o 496d70464d44c373 - передний

первоначальному замыслу это должно было эффективно влиять на

совесть голодавших или, по крайней мере, отпугивать их множеством

узелков и тем, что при легчайшем прикосновении пакеты громко шуршали.

Не стоит уточнять, что это не сработало, а о полном фиаско

свидетельствовала возникшая на холодильнике записка:

«Кто не понял: где написано «Крис» – это мое. Руками не трогать!»

За ней последовала еще одна записка:

«Я сказала! Мудаки, руки выверну, если засеку!»

Потом еще:

«Майонез мой. Прошу не использовать. Дэн»,

«Вот и жри свой майонез. Борщик»,

«Пошли все на хуй. Больше я ничего в этот холодильник не положу. Крис.»

Вполне в традициях Генри Миллера Крис забыла достать из

холодильника кусок сливочного масла. Он так и поселился в уголке и

омерзительно пованивал сквозь несколько слоев пакета с биркой «Мое!».

А кто же воровал, навсегда осталось загадкой, хотя однажды Вашингтон в

порыве ярости сорвала с пустого холодильника историческую переписку, и

заслужила всеобщее расслабленное подозрение. Красивый жест

Вашингтон сопроводила словами: «Развели тут бардак!».

Продолжением этого конфликта стала проблема мытья посуды. С пеной

у рта, Крис доказывала, что использовать ее посуду и не мыть за собой –

нечестно. Дебаты она вела с Дэном, авторитетом группы молодых людей

из третьей комнаты, как раз и злоупотреблявших чистой посудой, и в этом к

ней присоединился Борщик – еще одна жертва. Крики продолжались

часами с привлечением самых неожиданных аргументов и большей частью

55

в ночное время. Таким образом квартира №44 ни чем не отличалась от

любой коммуналки, и я готов был сойти с ума или моментально поседеть

при одной мысли, что меня заставят в этом участвовать.

Наивное предположение Вашингтон, что молодая энергия освежит жизнь

в квартире, обернулось не тем боком. Крика и шума стало больше – это

бесспорно. В Крис содержались бесконечные запасы конфликтной

энергии, и она не заставляла себя ждать. Скандалы вроде кухонного

привели к абсолютному разобщению, когда каждый забивался в свою

комнату с куском колбасы и собственной посудой.

Мне была противна мысль, что уже в таком молодом возрасте все

постояльцы не способны существовать без выяснения отношений,

говорившем как раз о недостатке энергии и потребности вытрясти ее из

кого-нибудь другого. Внутренне все друг друга ненавидели, хотя, казалось

бы, начинали с дружной жизни студенческой коммуны. И уж точно ни я со

своей замкнутостью, ни импульсивная Крис не могли изменить ситуацию.

Разве что усугубить ее.

К некоторому сожалению, я заселился в квартиру №44 на последней

стадии ее деградации. В сущности, мои соседи не были такими уж

плохими людьми. Наоборот, они заслуживали искреннего сострадания за

вдребезги разбитые иллюзии и отказ от борьбы. Это бросалось в глаза,

стоило кому-нибудь устроить алкогольную вечеринку, а со временем они

только учащались. Я уже не заходил на кухню без рвотных позывов от

смешанного запаха чеснока, пельменей и перегара.

Крис тоже была из другого теста. Ее отец, хотя и благополучный

социально человек, часто прикладывался и вызвал этим в дочке

неослабевающий протест. Она никогда не пила и раздражалась на тех, кто

злоупотреблял. Я же не мог позволить себе запои от трепетного отношения

к тому, как выгляжу со стороны.

Но, видимо, мне прощали все снобистские закидоны. В какой-то момент

я с ужасом понял, что мои соседи считают меня очень милым мальчиком.

Может быть, чуть высокомерным, но все-таки добрым и отзывчивым.

Скорее всего, на эту мысль их навело мое терпеливое общение с вечно

пьяной Вашингтон. Борщик (из благодарности, что ли?) залавливал меня

56

на кухне и рассказывал о своих наркотических переживаниях, троица из

третьей комнаты внимание проявляла по-разному.

Я долго не мог понять, что внимание они проявляют вполне

определенного характера. А когда увидел щенячий, призывный взгляд

Вани – лицо как всегда опущено, руки что-то нервно теребят –

окончательно решил поставить на своей репутации крест. Похоть взяла

свое. Я больше не хотел оставаться в одиночестве и страстно желал вновь

почувствовать в своем рту мужской член.

