Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

пенсионный фонд он был вконец унижен и оскорблен. Белокобыльский со всей очевидностью показал ему, что он никто, пустое место, бессмысленное бесправное существо, вынужденное принимать как данность любые решения власти. И хотя Майский пригрозил юристу судом, в действительности ему, человеку, тщетно потратившему три года на разбирательства с Я-ским пенсионным фондом, как никому другому было отлично известно об абсурдности такой затеи. Майский прекрасно понимал, что независимой судебной системы в стране нет и ни минуты не думал всерьез искать у суда защиты.

От осознания того, что действующая власть отобрала у него последние средства к существованию, лишила достоинства, абсолютно всех прав и надежды на справедливость, Майского с каждым днем все сильнее душила отчаянная злоба. Снова засел он в своей квартире, не имея ни желания, ни моральных сил покидать ее. Он ни с кем не общался, не смотрел телевизор, а все больше читал — книги или самые разные статьи в интернете, который в это время бурлил от переполнявших его протестных голосов недовольных граждан.

В последние годы власть в стране была уже полностью монополизирована. Все ее ветви и уровни, так или иначе, находились под тотальным контролем небольшой группы людей, тесно связанной с премьер-министром страны, которого в обществе стали уже напрямую ассоциировать с единовластными российскими монархами позапрошлого столетия. Большинство выборов было отменено, а те редкие акты народного волеизъявления, которые еще остались, превратили в фарс, сопровождающийся бесчисленными нарушениями и злоупотреблениями со стороны действующей администрации. Абсолютная не подотчетность и безнаказанность чиновников вылились в кумовство, самоуправие, коррупцию и беззаконие на самых высших этажах власти, и вполне естественно, что эти явления в точности транслировались вниз, заражая все без исключения сферы общественной жизни страны.

Наблюдая развернувшиеся процессы монополизации власти и ее прямые губительные для нации последствия, народ уже на протяжении нескольких лет гудел в протестном возмущении; в последние же месяцы негодование граждан усилилось многократно. Интернет был взбудоражен обсуждениями беспросветной коррупции, повсеместного воровства государственной собственности и вопиющих по своей наглости случаев превышения полномочий чиновниками самого разного уровня. Нескончаемые примеры подобных бесчинств сопровождались неистовыми комментариями и даже открытыми призывами к революционной смене власти. Эти настроения с поразительной точностью совпадали с бушевавшими в Майском эмоциями: все сильнее и тверже убеждался он, что совсем не один, что таких большинство, которые всецело разделяют его взгляды на происходящие в стране безобразия. Как никогда ясно видел и понимал он возмущение народа, не желавшего продолжать терпеть издевательства, и еще более креп в своей ненависти к преступной власти, прогнившей с самого верха и донизу.

Вместе с тем, Майского с каждым днем все сильнее стала беспокоить недавно возникшая, но прочно укоренившаяся в его сознании идея запечатлеть себя в истории. Оставить хоть какой-то след в этом мире — только ради одной этой цели он продолжал еще жить, и открывавшаяся теперь перед ним перспектива до конца своих дней влачить жалкое бессмысленное существование на грани нищеты и умереть в безвестности доставляло ему сильнейшие страдания и не давало спокойно спать. Днем и ночью думал Майский о своей роли в этом мире, о том, как может он увековечить свое имя и тем сильнее разрасталась в нем тяга к свершениям, чем больше времени проводил он в бесплодных попытках найти ответ.

В этой своей желчной депрессии Майский пребывал уже больше месяца, почти не выходя на улицу, ни с кем не общаясь, мучимый бесконечной злобой и отчаянными поисками способа оставить свой след в истории. Неустанно думал он над этими вопросами, пока не был уже так перенасыщен мыслями, что несознательно пришел к необходимости поделиться ими хоть с кем-нибудь.

∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙

Майский проснулся в девять часов. Было воскресенье, самая середина ноября и на улице еще даже толком не рассвело, но он всегда старался вставать не позже девяти, вне зависимости от дня недели и времени года, и поэтому вчера перед сном как обычно завел будильник. Впрочем, это оказалось излишним: от выработанной годами привычки Майский проснулся чуть раньше, чем прозвенел звонок. Он полежал еще несколько минут, поднялся, одел трико и тапочки, подошел к окну и, раскрыв шторы, отворил форточку. Морозный воздух с улицы вторгся в квартиру и тут же развеял последние остатки сна Майского. Не закрывая форточки, он задернул тюль и направился в ванную.

Квартирка у Майского была из разряда самых скромных: однокомнатная, в старом типовом советском доме, площадью чуть больше тридцати квадратных метров. Зашедший в нее человек сразу попадал в крохотный коридорчик, из которого выходило три двери: слева была жилая комната, справа — туалет с ванной, а прямо располагалась кухня. Только заселившись, Майский сделал неплохой ремонт, так что сейчас квартирка выглядела вполне себе свежо. В кухне были приятные светло-оранжевые обои и новый линолеум; настенную же плитку, равно как и кухонный гарнитур, в процессе ремонта он менять не стал, и только хорошо вычистил и подремонтировал. Кроме гарнитура здесь были также довольно красивый массивный стол со стульями, холодильник и печка, которые Майский привез с собой из Я-ска, но разместить все это в кухоньке смог с огромным трудом, и сейчас здесь можно было разве только поесть одному, ну максимум двум человекам, поэтому единственная жилая комната в его квартире являлась одновременно и залом, и гостиной, и кабинетом, и спальней. В этой продолговатой, довольно светлой комнате с большим окном тоже все было порядком заставлено. Слева располагалась кровать, а за ней в углу находился громоздкий самодельный сваренный из толстых металлических листов сейф, высотой не многим ниже самого Майского. Дальше, у стены напротив двери стоял крупный бельевой шкаф и низкая тумбочка с небольшим, но вполне современным телевизором на ней. Справа находился широкий угловой компьютерный стол, а между столом и входным проемом прямо напротив телевизора располагалось кресло. Комната была обставлена, хотя и небогатой, но вполне приличной новой мебелью, подобранной осознанно и со вкусом и выдержанной в едином цветовом стиле — светлый орех с декоративными вставками металлического цвета. Над компьютерным столом с обеих сторон слева и справа были приделаны два больших стеллажа на всю высоту стены почти под потолок, плотно заполненные различными книгами, а между ними, над монитором находился календарь и шесть фотографий. На одном из снимков, единственном черно-белом, был запечатлен маленький симпатичный пухлый мальчуган двух лет отроду, с густыми светлыми кудрявыми волосами; на другом Майский был уже взрослый, в военной форме и с автоматом на плече; еще на трех фотографиях он находился где-то на севере, а одна, по размеру больше прочих, висела