Поражение гроссмейстера - Пётр Владимирович Угляренко

сбоку булькает вода. Это было где-то совсем близко, за камнями, которые загромождали весь тоннель. Казалось, они после какого-то обвала сдвинулись в подземелье. Гриша вскочил и никому не говоря ни слова, начал откатывать глыбы. Помогала ему, сколько было сил. Лишь когда увидели свет, позвали командира. Осторожно разобрали завал и нашли выход. Смотрели на небо, слушали, как где-то близко плещется море, и не могли надышаться.

Уже не помнит, кто предложил в день Первого мая поднять над городом красный флаг, чтобы видно его было и с моря, и со всех уголков. Но как, где, кто сможет это сделать? Много планов обдумали, а к согласию не пришли. И тогда Гриша сказал: «Я подниму флаг». Вызвалась ему помогать. Гриша согласился: парень и девушка - так лучше, меньше подозрений.

Была лунная, звёздная ночь, когда покинули катакомбы. Тихо и пусто вокруг. Только внизу, под скалой, плескалось море. Побежала к воде и сразу шмякнулась в пенистые волны. От холодной воды тело обледенело, а всё равно не могла накупаться. Гриша помылся до пояса, обмотал вокруг себя флаг - красный школьный флаг, который сам и принёс в катакомбы. Как сегодня помнит: посередине золотыми нитками вышит портрет Ленина, а по краям кисти. Взявшись за руки, пошли в город.

Потёмкинская лестница. Приморский бульвар... Наконец - городской собор. На высоком куполе - острый шпиль. Вот на этот шпиль и повесит Гриша красный флаг. Допытывалась, как он это сделает. Успокаивал - не раз здесь бывал, подвалы и чердаки как свои пять пальцев знает. Выбрали место, откуда бы она могла наблюдать и подать сигнал, если бы что-то случилось. Гриша пошёл. Видела, как головой вниз нырнул в тёмное подвальное окно. Так и запомнилось: небольшое тёмное окошко, кудрявая Гришина голова. Прижавшись в уголке между двумя стенами, смотрела на церковный купол. Ждала: вот-вот затрепещет на шпиле красный флаг. Только не дождалась. Наткнулся патруль, задержали и повели. Допрашивали. Но о чём могли допросить? Вскоре оказалась в концлагере в Констанце. Там дождалась свободы. Сразу же поехала в Одессу, искала Гришу, товарищей по катакомбам. Никого. Узнала лишь, что в тогда Первого мая вся Одесса была на улицах. Все смотрели и не могли насмотреться на флаг с портретом Ленина, который развевался над церковным куполом. В катакомбах ещё нашла этот учебник с Гришиной надписью. Медицинской сестрой ушла на фронт... Потом судьба привела в этот санаторий в Карпатах.

Пока Екатерина Ивановна, закрывшись в своей комнате, предавалась воспоминаниям, - игроки окружили гроссмейстера. Допытывались - как это случилось, что он проиграл. Но он только разводил руками, сам ничего не понимал. Знал лишь одно - женщина, с которой играл, хорошо разбирается в шахматах. Рассуждал: с такими успехами за год-два могла бы стать гроссмейстером. Надо бы поговорить с ней. Костя привёл гроссмейстера к её комнате, постучал:

- Екатерина Ивановна...

Встряхнулась, спрятала шахматный учебник под подушку, поправила косынку на голове. Костя опять её зачем-то ищет. Открыла дверь. Костя остался у дверей, а гроссмейстер вошёл в комнату. Молча смотрели друг на друга. Видела, как нервно шевелит длинными пальцами. Спросила:

- Интересуетесь, как живу? Вот, - развела руками, показывая комнату.

- Нет... Пришёл поблагодарить.

- За что?

- За вашу игру... Я догадываюсь, что у вас был хороший учитель. Не скажете, кто он?

- Вот... - вытащила из-под подушки учебник Ласкера. Видела, как руки гроссмейстера задрожали, когда он развернул первую страницу и прочитал вслух: «Родной, горячо любимой Кате...» Глубоко вздохнул, пробежал несколько страниц, засмотрелся на рисунок шахматной доски, обведённый синими чернилами. Шептал: «Гриша... Бедный Гриша...» Не выдержала:

- Вы знали Гришу? Знали?

- Брат мне... Ему бы сейчас быть гроссмейстером.

- Он жив? Что с ним?

- В сорок пятом, под Берлином...

Под Берлином. Значит, могла бы найти, могла встретить, но судьба повела в другие края. Гриша... Такой был. Немного сутуловатый, с длинными руками. Наверное, поэтому и билось сердце, когда увидела его брата.

- Скоро турнир шахматисток в Киеве. Хотите играть? - нарушил долгое молчание гроссмейстер. - Я помогу.

Возразила: нет, играла лишь так, казалось - он вернулся, Гриша... Теперь, может, уже никогда не будет играть. Раскрыла шкаф, сняла с полки несколько жёлтых фигурок, вытесанных из камня:

- Возьмите на память... Гришины... В катакомбах нашла.

- Тётя Катя! - вдруг влетела в комнату черноволосая девушка в белом халате. Остановилась в дверях, застеснялась.

- Что, Оля? - спросила её Екатерина Ивановна.

- Отдыхающие приехали. Принимать надо...

Вышла на крыльцо навстречу прибывшим. Над верандой ветер полоскал красные флаги, уже вывешенные к празднику. Могла бы стать шахматисткой, как вот гроссмейстер. Могла бы - только зачем? Шахматы - это игра, развлечение. Для другого нужна людям. Сестра из неё лучше, чем шахматистка... На фронте научилась, перевязывая раны бойцам... Сестра... и воспоминания не так разбивают сердце.

Только когда заглянет в учебник Ласкера и прочитает ту надпись, что оставил Гриша...

Скрипка Страдивари

Мог бы и не убирать в комнате - зачем? Ведь для того и берёт Варвару, чтобы послужила ему на старые дни. Только пусть знает, что он - порядочный человек, не какое-то там ничтожество. Уберёт, чтобы вошла и увидела, что ему надо. Не много: уют, всегда чистое бельё и само собой - еда. Чтобы не ходил, как всё это время, с котелками в столовую... По локоть закатал рукава, подошёл к двери и оттуда взглянул на комнату, как будто хотел примериться, за что сначала взяться. Только нет - как всегда, как делал это каждый день, осматривал свой достаток. С удовольствием, с какой-то трепетной радостью, что даже слезились глаза, говорил себе мысленно: ни у кого такого нет, ни у кого... Не одну комнату - дом целый можно обставить. Вещи как будто улыбались, и к каждой хотелось подойти, погладить, сказать ласковое слово. Вот музыкальный уголок - старый Бехеровский рояль, который и сквозь густую пыль сверкает лаком. Сверху на нём в раскрытой коробке перламутровый аккордеон, а на стене в ряд две скрипки, одна из которых Страдивариса, гавайская гитара и... балалайка, самая любимая его. В балалайке его отрада, всегда берёт в руки, когда сходит на сердце печаль... Давно небелёные стены завешаны картинами, над которыми вьётся чёрная паутина.

Потянул по потолку метлой, глаза запорошил мел. Под кровать подсунул щербатый горшок, накрытый картонкой. За окном повернул к солнцу ряд нарезанной мелкими лоскутками картошки -