Век Людовика XIV. История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

или убавлять в них хотя бы одну нитку. Сыновья влюбляются в трех дам: герцогиню д'Аржан (богатство), мадам де Гранд Титр (честолюбие) и графиню д'Оргуэй (гордость). Чтобы понравиться этим дамам, братья вносят определенные изменения в унаследованные ими плащи, а когда эти изменения, казалось бы, противоречат завещанию отца, они переосмысливают его с помощью научной экзегезы. Петр пожелал добавить немного серебряной бахромы (папская роскошь); с легкостью было доказано, что слово "бахрома" в завещании означает палки для метлы; поэтому Петр принял серебряную бахрому, но отказал себе в палках для метлы (колдовство?). Протестанты были в восторге от того, что острие сатиры обрушилось на Петра: на его покупку огромного континента (чистилища), который он продавал разными частями (индульгенциями) снова и снова; на его суверенные и обычно безболезненные средства (епитимьи) от червей (грызущих совесть) - например, "ничего не есть после ужина в течение трех ночей... ...и ни в коем случае не ломать ветер с двух концов вместе без явного повода"; 87 об изобретении "кабинета шепота" (исповедальни) "для общественного блага и облегчения всех тех, кто ипохондричен или страдает коликами"; о "страховой конторе" (больше индульгенций); о "знаменитом универсальном [католическом] огурце" (святой воде) как о средстве, предотвращающем порчу. Обогащенный этими мудрыми ухищрениями, Петр выставляет себя представителем Бога. Он нахлобучивает на голову три шляпы с высокими венцами, держит в руке удочку, а когда кто-нибудь хочет пожать ему руку, он, "как воспитанный спаниель", предлагает ему свою лапу. 88 Он приглашает братьев на ужин, не дает им ничего, кроме хлеба, уверяет, что это не хлеб, а мясо, и опровергает их возражения: "Чтобы убедить вас в том, какие вы слепые, положительные, невежественные, своевольные щенки, я воспользуюсь лишь этим простым аргументом. Клянусь Богом, это настоящая, хорошая, натуральная баранина, как и любая другая на Лиденхоллском рынке, и Богом же вас обоих ждет вечная каторга, если вы предложите поверить в обратное". 89 Братья бунтуют, делают "подлинные копии" завещания (перевод Библии на русский язык) и обличают Петра как самозванца, после чего он "выгнал их за дверь и никогда не пускал под свой кров с того дня и до сего". 90 Вскоре после этого братья ссорятся из-за того, сколько из унаследованных ими плащей они могут выбросить или изменить. Мартин, после первого гнева, решает проявить умеренность и вспоминает, что Питер - его брат; Джек же разрывает плащ в клочья (кальвинистские секты) и впадает в приступы безумия и рвения. Далее Свифт описывает странные действия ветра (вдохновения) у "эолистов" (кальвинистских проповедников); и много смешного - в некоторых случаях совершенно непечатного - в их гнусавой речи, теориях предопределения и идолопоклонстве перед словом Писания. 91

До сих пор собственное вероисповедание автора, англиканство, оставалось лишь с незначительными шрамами. Но по ходу повествования Свифт, меняя плащи на ветры, сводит к пароходным заблуждениям не только теологию диссидентов, но и все религии и философии:

Если мы рассмотрим величайшие деяния, совершенные в мире... , которые являются создание новых империй путем завоевания, продвижение и прогресс новых схем в философии, и создание, а также распространение, новые религии, мы обнаружим, что авторы всех их были люди, чьи естественные причины допускали большие революции, от их диеты, их образование, преобладание определенного нрава, а также особое влияние воздуха и климата ... Ибо человеческое понимание, сидящее в мозгу, должно волноваться и распространяться испарениями, восходящими от низших способностей, чтобы орошать изобретения и делать их плодотворными". 92

Свифт в непередаваемых физиологических подробностях приводит, как ему казалось, прекрасный пример того, как внутренние секреции порождают могучие идеи, даже "Великий замысел" Генриха IV: французского короля вдохновила на войну с Габсбургами мысль захватить по дороге женщину (Шарлотту де Монморанси), чья красота возбудила в нем различные соки, "которые поднялись к мозгу". 93 Так же было и с великими философами, которых современники справедливо считали "выжившими из ума".

Такими были Эпикур, Диоген, Аполлоний, Лукреций, Парацельс, Декарт и другие, которые, будь они сейчас в мире, ... в наш век понимания подвергались бы явной опасности флеботомии [медицинского кровопускания], и кнутов, и цепей, и темных камер, и соломы... . . Теперь я бы с радостью получил информацию о том, как можно объяснить подобные фантазии. ...без ссылки на... испарения, поднимающиеся от низших способностей и омрачающие мозг, а там переходящие в представления, для которых узость нашего родного языка еще не придумала другого названия, кроме как безумие или исступление". 94

Подобному "нарушению или перемещению мозга под действием определенных паров, выходящих из низших способностей", Свифт приписывает "все те могучие революции, которые произошли в империи, философии и религии". 95 Он приходит к выводу, что все системы мысли - это ветер слов, и что мудрый человек не будет пытаться проникнуть во внутреннюю реальность вещей, а будет довольствоваться поверхностью; после чего Свифт использует один из приятных симиляров, к которым он имел склонность: "На прошлой неделе я видел, как распластывали женщину, и вы вряд ли поверите, как сильно это изменило ее лицо в худшую сторону". 96

Эта скандальная книжка, раздутая до 130 страниц, сразу же утвердила Свифта как мастера сатиры - совершенного Рабле, как называл его Вольтер. Аллегория словесно соответствовала англиканской ортодоксии Свифта, но многие читатели чувствовали, что автор был скептиком, если не атеистом. Архиепископ Шарп сказал королеве Анне, что Свифт немногим лучше неверного, 97 а доверенное лицо Анны, герцогиня Мальборо, считала, что Свифт

давно превратил всю религию в басню и продал ее за шутку. Но ему было неприятно, что министерство [вигов] не продвинуло его в церкви за то, что он проявлял большое рвение к религии своими непристойными шуточками; и вот [он] перенес свой атеизм и свой юмор на службу их врагам. 98

Стил тоже называл Свифта неверным, а Ноттингем в Палате общин назвал его божеством, "которого трудно заподозрить в христианстве". 99 Свифт читал Гоббса, и этот опыт нелегко забыть. Гоббс начал со страха, перешел к материализму и закончил тори, поддерживающим установленную церковь. Религиозных деятелей мало утешало то, что Свифт быстро справился с философией:

Различные мнения философов разбросали по миру столько же язв для ума, сколько ящик Пандоры - для тела, только с той разницей, что они не оставили надежду на дне... Истина скрыта, как исток Нила, и может быть найдена только в Утопии". 100

Возможно, потому, что он считал, что истина не предназначена для человека, он с особой теплотой возмущался теми религиозными сектами, которые исповедовали "истинную религию", и презирал людей, которые, как Буньян и некоторые квакеры,