Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

этого Саша, почему не нравится она ему? Может быть, потому, что он знает про ее замужество, в душе осуждает ее, и обучает грамоте лишь из жалости или по дружбе? А может, скучно ему с ней, потому что она темна и невежественна, а он ученый, студент и так много, много знает, что не о чем ему говорить с ней?

Скорее всего — поэтому!

И Баджи овладевает страстное желание учиться. Она читает все, что попадается ей на глаза: вывески, афиши, обрывки газет, надписи на папиросных и спичечных коробках — все. Она исписывает тетрадь за тетрадью, и с пальцев ее не сходят чернильные пятна. Она даже берется за ненавистную ей грамматику.

Саша не нарадуется на ученицу.

«Правильно!», «Умница!» — все чаще слышит Баджи от Саши и все чаще улавливает в его тоне теплоту.

Однажды Баджи услышала, с какой похвалой он говорил о ней Юнусу. Радость и гордость захлестнули ее.

Вот, оказывается, какой дорогой надо идти к сердцу Саши. А она, глупая, грела на жаровне шашлычный прут, завивала волосы в мелкие кудряшки!

Бесплатные билеты

Из всех комнат клуба больше всего Баджи привлекает та, в которой происходят занятия кружка художественной самодеятельности.

Каких только песен не услышишь здесь! Звучат старинные печальные песни о доле людской — «шикеста́», нежные любовные — «гезеллемэ́», веселые шуточные — «мейхане́».

Нередко Баджи вспоминает свою мать Сару. Высоким прерывистым голосом напевала Сара печальные песни без слов. О чем она пела? У кого научилась и для кого пела, сидя на ветхой подстилке, одинокая, смертельно больная? Как не похожи были те напевы на новые песни, какие впервые услышала здесь ее дочь и какие теперь распевает в полный голос!

В доме Шамси и в доме мужа Баджи не раз бралась за тар, за кеманчу, но струны плохо слушались ее пальцев, а о том, чтоб учиться музыке, нельзя было и мечтать. Теперь в клубе музыкант-профессионал обучает участниц кружка, и Баджи быстро совершенствуется в игре. Посмотреть только, как она поднимает и раскачивает над головой свой тар, ни дать ни взять — настоящий тарист!

Баджи любит и потанцевать. Особенно она отличается в женском хороводном танце «гыд галады́». Забавный танец! Танцующие, собравшись в круг, жестами и мимикой изображают кумушек, ведущих между собой шуточную беседу.

— Сейчас вы увидите богатую купчиху! — объявляет Баджи и мигом преображается: лицо ее становится надменным, в движениях сочетаются спесивая самонадеянность и суетливость.

Ругя, заглянувшая в комнату, где происходят занятия кружка, всматривается в танцующую Баджи. Что-то знакомое чудится ей в этой живой карикатуре. Внезапно Ругя осеняет: да ведь это Ана-ханум! Портрет, нарисованный танцем, меток и зол. Младшая жена испытывает подлинное удовлетворение.

— А теперь посмотрите на старуху сплетницу!

Ругя смотрит. Ну, это, конечно, не кто иной, как Дилявер-хала!

— А вот так танцуют ганджинские сельские девушки! — снова объявляет Баджи и снова преображается.

Расставаясь с Ругя, Баджи, как обычно, говорит:

— Приходи почаще!

Но Ругя на этот раз в ответ на приглашение обиженно отворачивается:

— Приходить для того, чтоб смотреть, как ты меня передразниваешь и на смех выставляешь перед людьми?

— Я — тебя? На смех? — восклицает Баджи удивленно. — Когда?

— Да, да! Когда ты ганджинских сельских девушек изображала.

— Да я вовсе и не думала тогда о тебе!

Тон у Баджи искренний, но он не рассеивает подозрений Ругя.

— Брось прикидываться, на это ты мастерица! — говорит она.

Баджи прижимает руку к сердцу:

— Клянусь братом — говорю правду!

Ругя смягчается.

— Кого же, в таком случае, ты изображала?

— Ганджинских сельских девушек… вообще…

Ругя вспоминает далекую мастерскую, где она коротала свой день, сидя на полу за ковровым станком рядом с подругами-ковроткачихами, и как вечером, окончив работу, принимались они за танцы — размять затекшие ноги… Да, пожалуй, Баджи имела в виду не только ее, а их всех, и, значит, незачем зря обижаться. Одно лишь странно: каким образом удалось Баджи, ни разу не видевшей тех девушек-ковроткачих, так верно их изобразить? Неужели только по ее, Ругя, рассказам?..

Время от времени посетительницам клуба, в особенности членам кружка самодеятельности, раздают бесплатные билеты в театр.

Некоторые отказываются от билетов: охотно посещая женский клуб, они, однако, считают, что театр, где женщина может оказаться сидящей рядом с чужим мужчиной — рассадник порока.

«Не скоро, видать, поумнеют наши женщины!» — досадует Баджи.

Сама она охотно взяла бы целый десяток билетов, если б ей дали столько и если б можно было одновременно сидеть в десяти местах и смотреть за десятерых. Во время раздачи билетов она тем не менее делает безучастное лицо: если покажешь, что сильно чего-нибудь хочешь, — не получишь; так нередко бывало в ее жизни. Впрочем, сейчас Баджи напрасно гневит судьбу — в бесплатных билетах ей еще ни разу не отказали…

В ожидании, когда зажгутся огни рампы, заиграет музыка и взовьется занавес азербайджанского сатир-агиттеатра, Баджи разглядывает зрительный зал.

Нет больше женских задрапированных лож, женщины сидят в открытых ложах и в партере рядом с мужчинами; во всем зале — две-три чадры. Кое с кем из женщин Баджи весело перемигивается — на один билет она ухитрилась провести с собой в театр трех подруг. А на тех местах, где некогда покоились неприкосновенные папахи кочи, сейчас сидит она с братом.

— Народу сегодня в театре много, несмотря на траур махаррам! — одобрительно замечает Юнус, оглядывая зрителей.

— Еще бы! — отвечает Баджи. — Тем более, что билеты бесплатные!

— Да, любит наш народ зрелища! — Юнус усмехается и добавляет: — Даже наш дядюшка Шамси, и тот не прочь в эти дни потоптаться во дворе мечети, поглазеть на шебихи, на божественные представления.

Баджи вспоминает, как однажды ей удалось увидеть шебих через забор мечети. Что ни говори, а зрелище это было интересное! Признаться, всплакнула она тогда у забора вместе с другими женщинами, глядя на муки святого имама Хуссейна.

Но вот вспыхивают цветные огни рампы, веселые звуки музыки наполняют зал, взвивается яркий занавес. Перед зрителями — антирелигиозное обозрение. Миниатюры, сатирические и бытовые лубки, частушки, музыкальные интермедии, эстрадные номера! Сцена наполнена пением, музыкой, танцами.

Баджи в восторге. До чего же верно на сцене изображаются муллы с их плутнями! Посмотреть хотя бы на этого: не то мулла Ибрагим с его ленточками и глупыми заклинаниями — бильбили, вильвили, сильвили! — не то мулла хаджи Абдул-Фатах в его красивой абе, сего вечными ссылками на коран и хитрыми проповедями.

Зрители весело и шумно реагируют на обозрение: никогда еще и нигде о плутнях мулл так