Капитан Быстрова - Юрий Рышков

Около цветочного магазина Панов остановил товарищей:

— Возьмем букет?

— Дело! — согласился Алексеев и решительно направился к двери магазина.

— Она вам не барышня, чтобы букеты дарить, а гвардии капитан! — возразил Храпов. — К тому же цветы — для покойников. Не видите: венок выставлен?

Моряки растерялись. Усач на мгновение остановился и повернулся к Храпову:

— Почему же для покойников? Цветы есть цветы…

Зашли в магазин. И пока ожидали продавца, Храпов искоса поглядывал на прислоненные к стене венки.

Наконец из глубины помещения, отделанного корой деревьев и мохом, заставленного бумажными и живыми цветами, ветками магнолий и кипарисов, показался сонный пожилой человек с толстым багровым лицом и красными глазами.

— Папаша! — весело обратился к нему Горлов. — Для подарка живому человеку у вас цветы имеются?

— Пожалуйста, выбирай, — вяло ответил продавец.

— Ты сам набери букет… Да получше.

— На сколько?

— На все, — подал Алексеев деньги.

Мельком взглянув, продавец принялся набирать букет самых ярких и пышных цветов.

— Стой, стой! Астры не надо! — запротестовал Храпов. — Они же в венках имеются!..

— Ва! — удивился продавец. — В венки тоже полагается.

— Поймите, гражданин, — тревожно произнес Усач, — нам как для невесты нужно… Для живого человека!

— Пожалуйста! Не хочешь астры — не надо. С астрой пышнее.

— Не надо пышнее! — взмолился Храпов. — Давай без покойницких!

— «Любовь моя последняя, как астры — последние у осени цветы…» — продекламировал Панов и взял из рук продавца завернутый в газету большой букет.

Моряки направились к выходу.

Продавец внимательно посмотрел им вслед, а когда они вышли, покачал неодобрительно головой и принялся скручивать толстую цигарку.

— Чудаки, — рассуждал он сам с собой, — нашли время цветы дарить невестам, если вот-вот бомбить будут. А если и не будут, то все равно — какое время?.. Ва-а! Что за народ?!

18

В широкое окно палаты били золотые солнечные лучи. От этого комната казалась особенно светлой и выглядела, как ни странно, почти радостной. На никеле кроватей сияли солнечные зайчики, разбрасывая по стенам и потолку легкие узорчатые блики.

Кроме Наташи в палате находились еще две женщины: военный врач Надежда Семеновна Львова и штурман бомбардировочной авиации Варя Овчинникова. Надежда Семеновна, высокая, полная, с редкой сединой в черных волосах, была ранена в колено на Северном Кавказе несколько месяцев назад. Раздробленный сустав надолго приковал ее к постели. Штурман Варя Овчинникова, молоденькая девушка, в недавнем прошлом веселая и жизнерадостная, «плясунья», как называли ее дома, потеряла ступню при прямом попадании в самолет зенитного снаряда. Ногу ей ампутировали ниже колена.

Обе женщины, считавшиеся «старожилами», скоро привыкли к «новенькой» и полюбили ее. Беседуя меж собой, как умеют беседовать только женщины, они выучили назубок биографии друг друга чуть ли не с самого дня рождения; познакомились с подругами и родственниками. Наташа и Варя узнали характер и привычки мужа Надежды Семеновны, инженера авиационного завода, в шутку именовавшего себя «мужем фронтовички».

Между женщинами установились хорошие, непринужденные отношения, и Надежда Семеновна нередко называла обеих девушек «дочками», а они ее «мамой Надей» или «тетей Надей», смотря по настроению и обстоятельствам.

Утром, когда Наташе сказали, что к ней придут моряки, разговорам и пересудам не было конца. Соседки Наташи уже знали о боевой дружбе летчицы с моряками и о том, что спасением своим она обязана только им.

Поэтому Надежда Семеновна и Варя были заранее расположены к морякам.

— А вдруг не придут? — спросила Наташа, нетерпеливо поглядывая на маленькие золотые часики.

Варя усмехнулась:

— Я уверена: они стоят на улице где-нибудь поблизости и вроде тебя ждут назначенного часа! Так что готовься…

Уверенность соседки подбодрила Наташу, Выдвинув ящик тумбочки, она достала оттуда блюдечко и из бумажного пакета высыпала на него шоколадные конфеты, присланные на днях Головиным.

— Брось-ка сюда мензурку! — заговорщицки подмигнула она Варе.

Та протерла полотенцем мензурку и бросила Наташе.

