент рыбного и охотничьего хозяйства Айдахо по-прежнему финансирует действующую в интересах охотников и скотоводов некоммерческую организацию, которая выплачивает вознаграждение за отстрел волков.

Все правительственные агентства сходятся в одном: судьба дикого зверя, убившего человека, не обсуждается. Может, даже это со временем изменится? Есть ли на планете места, где общественное мнение выступает за то, чтобы зверю сохранили жизнь, особенно если нападение произошло в рамках самообороны? Зоолог и специалист по медведям Дэйв Гаршелис бывал на Тибетском нагорье, где бурые медведи постоянно вламываются в дома пастухов, уводящих свои стада на летние пастбища. «Они возвращаются, а дома все перевернуто и переломано. Но эти люди – истинные буддисты и не жаждут возмездия». Гаршелис рассказал мне о разговоре с местным инспектором, который должен реагировать на подобные происшествия. «Я спросил его: "Что, если, прибыв на место, вы увидите, что медведь подмял под себя человека и вот-вот его прикончит? Вы застрелите зверя?" И он сказал: "Я не вправе решать, чья жизнь важнее – жизнь человека или жизнь медведя"».

В Индии дикие слоны убивают в среднем по 500 человек в год. Правительство предпочитает выплачивать компенсации семьям погибших, но – за редким исключением – не убивает слонов. Штат с максимальным числом жертв – 403 за последние пять лет – Западная Бенгалия. Возможно, мне стоит поискать ответы там.

Глава 3

Слон в комнате

Смертоносные килограммы

В Индии есть такая вещь, как «информационные лагеря». Впервые я о них услыхала от одного исследователя из Индийского института дикой фауны, который как раз и проводит информационные лагеря, посвященные слонам и леопардам. Я вообразила себе лагерь в американском понимании, с двухъярусными кроватями и жаренным на костре зефиром, и мысленно попыталась совместить эту картинку с крупными, опасными животными. Естественно, я загорелась идеей туда попасть. Оказалось, что индийский информационный лагерь больше всего похож на американский национальный информационный день. Я видела расписание информационных лагерей, посвященных лихорадке денге, диабету и безопасности на дорогах, а также как минимум один лагерь «Храп и ночное апноэ» – название, которому самое место на двери нашей с мужем спальни. Цель подобных встреч – заставить людей осознать опасность, с которой они плохо знакомы или о которой предпочитают не задумываться, и предложить рекомендации о том, как лучше такой опасности избежать или как выжить при встрече с ней.

Каждый декабрь этот ученый, которого зовут Дипаньян Наха, запирает свой кабинет в городе Дехрадун, прикрепляет выданную ему индийскими властями табличку «Служебная» на арендованный полноприводный автомобиль и отправляется в своего рода информационный автотур. В этот раз в качестве ассистента с ним едет его кузен Аритра – ну и я тоже напросилась. Мы начинаем с Северной Бенгалии – так называется область Западной Бенгалии, где дикие слоны ежегодно убивают в среднем 47 человек и калечат еще 164. Сорок семь человек в год – и это в округе размером с Коннектикут! Подобные происшествия расследуют рейнджеры, служащие Лесного департамента Индии, но слонов они не убивают. Представители Лесного департамента должны присутствовать на первом информационном лагере, который Наха проводит в деревне Бамонпохари. Мне не терпится узнать, чем они занимаются.

За окном автомобиля разворачивается сельский пейзаж: чайные и цветочные плантации, аккуратные рядочки рисовых ростков, торчащих из земли наподобие щетинок зубной щетки. Время от времени рисовые чеки и делянки перемежаются маленькими деревеньками – домики из профлиста с соломенными крышами, храм, парочка бакалейных лавок под общим навесом. По дорогам слоняются коровы, на обочинах рядками пасутся мелкие черные козы, но других животных я не вижу – не похоже, чтобы здесь водились слоны.

Слоны! Наха заверяет меня, что слоны недалеко. Сейчас зима, а в это время года стада слонов постоянно перемещаются. Они пасутся по ночам, а днем отсыпаются в зарослях тика и красного сандала – остатках лесов, которые некогда тянулись от индийского штата Ассам через всю Северную Бенгалию до восточной границы Непала. Этот «слоновий коридор» с тех пор значительно сузился и распался на части: сначала из-за многочисленных чайных плантаций, высаженных британцами, а уже в наши дни – из-за военных баз и поселений беженцев и иммигрантов из Непала и Бангладеш. Все больше людей приходит в эти леса, чтобы рубить деревья и пасти скот, осваивая среду обитания слонов. Мигрирующие слоны сталкиваются с препятствиями, опасностями, забредают в тупики. Коридор теперь больше напоминает игру в пинбол. Стада могут оказаться запертыми на небольшом островке леса. Они становятся «островными слонами». Держать слонов в изоляции – неразумная стратегия. Генофонд деградирует, а плотность популяции резко возрастает. Вскоре еды на всех не хватает. Слоны начинают забредать в деревни и поедать что попадется, а попадаются им посевы и амбары. Вот вам и конфликт между человеком и слоном.

Когда мы проезжаем поворот, Аритра тычет пальцем в окно. «В двух километрах отсюда выше по дороге слон убил человека. Несколько дней назад. Там были трое дорожных рабочих. Увидев слона, они побежали – один отделился от остальных, и слон побежал за ним».

Мне трудно себе такое представить. Я выросла на книжках о слоне Бабаре и на передачах