Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Выходила полнейшая ерунда. Может быть, монах сошел с ума? Может быть, он решил что‑то доказать, кого‑то покарать… Но каким таким интересным образом?

Где, например, сейчас волшебная палочка брата Гавриила? Уничтожена? Есть ли тому доказательства? Нужно спросить у Генри, как можно проверить это…

— Ева Бенедиктовна, можно? — раздалось из комнаты, где она обычно работала, после стука в прикрытую дверь спальни. — Вы одеты?

— Да–да, — отозвалась Гермиона, присаживаясь на кровати и засовывая под подушку руку с волшебной палочкой, которой охлаждала накаленный душный воздух.

В комнате показался молодой помощник следователя Бурлакова Павел. Он вошел быстро, держа правую руку за спиной, и, стремительным поворотом головы озирая небольшую комнатку, захлопнул дверь ногой. Что‑то не понравилось Гермионе, что‑то насторожило ее. Возможно, широкие солнечные очки на лице Павла. Женщина сжала под подушкой палочку и инстинктивно выдернула ее еще до того, как парень выбросил вперед спрятанную руку, в которой держал табельный пистолет со взведенным курком.

Три пули одна за другой ударились о невидимые Щитовые чары, и в следующий же миг змеевидные антитрансгрессионные побеги саприонии крепко связали нападавшего. Впрочем, предосторожность была излишней — связанный не пытался не то что трансгрессировать: он вообще ничего не делал. Осел вместе с путами и молчал: не вырываясь, не бранясь, не удивляясь…

— Эй, матушка, у тебя усё в порядку?! — раздался из‑за стены громкий голос Тихона Петушина, и Гермиона подпрыгнула от неожиданности. Из палочки посыпались искры.

— Да–да, Тихон Федорович! — громко крикнула женщина, быстро притоптывая тапочкой загорающийся ковер. — Извините за шум!

Она соскочила с кровати и, не убирая палочки, подошла к Паше, сдергивая с него очки.

Абсолютно бессмысленный взгляд. И не единой мысли. Вообще.

— Фините инкантатем! — велела Гермиона, указывая на него палочкой.

Парень моргнул. В глазах блеснула осознанность, потом удивление. Он попытался встать, огляделся, заметил зеленые побеги саприонии и непонимающе посмотрел на Гермиону.

— Е–ева Б–бенедиктовна? — почти спросил он. В мыслях парень отчаянно пытался понять, где он и как сюда попал.

— Пашенька, — ласково сказала молодая ведьма, — ты только что пытался меня застрелить. Давай вместе с тобой попробуем вспомнить, что последнее сохранилось в твоей памяти.

— Ч‑что? Что я п–пытался? — заикаясь, спросил Паша и на минуту умолк. — Ч‑что эт‑то за ли–лиан–ны?

Гермиона присела на корточки перед ним.

— Этими «лианами» я связала тебя потому, что ты хотел застрелить меня, — по–матерински ласковым голосом пояснила она. — Вот валяется и твой пистолет, — кивок на пол, — видишь?

— Да. А к‑как я сюда п–попал?

— Пришел, Пашенька. Ты не помнишь этого, верно? Ты ничего такого не собирался делать. Что ты помнишь? Ну?

— Я? Я…

Гермиона смотрела ему в глаза. Мысли туманные, их совсем мало. Память повреждена, магглы плохо переносят модуляции такой силы, как непростительное проклятье управления.

— Паш, ты помнишь сегодняшнее утро? Ты, быть может, пошел на службу с Алексеем Семеновичем? Или нет?

— Алексей… Семенович… — Паша смотрел на нее пустыми глазами. — Алексей Семенович — это мой шеф… Я… Я должен помогать ему, — на его лице выразилась натужная работа мысли. — Я… Я… Я работаю в милиции.

— Да, Паш. Ты приехал в деревню Васильковка расследовать убийства. Помнишь?

— Убийства?

— Да, ты милиционер, ты и твой начальник должны найти убийцу, помнишь?

— Начальник?

— Ты помнишь сегодняшнее утро, Паша? — не теряла надежду Гермиона. Иногда мозг оправляется после подобного насилия, просто не сразу.

— Я… Утро… Монах!

— Монах? — оживилась Гермиона, пытаясь поймать в его глазах краешек мысли. — Брат Гавриил?

— Га–а-авриил? Кто — Гавриил? Моего брата зовут Саша. И Оксана. Это моя сестра.

— Нет же, Пашенька, ты сказал, что утром видел монаха.

— Монаха?

— Да, ты сказал.

— Да, монаха… Плохой монах!

— Плохой? Почему? Что он сделал?

— Он? Я не знаю.

— Ты помнишь его? Как он выглядел, Паша? Легилименс!

Сплошной туман. Туман и гул. Какие‑то тени… Гермиона убрала палочку. Паша всё еще смотрел на нее.

— Ты… Ты — Ева?

— Да, Паша, — безнадежно сказала Гермиона. — Попробуй вспомнить, что ты говорил о монахе?

— Монахи живут в монастыре, — сказал несчастный юноша. — В монастыре убили монаха. Я был в монастыре… Девушка…

— Нет, Паша, это было давно. Постарайся вспомнить, что было утром.

— Утром? Я… Монах.

— Какой монах? Белый Монах?

— Белый?

— Светловолосый?

— Я не… Моя бабушка. У меня умерла бабушка. Приходил священник. Давно, пять лет назад. Правда?

— Правда, Паша, — мрачно сморщилась Гермиона, вставая на ноги. — Sleep! — добавила она.

Окутанный побегами магического растения парень качнул головой и погрузился в сон.

* * *

— Мы могли бы отправить его в больницу святого Мунго, — задумчиво протянул Генри. — Возможно, память удалось бы вернуть, со временем. Пусть частично…

— А тут мы это как объясним? Пропажей? И что он будет делать, если ему вернут память? Через годик эдак?

— Так что же, выгнать его в лес — белок пугать?

— Не знаю. Добавлять еще одно исчезновение? Сюда скоро настоящие следователи из Питера приедут!

— Но если мы просто отпустим его, стерев из памяти след о вашей короткой беседе, — это будет еще хуже, чем исчезновение!

— Давай инсценируем белую горячку? — предложила Гермиона.

— Что? — сморщился ее муж.

— Так магглы в России называют состояние, когда человек напивается до галлюцинаций. Delirium tremens[68]. Это может повредить и память, в принципе.

— Мы окончательно лишим парня возможности восстановить психику.

— Ему уже нельзя восстановить психику! Генри, на это уйдут годы! Да если даже и дни — после такого восстановления нельзя будет проводить никаких модуляций с памятью. И что потом? Выпишется от святого Мунго — и на ковре–самолете в свой Петрозаводск полетит? Про волшебников в лимонных халатах рассказывать? Так его в маггловскую психушку запрут!

— Хорошо, я же не спорю, — Генри мрачно оглядел безмятежно спящего на ковре парня. — Будь по–твоему. Фините! Империо!

Паша медленно поднялся, и пустые, без признака мысли глаза устремились на кончик поднятой волшебной палочки.

— Иди в бар, то есть, как это… шинок. Закажи водку. И шампанское, если будет. И коньяк. Сядешь в самый дальний угол — и пей. Если наливать перестанут, деньги давай. Вот, триста долларов — отдавай по сотне, если не захотят продавать. Пить будешь по рюмке с короткими перерывами. Шампанское — залпом, из горла. Так, еще не забывай при этом курить. И на все вопросы говори, что «мир, прокля́тый, поперек горла встал». Давай, вперед.