Куропаткин. Судьба оболганного генерала - Андрей Гургенович Шаваев

были, на войне по-другому не бывает, но потери не такие катастрофические и неоправданные, как в начальный период войны.

Кроме того, на Северном фронте, в отличие от других фронтов, совершенно недопустимым был даже гипотетический риск потери территории, так как любое успешное контрнаступление германских войск и прорыв обороны русских армий открывали противнику прямой путь на Петроград и Москву, создавали реальную угрозу захвата СТОЛИЦ, а это уже могло стать предвестником неизбежной КАПИТУЛЯЦИИ империи.

Успешными полководцами считаются те, кто не сломался, кого не обуял пессимизм и кто на пути к победе не обращает внимания на тяжкие цифры безвозвратной убыли личного состава. Понятно, что стоянием города не берут; формула военной победы – наступление и разгром противника.

При этом, как правило, истинная цена успеха, измеряемая сотнями тысяч человеческих жизней, в расчет не принимается или становится второстепенным критерием: главное для полководцев – отвоеванные плацдармы, форсированные реки, взятые города, страны и покоренные народы, количество уничтоженных и захваченных вражеских пленных, артиллерийских орудий, пулеметов и винтовок, бронепоездов и танков.

В армии и обществе Куропаткина считали учеником Скобелева – дерзкого и отважного мастера наступления и штурма, не щадящего в ожесточенных сражениях ни своих, ни чужих.

Как бесстрашный «белый генерал», утверждавший, что «война и гуманность не имеют ничего общего», относился к неизбежным потерям своих войск?

Близко знавший Скобелева русский писатель и журналист Василий Иванович Немирович-Данченко вспоминал о, казалось бы, весьма странных для человека военного морально-этических, сентиментальных откровениях Михаила Дмитриевича:

«Я дошел до убеждения, что все на свете ложь, ложь и ложь…

Все это: и слава, и весь этот блеск – ложь… А ведь чего… стоит эта ложь, эта слава? Сколько убитых, раненых, страдальцев, разоренных!..

Будем ли мы… отвечать Богу за массу людей, которых мы погубили в боях?»

Со Скобелевым дружил известный художник-баталист и литератор Василий Васильевич Верещагин, тоже воспринимавший неизбежные жертвы и людские потери как колоссальную общечеловеческую трагедию: вспомним его «Апофеоз войны» и особенно-«Побежденные. Панихида». Номинированный на Нобелевскую премию мира, Верещагин писал:

«В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражен тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом все еще называется войною…».

Вряд ли профессиональная полководческая и философская позиция генерала Куропаткина по проблеме губительных жертв на войне кардинально отличалась от скобелевской: «мясником» ни один, ни другой никогда не были даже в мыслях.

В противном случае они бы просто не сработались, не смогли бок о бок длительное время и в разных по форме и содержанию кампаниях сражаться с неприятелем. Георгиевские кавалеры, они оба лично себя не жалели, проявляли презрение к смерти, бесстрашие, отвагу – это неоспоримые, документально подтвержденные исторические факты, причем бесстрашие Скобелева выглядело где-то даже как излишне показное, необъяснимо-мистическое, рассчитанное на внешний эффект.

Но русского солдата Скобелев и Куропаткин берегли и жалели всегда.

Отсюда, из уникальных личностных, человеческих качеств Скобелева, и стремление Алексея Николаевича Куропаткина на войне, что с Японией, что с Германией исповедовать политику СБЕРЕЖЕНИЯ своих войск.

И ранее, в 1904–1905 годах в Маньчжурии, и в 1916 году на Северном фронте Второй Отечественной войны ПОЛКОВОДЕЦ генерал Куропаткин сознательно отвергал БЕЗРАССУДНОЕ управление войсками, стратегию бездумного использования ЖИВОЙ силы как основного средства достижения успеха в боевых действиях, намеренно отказался ЗАБРАСЫВАТЬ ТРУПАМИ русских солдат оборонительные позиции противника, каким бы он ни был – японским или немецким, каким бы заманчивым ни казался конечный результат и как бы ни давило на него верховное командование Вооруженными силами России.

Так НЕПРЕКЛОННО перед царем и Ставкой вести себя мог только он один, с его авторитетом, с его позицией.

Став главнокомандующим войсками Северного фронта, Куропаткин опроверг, казалось бы, непреложную истину о том, что нельзя войти в одну и ту же воду дважды.

Он уверенно и по собственному желанию входит; если не в воду, то в БОЛОТО растерянности командного состава, деморализации нижних чинов, штабного разгильдяйства и хозяйственной безответственности интендантов; стремительно поднимается с восстановленного им из руин Гренадерского корпуса на армию, потом на фронт, а затем вновь становится генерал-губернатором и командующим военным округом – неограниченным, с чрезвычайными полномочиями властителем Туркестана.

Когда ЗАДЫМИЛАСЬ непокоренная до логического конца, с загнанными внутрь многовекторными противоречиями Средняя Азия, 22 июля 1916 года царь назначит Куропаткина туркестанским генерал-губернатором, командующим Туркестанским военным округом и наказным войсковым атаманом Семиреченского казачьего войска.

Так он вернется на завершающем витке своей карьеры на двадцать шесть лет лет назад, когда в далеком и безмятежном 1890-м, подающий большие надежды, стройный и подтянутый, полный сил и энергии, сорокадвухлетний генерал Куропаткин императором-миротворцем Александром III был назначен губернатором Закаспийской области.

Ожидание и надежда…

Ведь именно с должности генерал-губернатора он так внезапно и неожиданно прибыл в Северную столицу управляющим Военным министерством.

Возможно ли такое повторение событий еще раз, тем более что отношения с императором и, что не менее важно, с императрицей восстановлены, а запятнанный на сопках Маньчжурии мундир, наконец, удалось отмыть?

И вдруг грянул военный заговор…

Заговор, в котором приняли участие те, кого он хорошо знал, – соратник со скобелевских времен начальник штаба Ставки Алексеев, некогда скромный и стеснительный помощник в подготовке отчета о Русско-японской войне Крымов, преемник на посту главнокомандующего Северным фронтом Рузский, искрящийся неистовой энергией харизматический политик Гучков…

Отречение монарха, на которого Куропаткин ценой унижения и пресмыкательства поставил от полной безысходности и отчаяния, и который, в свою очередь, во второй раз поставил на него от отсутствия надежной опоры на ВЕРНОПОДДАННЫХ генералов…

Рухнуло всё…

Основным организатором заговора с целью свержения царя очевидцы событий и историки-исследователи единодушно называют видного думского деятеля, председателя Центрального военно-промышленного комитета, члена Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, особоуполномоченного Красного Креста на фронте Александра Ивановича Гучкова.

Прапорщикзапаса, банкир и миллионер, патриот, мыслящий предельно рационально – авуары в зарубежных банках, тесно связанный с германскими финансовыми кругами, путешественник, необузданный, неоднократно битый по делу и не по делу любитель острых ощущений и пафосный бретер, добровольный участник Англо-бурской, Русско-японской и Первой балканской войн, парламентарий, трибун, некогда сторонник Столыпина, люто ненавидевший царя, Гучков с генералитетом отношения поддерживал на долговременной, систематической и доверительной основе. Денег на поддержание контактов с нужными людьми не жалел, справедливо считая представительские коньячно-икорные расходы вкладом в будущее приумножение личного политического СОСТОЯНИЯ и влияния.

В конце 1916 года