Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность», — Майский опустил бумагу и пылающим взглядом сверкнул на Романа. — Знакомо? Когда ты думаешь это написано? Почти двести лет назад! Это Гоголь. Мертвые души. Посмотри — сейчас все то же самое. Россию охватила такая коррупция и злоупотребление властью, которые сопоставимы по масштабу с временем жизни Гоголя, когда в стране был царский режим и крепостное право!.. В стремлении воровать и кормиться на взятках современная власть плодит сама себя, расширяя свои функции, потому что только это сейчас и востребовано. О чем мечтает современная молодежь? Разве хотят они стать учеными, писателями, рабочими? Чиновник, таможенник, налоговый инспектор — вот в их понимании лучшая работа, так называемые «хлебные места». В наше время жизнь человека считается устроенной лишь в том случае, если он сидит на какой-нибудь государственной должности и наделен пусть даже минимальной властью, но дающей ему доступ к казенным деньгам или возможность брать взятки!

Майский резко замолчал, не в силах продолжать от охватившего его крайнего возбуждения. С минуту он сидел молча, а переведя дыхание и несколько поостыв, снова заговорил, но уже спокойнее, размеренным и твердым тоном.

— Россия — это измученная собака, все внутренние органы которой распухли от паразитов. Она не может бежать, не в состоянии уже даже идти, потому что у нее совсем не осталось сил. Дрожащие лапы еле-еле удерживают исхудавшее тело с огромным водянистым отвисшим животом, полным расплодившихся гадов. Ненасытные паразиты вытягивают из нее все соки, и точка невозврата пройдена. Собака уже не сможет излечиться от гложущих ее тварей — их слишком много. Теперь есть только два варианта: или она прогрызет себя, сбросит этот смертельный груз, залижет раны и, приведя свои внутренности в нормальное состояние, побежит вперед, или рухнет, свалится под гнетом паразитов, которые и после смерти продолжат жрать ее изнутри, пока от собаки не останется ничего, и пока они сами не умрут вместе с ней!

Майский остановился: из-под его нахмуренных бровей черными огнями горели округлившиеся глаза, мышцы на лице и шее были сведены в напряжении, а сжатая в кулак рука с силой уперлась в кресло.

На протяжении всей речи Роман молчал, не отводя взгляда от брата, и даже когда тот закончил, еще некоторое время продолжал смотреть на него, будто загипнотизированный.

— В стране царит беззаконие и вакханалия власти, — наконец заговорил Роман. — Чем большей властью ты наделен, тем большие бесчинства можешь творить, тогда, как обычные люди не в состоянии рассчитывать на соблюдение даже самых элементарных своих прав.

— Но ведь именно обычных людей в стране большинство и почему же мы до сих пор терпим такое положение дел? Почему мы молча и покорно соглашаемся с любыми, самыми вопиющими случаями злоупотребления властью?! — громко спросил Майский.

Не раз задававшийся этим вопросом прежде, еще во время работы в министерстве, Роман никогда не мог найти на него определенного ответа, и сейчас тоже не знал что сказать брату, а лишь виновато опустил голову.

— Вокруг только и говорят о том, что невозможно больше терпеть вседозволенность чиновников и бюрократов, — продолжил Майский, отвечая на собственный вопрос. — Для всех тех, кто не стали бездумными жертвами лживой пропаганды, льющейся из телевизоров, совершенно очевидно, что преступная коррумпированная власть грабит страну в невообразимых даже для государств третьего мира масштабах. Видя, в какое беспросветное болото скатывается Россия, люди открыто и повсеместно выражают свое недовольство. Но пока это лишь несвязанные возмущения — ничего не изменится. Мы должны объединиться, четко понять, что наша задача, задача каждого гражданина — вести посильную борьбу с продажной властью, всей душой восстать против любых бесчинств и злоупотреблений!

Майский снова погрузил руку в карман брюк, доставая из него тот же исписанный листок, который до этого уже успел убрать назад.

— «Все будет безуспешно, — развернув бумажку, начал читать он, — покуда не почувствовал из нас всяк, что он также, как в эпоху восстанья народ вооружался против врагов, так должен восстать против неправды»! Это там же, у Гоголя. И в этом вся суть! Мы должны объединиться и скинуть бремя раздирающих нацию мародеров — чиновников и всей действующей власти!!!

Майский говорил, пребывая уже в крайнем возбуждении: рука его заметно подрагивала, а сам он едва мог усидеть сейчас на месте. Большая часть высказанных им соображений зрела в нем годами, но сформировалась в голове только что, в эти самые минуты, и каждая новая мысль, затрагивая глубинные внутренние убеждения, все сильнее распаляла его, так что под конец он весь был поглощен бушевавшими в нем эмоциями.

Майского вдруг стало тесно в квартире, в этой мрачной комнате с одним окном, выходящим на лоджию, стены которой, навалившись, сдавили сейчас его; казалось, даже душе его было тесно в собственном теле, которое уже не могло вместить все, что распирало его изнутри. Не в силах больше находиться в помещении и стремясь только поскорее вырваться на улицу Майский, перемолвился с Романом еще несколькими фразами и, уже почти не слушая его, спешно оставил квартиру.

Обескураженный скорым уходом брата, Роман погасил в коридоре и зале свет и направился в спальню к Марине с Алиной. Еще на подходе по плотно закрытой двери и по тому, какая тишина установилась в квартире, он догадался, что жена с ребенком спали, а осторожно заглянув в комнату, окончательно убедился в этом. Алина лежала на заправленной кровати лицом к стене; сзади нее устроилась Марина, вплотную прижавшись к дочке всем телом и аккуратно обняв ее правой рукой. Заглядывая к ним, Роман действовал настолько осторожно, насколько это было возможно, но, несмотря на все его старания, только он приоткрыл дверь, как Марина тут же подняла голову. По лицу ее было ясно, что она не спала; увидев же мужа, она насторожилась и, поднеся указательный палец ко рту, показала ему, чтобы он действовал потише. Двигаясь почти беззвучно, Роман зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Комнатка Марины и Романа была совсем крохотной: три с половиной метра в длину и чуть больше двух в ширину. Здесь умещались только шкаф, стул да кровать, но кровать большая — полуторка, на которой можно было расположиться и втроем, при условии, что все легли бы боком. Роман сел на краю кровать возле Марины.

— Только что заснула, — шепотом произнесла Марина. — Так громко вы разговаривали, — добавила она с ненавязчивым упреком.

— Это Максим… Разошелся что-то…

— Он сегодня весь на нервах был.

Роман лег на кровати, спиной к Марине.

— Обними меня, — попросил он супругу.

Впрочем, просьба была излишней,