Поразмыслив, я решил, что лучшей кандидатурой на место любовника

был все-таки Дэн. Я бы его даже уважал, не будь он алкоголиком. В этом

человека чувствовалась сила, о которой писала покойная Нелли, и если он

меня не заинтриговывал, то, по крайней мере, больше всех возбуждал.

Однако контакт с ним не ладился. Дэна поочередно ублажали две

субтильные девицы, видимо, и не подозревавшие о существовании друг

друга, а наше с ним общение ограничивалось довольно глупым, но

повторяющимся диалогом. Каждый раз, когда я заходил на кухню и

становился свидетелем веселого распития горячительного, Дэн

поворачивался ко мне и добродушно спрашивал:

– Дорогой сосед, не хотите ли водки?

На первых порах по врожденной наивности я принимал это за кокетство

и отвечал не менее добродушным отказом, но когда вдруг понял, что эта

сцена повторяется из раза в раз вот уже месяц и Дэн не отстает от меня

именно потому, что хочет напоить меня водкой, я тихо запаниковал и

интересничать бросил. Я, что, должен это терпеть? Он, что, с первого раза

не понял? И понеслось. Тренируясь в искусстве парирования, я старался

каждый раз отвечать по-новому и желательно оригинально. Не совсем

понимаю, кого я хотел этим впечатлить, но оригинальность вскоре

сменилась наспех замаскированной озлобленностью.

– Дорогой сосед, не хотите ли водки?

На выбор:

– Хочу, но только в другой компании.

– Нет, я предпочитаю дорогие напитки.

– Чтобы походить на вас? Боже упаси.

– Я… Я ухожу отсюда.

– Спрашивайте позволенья, прежде чем со мной заговорить.

57

– Я не задерживаюсь в людской.

– Черт, пора показаться врачу, у меня начались слуховые галлюцинации.

Но настоящих вершин я достиг не в этом искусстве (хотя, к великому

счастью, импровизировал, а не заготавливал ответы заранее) –

потрясающего мастерства я добился в искусстве игнорирования, когда

понял, что источник остроумия не бесконечен и что благоразумнее на все

вопросы, вернее на один-единственный отвечать величественным

молчанием.

Так и повелось. Этим поступком я окончательно оградил себя от быта

квартиры №44 и от симпатичного мне потенциального любовника. Свято

место пусто не бывает.

Личная жизнь Крис сложилась быстрее моей – вскоре на ее ложе стал

задерживаться Шурик. Минуя тот факт, что у него уже было три девушки, к

каждой из которых он относился очень серьезно. Я искренне порадовался

за подругу и почти завидовал, когда она пересказывала их сексуальные

игры. Видимо, мальчик был изощренным любовником, потому что иногда я

даже визуально не мог представить себе некоторые из его придумок. Но

безусловный талант не уберег Шурика от удара пяткой в лицо, которым

наградила его Крис в очень женском приступе ревности. Она не захотела

мириться с его похождениями на стороне и указала бедняжке на дверь. А

через пару дней мягкостью подушек и перин страстной Крис наслаждался

уже Ваня.

Забавный все-таки парень. Крис утверждала, что по энергетике он

идеальный любовник. Член у него был большой, и источник Ваниной

закомплексованности опять остался непознанным. А комплексовал он

сильно. Мог, например, час шумно и с азартом трахать Крис, а, кончив,

потупить глазки, обиженно повернуться к стене и только огрызаться на все

вопросы и ласки. Надо отдать должное Крис, на подобное поведение она

реагировала по-матерински нежно и внимательно, и старалась не

обижаться, когда Ваня вдруг трусливо сбегал из ее постели и прятался в

комнате своих друзей. Но он всегда возвращался, хотя и не скоро.

В то время, как Крис разбиралась со своими любовниками, я предавался

отчаянной мастурбации. Купил фаллоимитатор и подобно свихнувшейся

58

старой деве вгонял его в себя по ночам. Сосать резиновый член было

неинтересно и невкусно. Когда же он был во мне, я представлял, как все

мужчины этой квартиры по очереди меня пялят. Пожалуй, все кроме

Борщика – даже в фантазиях не хотелось конкурировать с его вечно