Потом Варя попыталась открыть тупым столовым ножом коробку со шпротами, но, как ни старалась, у нее ничего не вышло. Отложив консервы в сторону, она сокрушенно пробормотала:

— Самих заставим, а хлеб нарежу…

Дверь скрипнула. Вошел доктор Бокерия и весело оглядел палату:

— Наталья Герасимовна, готовьтесь к приему гостей! Наряжаем их в халаты. Помните, ровно десять минут…

— Пятнадцать!

— Десять!

Бокерия приветливо кивнул женщинам и скрылся. Разложив на тарелочке хлеб, Варя стала подкрашивать губы.

— Вы посмотрите на нее! — посмеивалась Надежда Семеновна. — Хочет морякам понравиться.

— Всего лишь скрыть бледность. А вообще я люблю помаду. Даже бомбить летала с накрашенными губами…

В дверь постучали.

— Милости просим! — счастливым голосом отозвалась Наташа.

В белых халатах, ступая на цыпочках, вошли моряки и сразу же остановились в замешательстве.

— Здравствуйте, Наталья Герасимовна! — нашелся наконец Алексеев. Из-за его плеча выглядывал Панов.

Они поклонились Надежде Семеновне и Варе. Горлов и Храпов, стоя за широкой спиной Усача, делили впопыхах букет.

— Извините нас, но ничего более нового мы не смогли придумать… — начал Панов и, повернувшись, увидел, к своему удивлению, в руках товарищей уже не один, а три небольших букета.

Храпов, Горлов и Усач преподнесли женщинам цветы.

— Спасибо, друзья! — сказала Наташа. — Спасибо! Такие чудные цветы! Знакомьтесь: это Надежда Семеновна Львова, военврач, это — Варя Овчинникова, штурман…

— Небесный? — спросил Горлов и улыбнулся своей находчивости.

— Угадали, — ответила Наташа. — Небесный! Тоже ранена. Лейтенант…

— Честно говоря, мы не знали, что вас трое, а то бы принесли побольше… Вот столько! — развел руками Алексеев.

— Ну что вы, что вы! — в один голос заговорили женщины.

— В следующий раз будем знать, — забасил Усач, вручивший цветы Варе и сейчас поспешно вытиравший влажный лоб.

— Вам жарко? — удивилась Варя.

— От волнения… Сознаться, цветов ни разу не приходилось преподносить. Всю жизнь на флоте… В холостяках… Какие уж тут цветы.

Заметив отчаяние на лицах Панова и Алексеева, он прикусил язык.

— Это так, к слову, — Усач ретировался и громко, как труба, высморкался. «Треба лечь в дрейф», — подумал он.

Усевшись вблизи Быстровой, моряки стали наперебой расхваливать палату. Видя, как трудно им разрушить нелепую, невесть откуда взявшуюся официальность, Наташа вытащила из тумбочки несколько пачек папирос «Рекорд».

— Это вас Надежда Семеновна угощает. Но здесь не курить. И Варя достала для вас очень хорошую вещь… Коньяк! Мы ведь все ждали вашего прихода.

— Мы очень тронуты, — проговорил Алексеев, а Усач многозначительно крякнул и потрогал свой длинный ус.

Варя, разглядывая его огромную фигуру, решила, что он легко откроет банку консервов. Но на ее просьбу Усач застенчиво возразил:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, мы и так сможем.

— То есть вместе с банкой?

— Вот так: под щелчок! — Усач поднял руку и звонко щелкнул пальцами.

— Нет, нельзя, — запротестовала Наташа, — обязательно надо закусить. Иначе вы и домой не дойдете…

— Не сомневайтесь, товарищ гвардии капитан! — усмехнулся Горлов. — Отшвартуемся по полному штилю.

Бутылку раскупорили, и Горлов с полной мензуркой в руках начал торжественную речь:

— Наталья Герасимовна! Вы и ваши подруги, а короче говоря, вы, наши дорогие боевые женщины, а…

— Давай еще короче, — сказал Храпов. — Ты не доклад о Восьмом марта делаешь. Десять минут всего приказано.

— Есть! За ваше здоровье и благополучие! — Горлов залпом осушил мензурку, передал ее Усачу. В эту минуту в дверях показалась санитарка:

— Товарищи флотские, врач предупреждает: три минуты осталось.

— Есть! — Алексеев встал. — Сейчас идем…

— Флотским только борщ бывает! — незло пробасил Усач, передавая мензурку Панову.

Санитарка вышла. Алексеев заговорил стоя:

— Помимо удовольствия видеть вас, Наталья Герасимовна, мы хотим сообщить вам одну новость. Вы, может быть, слыхали, а может быть, читали в нашей фронтовой газете, что флагманскому торпедному катеру вручают орден Боевого Красного Знамени… Мы мечтаем, чтобы на торжестве по случаю вручения ордена присутствовали и вы как наш почетный гость. Из нас тоже кое-кто получает… за вас… В приказе так и сказано: за спасение и выручку боевого товарища.