Куропаткин. Судьба оболганного генерала - Андрей Гургенович Шаваев

Петроградское охранное отделение Департамента полиции составило приблизительный список высших военных чинов, с кем Гучков контактировал. Среди прочих в жандармском перечне оказались: три бывших военных министра – генералы А.А. Поливанов, А.Ф. Редигер и А.Н. Куропаткин, бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, генерал-лейтенант пограничной стражи Е.И. Мартынов, главнокомандующий войсками Северного фронта генерал Н.В. Рузский.

Отношения с Гучковым Куропаткин действительно поддерживал давно, причем неформальные, неслужебные – тоже. Гучков был одним из немногих политических деятелей, не чуравшихся опального генерала.

27 декабря 1914 года Куропаткин запишет в дневнике: «Приехал А.И. Гучков с передовых позиций. Очень мрачно настроен… С продовольствием не справляются в армии. Люди голодают. Сапог у многих нет… Убыль в офицерах огромная… Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читал мне приказ командира корпуса не расходовать более 3–5 снарядов в день на орудие».

Общались Гучков с Куропаткиным в течение всего полугодового периода пребывания последнего главнокомандующим на Северном фронте регулярно, благо Псков и Петроград не так далеко друг о друга, обменивались новостями, делились мнениями о складывающемся положении дел на фронте и в тылу, подпитывали друг друга информацией об вялотекущей, депрессивной в целом обстановке в верхах.

Прямые, непосредственные контакты естественным образом прервались после перевода Куропаткина в Среднюю Азию.

Примкнул бы генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин к втершимся в доверие к императору заговорщикам в золотых погонах и красных лампасах, будь он не в знойном и пыльном даже зимой Ташкенте, а в Пскове, на фронте и рядом со столицей?

Бесцеремонно и цинично, как тишайший Алексеев, яростно, оголтело, как Крымов, откровенно-жестко, по-хамски, как Рузский, исподтишка, как Бонч-Бруевич и Батюшин, – никогда.

Глава 15

Джихад в Туркестане

Механизм причинности

Некогда пустынный, одичалый и полуголодный до середины XIX века феодально-общинный Туркестан за какие-то сорок лет неузнаваемо изменила Российская империя.

Из мемуаров А.Н. Куропаткина «Семьдесят лет моей жизни»: «Когда в последний раз в 1916 г. я объезжал Голодную степь из Ходжента на автомобиле, то был удивлен уже достигнутыми результатами. Страшная пустыня, похоронившая много жертв, начала обращаться в плодоносную местность, обещавшую в будущем стать источником огромного богатства в хлопке, садоводстве, огородничестве, культуре лекарственных растений. В Голодной степи уже осело довольно значительное русское население».

Отметим два указанных Куропаткиным фактора – «богатство земли» и «значительное русское население».

В 1913 году в работе «Русско-китайский вопрос» Куропаткин вскользь упоминал о непростой оперативной обстановке в Туркестане:

«Увеличившийся в последние годы процент мусульман, обязанных воинской повинностью и уклоняющихся от службы, служит одним из верных показателей, что брожение присутствует.

В росте и укреплении в настоящее время мусульманства в Средней Азии и в малом приросте русского населения кроется слабость нашего положения в Средней Азии».

Малый прирост русского населения центральное правительство пыталось компенсировать переселением крестьян из Центральной России.

В 1906–1912 годах в ходе Столыпинской реформы в Среднюю Азию перевезли несколько сот тысяч семей, каждую из которых обеспечили земельными участками. При этом часть наделов изымали у жителей среднеазиатских окраин. Отбирали в том числе и пастбищные, и пахотные угодья, прежних владельцев принудительно выселяли в непригодные для скотоводства и обработки пустынные и полупустынные районы. Местные аборигены открыто протестовать до поры до времени не решались, глухо роптали, приезжих воспринимали с опаской и плохо скрываемым недовольством, помимо вечного и неразрешимого земельного вопроса нарастали межэтнические и межконфессиональные противоречия.

Куропаткин позднее напишет в дневнике: «Именно несправедливое изъятие земель привело к восстанию».

Переселение перекос в демографическом составе не устранило – на середину 1916 года русских в Туркестанском крае насчитывалось немногим более полумиллиона человек, при этом численность коренного населения составляла около 7 миллионов человек, то есть в ДВАДЦАТЬ раз больше. Коренное население – это мусульмане; русские – в подавляющем большинстве православные христиане, в редких случаях – староверы.

Итак, отметим еще раз: в Средней Азии неограниченно правят русские, тем не менее на одного проживающего на «богатой земле» православного приходится двадцать приверженцев иной веры.

В конце XIX века ведущие русские военные ученые – генералы Н.Н. Обручев, А.М. Золотарев и А.И. Макшеев разработали и обосновали доктрину, исходившую из реальной географии «благонадежного» и «неблагонадежного» населения, а также их процентного соотношения в конкретной местности. К группе «благонадежных» относилось преимущественно славянское, православное население; к числу «неблагонадежных» – евреи, немцы, поляки, кавказцы и народы Средней Азии. Согласно заключению профессоров военной статистики, только те районы считались благополучными и благонадежными, где русское население составляло не менее 50 процентов.

КОТЕЛ недовольства покоренного населения Туркестана «колониальной» имперской политикой, давшей безграмотным, нищим, голодным и бесправным народам Средней Азии возможность иметь крышу над головой, питаться, получать образование, трудиться на земле, зарабатывать деньги и жить по закону, спокойно и беспрепятственно исповедуя свою религию, благодаря пропаганде исламских духовных лидеров КИПЕЛ давно, и нужен был лишь повод для того, чтобы он взорвался.

Повод нашелся: 25 июня 1916 года появилось Высочайшее повеление, опубликованное в собрании узаконений и распоряжений правительства 6 июля 1916 года за № 182. Кто подсунул монарху этот документ на подпись и каким образом шло согласование нормативного акта, затрагивающего интересы миллионов людей, достоверно неизвестно. В итоге по повелению Николая II «Зля работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе деятельности армий призывалось мужское инородческое население империи в возрасте от 19 до 43 лет».

В докладе о событиях в Туркестане на закрытом заседании Государственной думы 13 декабря 1916 года представитель фракции трудовиков – известный юрист А.Ф. Керенский даст оценку царскому повелению:

«…этого Высочайшего повеления в порядке, каким оно было издано, издано быть не могло…

…само Высочайшее поведение нарушило основной закон Российской империи, 71-ю статью, говорящую о том, что “русские подданные обязаны отбывать повинность” только “согласно постановлению закона”».

Еще задолго до появления наделавшего столько шума повеления царя народы Средней Азии несли тяжелейшие имущественные потери. Грозившая рухнуть экономика Российской империи от военного напряжения трещала по швам и требовала все новых поборов с граждан. Правительственные займы, повышенные военные налоги, сбор пожертвований – всего этого руководителям империи оказалось мало. В прожорливую, ненасытную топку мировой войны бросалось все, что могло хоть как-то удержать страну и армию от зияющей пропасти поражений, разрухи, голода, холода, болезней.

Наряду с другими российскими губерниями скатывался к краху и Туркестанский край, где с 1914 года властями проводилась принудительная массовая реквизиция вьючно-грузового и мясо-молочного скота у коренного населения на нужды фронта и тыла. Скот изымался фактически за бесценок – всего за