Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, ей съездить в город, в женский клуб, о котором сейчас столько разговоров среди женщин и в котором, говорят, есть что-то вроде школы для таких, как она?
— В женский клуб? — переспрашивает Юнус, испытующе оглядывая Баджи.
Конечно, он не из той породы братьев, которые готовы ткнуть сестру ножом, едва та выйдет за ворота — так кое-кто и по сей день защищает «честь семейного очага», — но сестра уже совершила однажды горькую ошибку, выйдя за Теймура, и долг старшего брата присматривать за сестрой.
— Что ж, я не против, — говорит Юнус одобрительно, но тут же строго добавляет: — Только, смотри, поздно не возвращайся!
— Нет, нет, я только взгляну одним глазком и — назад! — доносится до него голос Баджи с галереи.
Она только взглянет одним глазком!
Баджи обходит помещение клуба, заглядывает во все уголки. В прошлом это дом-дворец одного крупного богача. Потолки высокие, стены расписные, всюду картины, пол устлан коврами. Сотни лампочек, светло как днем. А женщин здесь в каждой комнате больше, чем было во всем Исмаилие! И не таких, как там, — богатые сюда носа не кажут. Есть здесь пожилые, есть молодые, с детьми на руках, есть совсем девочки; одни женщины в чадрах, другие — в платках, а некоторые и вовсе с непокрытыми головами. В одной из комнат сидят на партах по двое, как в школе, и учатся; в другой— шьют; в третьей — играют на таре и танцуют. Интересное, оказывается, место этот клуб, недаром женщины стремятся сюда!
К Баджи подходит незнакомая девушка с блокнотом в руке.
— Что-нибудь ищешь? — спрашивает она.
— Грамоте хочу учиться, — отвечает Баджи.
— Я как раз и записываю таких. Запишешься?
Баджи медлит: не обиделся бы брат, что она с ним не посоветовалась… Но тут же она вспоминает все, что говорили о грамоте и брат, и Саша, и Газанфар, и решается:
— Записывай!
Девушка берется за карандаш:
— Как зовут тебя?
— Баджи.
— Теперь все мы — Баджи, сестры! — улыбается девушка. — Как твое настоящее имя?
— Дай-ка я напишу сама… — говорит Баджи, решительно беря карандаш из рук девушки: пусть не думает, что она совсем неуч!
«Басти Дадаш-кзы» — Басти дочь Дадаша, — старательно выводит она на листке свое имя под длинным списком других женских имен…
Иногда, видя, каким усталым возвращается Юнус с работы или из школы, Баджи думала: «Нелегко ему себе на жизнь зарабатывать, да еще меня, дармоедку, кормить».
Однажды, когда Юнус вернулся поздней обычного, Баджи сказала:
— Надо бы и мне где-нибудь работать. Мешки, что ли, начать латать в мешочной артели при клубе?
Юнус насторожился.
— Наука уже надоела? — спросил он строго. — Задумала сменить учение на заработки?
— Нет, не сменяю! С утра буду работать в артели, а вечером сяду за книгу.
— Не много ли на себя берешь?
— А ты-то ведь работаешь и ходишь в свою профшколу?
Юнус готов был ответить:
«Себя со мной не равняй: я — мужчина!»
Но сказал он другое:
— Не я один теперь так поступаю. В профшколе нашей увидишь кого угодно — масленщики, слесаря, подручные. Интересно у нас! Эх, Баджи, сегодня снова приходил к нам на урок Киров, Сергей Миронович, проверял занятия, расспрашивал, как идет учеба, — остался доволен, похвалил.
— Ну вот, видишь! А насчет меня сомневаешься.
Брат читает в глазах сестры беспокойное ожидание и снисходительно произносит:
— Что ж, сестра, попробуй!..
В помещении мешочной артели тесно, стоит непрерывный гомон. От ветхих, грязных мешков — пыль и духота.
Баджи работает быстро, почти всегда первой выполняет норму. Заведующая дает ей дополнительную нагрузку — распределять мешки. Баджи справляется и с этим. И теперь, нередко отлучаясь по делам, заведующая оставляет Баджи за старшую.
— Вот еще старшина, «седая борода» на нашу голову выискался! — слышит Баджи ворчливый голос.
Это говорит Софиат, худощавая, болезненного вида женщина. Недавно ее вместе с тремя малыми детьми выгнал из дому муж. Почему? Просто не захотел кормить ее и троих детей. Сказал: даю развод, и куда-то скрылся. Вот и все. Пришлось ей, чтоб прокормить ребят, пойти работать в мешочную артель. Софиат раздражительна, мнительна. Сейчас она вообразила, что Баджи нарочно дала ей совсем изодранные мешки.
— Если я тебе не нравлюсь, слушайся козла, у него борода длинная, да ум короткий, как у тебя! — отшучивается Баджи.
Все смеются.
— Не буду я эту труху латать! — раздается в ответ все тот же ворчливый голос Софиат, и вслед за тем в лицо Баджи летит грязный мешок, окутывая ее густым, удушающим облаком пыли.
Вмиг Баджи оказывается подле Софиат. Глаза Баджи горят, кулаки сжаты. Она стоит перед слабой, измученной женщиной — молодая, сильная, пышущая здоровьем. Софиат ни жива ни мертва; прикрыв голову и лицо, она стоит в ожидании расправы. Окружающие понимают: Софиат несдобровать!
Баджи широко замахивается и вдруг неожиданно отводит занесенную над Софиат руку себе за спину.
— Если б не твои дети, я бы тебя в пыль стерла! — говорит она сквозь зубы и, резко повернувшись, уходит на свое место.
Все облегченно вздыхают, одобрительно перешептываются: молодец эта Баджи, умеет показать свою силу и вместе с тем рукам воли не дает!..
Четверг.
Баджи только что вышла из клуба и спешит домой.
Три женщины в чадрах, с тазами и узелками, шлепая туфлями, гуськом шествуют впереди нее вдоль мостовой. Что-то знакомое чудится ей в этих фигурах. Она ускоряет шаг. Так и есть: Ана-ханум, Ругя, Фатьма.
— Здравствуйте, женщины! — восклицает Баджи, поравнявшись с ними.
— Здравствуй, Баджи, здравствуй, здравствуй! — обрадованно восклицают в ответ женщины и не могут прийти в себя от изумления, видя Баджи без чадры.
— Что у вас нового? — спрашивает Баджи.
Все отвечают наперебой. Что у них нового? Да ничего особенного. Не так, как у нес, у Баджи. Вот, как обычно в четверг, понежились в бане и идут домой пить чай. Может быть и Баджи по старой памяти выпьет с ними крепкого чайку?.. Нет времени? Скажите на милость, какая стала деловая! Ну, пусть в таком случае хоть проводит их до дому, расскажет им о себе — слухов всяческих о ней ходит немало.
Баджи рассказывает о том, как сняла чадру, о клубе, о мешочной артели.
— Интересно было б и вам побывать в клубе! — заканчивает она, замедляя шаги у
