Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Женщины там хорошие, — говорит он. — Все как одна одобрили декрет. Молодцы!
— Хорошие, ты говоришь, те женщины? — лукаво переспрашивает Розанна. — Что же ты там не приискал себе невесты? Выбор большой!
Газанфар чувствует, что приперт к стенке: ох, уж эта Розанна! — не упустит случая, чтоб не поддеть его.
На помощь Газанфару спешит Арам:
— Да что ты жена, пристаешь к человеку с женитьбой? Пусть живет как нравится!
Розанна бросает на мужа строгий взгляд:
— Может быть, скажешь, холостым жить лучше?
Нет, этого Арам не говорит.
— То-то же, — смягчается Розанна. — А Газанфар твои других учит, кому когда выходить замуж, а сам сидит в бобылях! — Она поворачивается к Газанфару. — Ну, в самом деле, скажи, когда же ты наконец женишься?..
Когда же он, Газанфар, женится?
Да почему, скажите на милость, это так беспокоит Розанну? Почему и многие другие нередко обращаются к нему с подобным вопросом, шутя или всерьез? Неужели у него такой одинокий, заброшенный вид?
А он сам, Газанфар, — разве он чувствует себя одиноким, заброшенным? Нет, конечно нет! Разве можно чувствовать себя таким, когда вокруг тебя хорошие люди и кипит работа? Стоит побыть пять минут у него в райкоме, чтоб убедиться, что только глупые и злые люди выдумали такое слово: одиночество!
И все же… Возвращаясь по вечерам домой, Газанфар нередко думал: как было бы приятно, если б окно его дома было освещено и дверь открыла бы любящая жена. Он сидел бы рядом с ней, рассказывал о проведенном дне, о своих делах. Они вместе радовались бы всему, что удалось сделать за день, посетовали бы на неудачи. Может быть, она дала бы ему разумный совет?
Кто это — она?
Она еще не встречалась Газанфару, несмотря на его уже не юные годы, и все же нередко он обращал к ней свои мысли и чувства, как если б она уже существовала. Кто знает, быть может, Розанна права, и в самом деле настало время жениться?..
Много дум вызвал вопрос о брачном возрасте и у Баджи. Прежде ей не раз доводилось слышать, как говорили о ком-нибудь из женщин:
— Ей уже восемнадцать — прошла ее молодость!
А теперь она часто слышит:
— Тебе всего восемнадцать — все у тебя, сестра, впереди!
Кто выше?
От глаз людских, как ни таись, не скроешься. Чадру, как говорится, на тайну не накинешь! Донесли Шамси, что ходит его младшая жена в женский клуб.
Не подобает, конечно, почтенному человеку выслеживать жену, подобно ревнивцу-молодожену, но что поделаешь, если все бабы с ума посходили с этим чертовым клубом!
Увы, не соврали люди — своими глазами узрел Шамси свой позор.
— Посмей-ка пойти еще раз! — пригрозил он Ругя.
— Захочу — и пойду! — огрызнулась та.
— Ты, может быть, и чадру скинешь, как подружки твои бесстыдные?
— Может быть, скину?
Шамси вспылил:
— Ты с кем так разговариваешь, негодная, — с мужем?
Ругя небрежно махнула рукой:
— Заладили все мужчины одно: муж да муж!
— Да ведь в святом коране сказано: мужья выше жен! Так определил сам аллах, потому что мужья кормят и одевают своих жен. Муж, как говорится, ореховое дерево рубит, а жена орешки грызет!
— В коране! А в других книгах сказано иначе,
— Давно ли ты книги стала читать?
— Зато другие читают, ученей тебя, и говорят, что муж жене не хозяин.
— Этому вас учат в вашем клубе?
— А хотя бы и там!
— Вот не дам тебе есть, тогда узнаешь, хозяин муж или нет, ослица упрямая!..
Шамси приказал Ана-ханум не кормить Ругя: поголодает — станет шелковой!
Старшая жена ревностно исполняет приказание. Конечно, Ругя может сходить в лавочку к частнику и взять продукты в долг — ей, как жене Шамси, частник поверит. Но она выдерживает характер и целый день сидит у себя в комнате голодная.
Перед тем как лечь спать, Шамси запирает кухню на ключ. Улегшись, он долго ворочается с боку на бок, размышляя о происшедшем. Ему становится жаль Ругя. Крадучись, стыдясь своей слабости перед Ана-ханум, он пробирается на кухню, наполняет тарелку холодной бараниной и несет к Ругя.
— На, ешь… — говорит он, не глядя на Ругя.
Она отталкивает его:
— Уйди!
Тарелка летит на пол, разбивается вдребезги. Куски мяса разлетаются по ковру. Ана-ханум, полураздетая, заспанная, выползает из своей комнаты.
— Что еще тут случилось, полуночники?
Шамси понимает, что он разоблачен. Его охватывают досада, гнев. Впервые в жизни замахивается он на Ругя…
Шамси решил не кормить Ругя до тех пор, пока она не откажется ходить в клуб, а частник-лавочник, узнав про ее размолвку с мужем, не стал ей отпускать в долг. Вот уж впрямь по пословице: стоит мужу побить жену — ее укусит и собака!..
Ругя поделилась с Баджи своими невзгодами.
— Может быть, перестанешь ходить в клуб? — спросила Баджи испытующе.
— Нет, не перестану! — решительно ответила Ругя. — И даже если старый черт смилостивится и согласится меня кормить — не стану теперь принимать от него еду.
— А как будешь жить?
Ругя беспомощно развела руками: в том-то и вопрос!
Баджи задумалась.
— Слушай, Ругя, — сказала она наконец. — Ты на меня не обижайся, если я тебе кое-что предложу.
Она взяла Ругя за руку, привела в мешочную артель.
Обидно, конечно, ковроткачихе-искуснице возиться со старыми мешками, но уж лучше латать эту рвань, чем снова все дни просиживать дома, как птица в клетке, и терпеть попреки за хлеб.
Прощаясь, Баджи сунула Ругя немного денег:
— Заработаешь — отдашь!..
Шамси, в свою очередь, сетовал перед Ана-ханум и Абдул-Фатахом: нет сладу с младшей женой!
— Вышвырнуть надо ее из дому, эту гусеницу! — советовала Ана-ханум. — Только грязь в приличный дом вносит, позорит твое имя.
— Это ты из ревности меня подбиваешь, старуха! — угрюмо ворчал Шамси, но в глубине души колебался: может быть, старшая жена права?
Абдул-Фатах советовал иное:
— Припугнуть надо твою младшую жену разводом. Ты, как муж, вправе дать его жене когда захочешь. Я могу написать свидетельство о разводе, а если Ругя смирится и ты пожелаешь вновь приблизить ее к себе, я могу снова составить кебин — брачный договор. Шариат этого не запрещает.
— А будет ли этот кебин действителен сейчас? — спросил Шамси, подчеркивая последнее слово. — Говорят, издан какой-то новый закон о браке и кебины, которые заключаются при советской власти, не считаются настоящими брачными договорами.
Абдул-Фатах пренебрежительно усмехнулся:
— Много ли женщины разбираются в законах!
Шамси медлил: неужели придется тратиться на свидетельство о разводе и на новый брачный договор?
— Уверен
