Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Да, Ваше Сиятельство, — холодно кивнул Генри. — Что вы делали после?

— Отдыхал, — усмехнулся граф. — Смаковал переживания. И вот вы потревожили мою негу.

— Это всё? — подняла брови Гермиона.

— О да, леди Саузвильт. Это всё.

Гермиона и Генри переглянулись.

— Известно ли Вашему Сиятельству, что нападение на магглов в какой бы то ни было форме запрещено Магическим законодательством? — осведомился Генри.

— Я, милорд, знаете ли, несколько отошел от мирских законов, — картинно–философски заметил призрак.

— Вынужден сообщить, что вы заблуждаетесь, Сиятельный Граф. Законы мира волшебников оберегают магглов от всех магических существ. В том числе и мертвых.

— И что же ждет меня за это нарушение, — усмехнулся мятежный дух. — Заключение под стражу? Лишение волшебной палочки?

— Мы, Ваше Сиятельство, могли бы заточить вас в вашей новой могиле, — любезно улыбнулась Гермиона. — Однако не стоит так нервничать. Ввиду смягчающих обстоятельств вашего несанкционированного и жестокого заключения, полагаю, мы просто переселим вас в безопасное для магглов место. Старинный замок, может быть, семья волшебников или некое учреждение. Конечно, может статься, это будет необитаемый замок — но я постараюсь этого избежать.

— Буду очень признателен, — съязвил призрак. Гермиона понимала, что, не осознавай он своей подвластности, им с Генри пришлось бы не сладко.

— Решение будет принято в самое ближайшее время, — вслух сказала она. — Дабы не вынуждать нас на этот период лишать вас свободы передвижения, попрошу дать слово чести, что вы не будете причинять вреда магглам или проживающему здесь монаху–волшебнику до тех пор, пока мы не объявим вам о вашей дальнейшей судьбе.

— Представители власти будут применять Черную магию, миледи? — сощурился граф.

— О да, Ваше Сиятельство, сию секунду, если потребуется.

— В таком случае даю вам слово чести не трогать магглов и этого лживого волшебника до истечения месяца. А там посмотрим. Вас устроят такие условия?

— Вполне, — кивнул Генри. — Простите за беспокойство, Ваше Сиятельство. И до скорого.

— Прощайте, милорд. Леди, — он поклонился Гермионе. — Я откланиваюсь.

— До встречи, граф. — Гермиона задумчиво смотрела, как призрак скрывается в могиле. Потом перевела взгляд на Генри. — Краски сгущаются, mon cher bonhomme[67]. Не хватило кровожадности Его Сиятельства на наш свиток обвинений…

* * *

— Кадмина, это Очень Плохая Идея, — в очередной раз повторил Генри, когда во вспышке света ее палочки исчезло законченное письмо. — Ты хочешь поселить волка в загоне овец!

— Может быть, мне понравился граф, и я хочу сделать ему приятное.

— О Моргана! Чем понравился тебе этот субъект?!

— Судьба у него любопытная, — съязвила Гермиона. — Неужели за двести лет заточения он не заслужил жизни в интересном обществе? Тем более гимназии нужны привидения.

— Кадмина! Нельзя помещать кровожадного призрака–насильника, озлобленного против малолетних ведьм, в школу магии и колдовства! Просто потому что нельзя. Это… Я даже не знаю, на что это похоже!

— Ну, милый, не злись, — Гермиона обняла мужа за шею и посмотрела ему в глаза. — Я же всего–навсего написала Papá. Коль скоро его взгляды совпадут с твоими — я тут же сдам позиции.

— Сумасшедшая ведьма, — покачал головой Генри.

— Воистину, мой господин!

Глава VI: Белая горячка

На следующий день Гермиона проснулась поздно. В душной комнатке стояла невыносимая жара. Генри ушел, но на двери, придавленный кнопкой, весел блокнотный листок: «Я в участке, вернусь, как только будет возможность». Да уж, пора заканчивать с этой комедией. Разыгрывая роли следователей, они теряют время, которое нужно было тратить на настоящее расследование. Если бы Генри не валился с ног, освобождая ее от постоянных бдений в душном участке, не осталось бы и вовсе никаких сил. А, между прочим, загадок стало даже больше, чем раньше.

До свидания с графом, несмотря на все нестыковки, оставалась надежда объяснить всё похождениями яростного привидения. Но теперь… Гермиона была уверена в том, что ритуал, которым они призвали духа, не оставил тому возможности солгать. И вот со всей ясностью выходило, что, не считая вопиющего факта разгула кровожадного призрака, в этой тихой деревеньке в то же самое время имели место автономные необъяснимое буйство Уткина и попытка молоденькой карьеристки из области убить представительницу высокого начальства. Более того: Гермиона могла быть не уверена в том, что на Алису Пригарову наложили именно заклятие Империус, но она была убеждена, что магический аспект место имел. И дело даже не в мыслях или солнечных очках — девушка говорила именно о призраке, призраке, которого не могла придумать настолько метко. Но что же сие означает?

И снова перед Гермиониным взором нарисовалась фигура брата Гавриила. Что стоило монаху вызвать землетрясение? Нарочно освободить призрак? Ведь впоследствии именно он помог отыскать бумажки, по которым того идентифицировали, именно он вычислил имя, под которым произвелось перезахоронение. Землетрясения не свойственны этим краям. И как удачно обвалился подвал… Но зачем?! По всему выходило, что для вызова сюда сотрудников Министерства. Зачем же? Чтобы убить их? К чему?! И зачем была нужна смерть Уткина?

Брат Гавриил так противился и всячески откладывал день, когда допрос графа разоблачил бы наличие второго лица. Но зачем же, зачем?

Выходила полнейшая ерунда. Может быть, монах сошел с ума? Может быть, он решил что‑то доказать, кого‑то покарать… Но каким таким интересным образом?

Где, например, сейчас волшебная палочка брата Гавриила? Уничтожена? Есть ли тому доказательства? Нужно спросить у Генри, как можно проверить это…

— Ева Бенедиктовна, можно? — раздалось из комнаты, где она обычно работала, после стука в прикрытую дверь спальни. — Вы одеты?

— Да–да, — отозвалась Гермиона, присаживаясь на кровати и засовывая под подушку руку с волшебной палочкой, которой охлаждала накаленный душный воздух.

В комнате показался молодой помощник следователя Бурлакова Павел. Он вошел быстро, держа правую руку за спиной, и, стремительным поворотом головы озирая небольшую комнатку, захлопнул дверь ногой. Что‑то не понравилось Гермионе, что‑то насторожило ее. Возможно, широкие солнечные очки на лице Павла. Женщина сжала под подушкой палочку и инстинктивно выдернула ее еще до того, как парень выбросил вперед спрятанную руку, в которой держал табельный пистолет со взведенным курком.

Три пули одна за другой ударились о невидимые Щитовые чары, и в следующий же миг змеевидные антитрансгрессионные побеги саприонии крепко связали нападавшего. Впрочем, предосторожность была излишней — связанный не пытался не то что трансгрессировать: он вообще ничего не делал. Осел вместе с путами и молчал: не вырываясь, не бранясь, не удивляясь…