Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

прямо посредине: на ней Майский стоял с карабином за плечом, держа в руке очень крупного глухаря.

Еще живя и работая за полярным кругом Майский полюбил охоту. Начав с группой товарищей ходить на гусей и зайцев, он с самых первых вылазок непременно умудрялся что-нибудь да подстрелить, отчего быстро увлекся этим видом отдыха. Он по-настоящему гордился своими охотничьими навыками, приобрел профессиональное ружье — Сайгу, и даже когда потерял руку, не забросил полюбившегося занятия. Переехав же в Я-ск, Майский и там первое время продолжал охотиться, именно тогда добыв запечатленного на фотографии глухаря (однажды он даже подстрелил козу, но как назло не взял в тот день с собой фотоаппарат, о чем неоднократно впоследствии жалел и сокрушался). Однако в последние годы, погрязнув в судебных тяжбах, ходить на охоту ему было недосуг, и он забыл о своем увлечении, а переехав в N-ск, и вовсе стал считать его чем-то навсегда оставшимся в прошлом.

Умывшись, Майский вернулся в зал, оделся и тут же принялся заправлять постель. В силу своего характера он паталогически не выносил беспорядка, отчего все комнаты в его доме сияли чистотой и аккуратностью, совершенно не свойственным иным холостяцким квартирам. Здесь ничего не валялось просто так, и при всем желании невозможно было найти брошенного журнала, оставленной кружки, полупустой бутылки из-под сока, забытого утюга или поношенных носков. По полу в доме у Майского вполне комфортно было ходить босиком, не рискуя насобирать на ноги крошки или еще какой мусор, а всю мебель он регулярно протирал, так что даже на самых дальних полках никогда не успевала скапливаться пыль. При этом царивший в квартире идеальный порядок заключался отнюдь не только во внешних проявлениях: каждая вещь в платяном шкафу, каждая вилка и тарелка на кухне, каждая книжка в столе и на полках знали свое место и занимали его со всей возможной строгостью и аккуратностью. Даже посуда, мытье которой давалось Майскому с определенной — особенной сложностью, никогда не накапливалась у него в раковине, а мылась незамедлительно, сразу после еды. В общем, все в квартире сияло чистотой и таким порядком, будто здесь только что завершили генеральную уборку.

Тщательно заправив постель, Майский пошел на кухню, не торопясь позавтракал и вновь возвратился в зал. Часы показывали еще только без двадцати минут десять; час как минимум стоило подождать и он, выбрав на стеллаже небольшую книгу в блеклой обшарпанной мягкой обложке, уселся в кресло, решив скоротать время за чтением. Книжка была одним из бесчисленных советских жизнеописаний Владимира Ильича Ленина, к литературе о котором Майский относился с особенным волнением, интересуясь в большей степени именно биографией главного практика социализма и оставаясь вполне безразличным к его теоретическим выводам и взглядам. Во многом живой интерес Майского был обусловлен явным его внешним сходством с Лениным. Сходство было до такой степени очевидным, что это часто подмечали знакомые, а порой даже совершенно незнакомые люди, что всегда очень льстило Майскому и тешило его самолюбие. Временами даже, находясь один дома, он останавливался возле зеркала и, с удовольствием вглядываясь в отражение, смотрел на свое маленькое округлое с аккуратными чертами лицо, на ровно остриженную бородку, на кажущийся особенно высоким из-за большой лысины лоб, воодушевляясь тем, как сильно походил он на гениального русского вождя. Все это однако было прежде: в последние же недели он уже не испытывал такого энтузиазма при виде себя в зеркале; напротив — теперь он вообще старался избегать глядеть в него.

Чтение быстро увлекло Майского. Он совершенно выпал из времени, а когда, дочитав одну из глав, снова взглянул на часы, то увидел, что уже подходило к двенадцати. Наскоро собравшись, он вышел из дома и спустя десять минут уже стоял в коридоре у родителей.

Дверь Майскому открыла Марина; сняв ботинки и раздевшись, он проследовал за ней в зал. Здесь на диване, подобрав под себя ножки, расположилась Алина, которая смотрела по телевизору мультфильм, одновременно с этим раскрашивая что-то в лежавшем перед ней альбоме. Рядом на кресле сидел Леонид Федорович, одетый по-уличному, в брюки и кофту, по всему куда-то собравшийся, но вместе с тем ничуть не спешивший и ничем не занятый, кроме просмотра того же мультфильма по телевизору. Когда же в комнате появился сын, Леонид Федорович сразу переключил на него все свое внимание.

— Давненько ты не заходил, — тепло проговорил он, приветствуя Майского.

— Давно, — тихо согласился тот, опускаясь во второе кресло. — А где мама? Рома? Они дома?

— Рома в спальне. Сейчас я его позову, — подскочила Марина и заспешила за мужем в комнату.

— Мать собирается, — сказал Леонид Федорович.

— Куда пойдете?

— В магазин.

— Зачем?

— Не знаю. Ей что-то нужно…

В этот момент в комнату зашел Роман. Одетый в трико, футболку и носки без тапок, он выглядел вполне бодро, но выражение его лица было безрадостным и удрученным. Поздоровавшись с Майским, Роман сел возле дочки на диване, а следом за ним зашла и пристроилась рядом Марина.

— Что нового? — не сразу поинтересовался он у брата.

— Ничего у меня нового нету, — отведя взгляд, сквозь зубы бросил Майский.

В комнате наступила тишина, в которой вдруг особенно четко проявились веселые и забавные реплики мультипликационных персонажей из телевизора. Так прошло несколько минут, в течение которых никто не решался продолжить разговор.

— Максим здравствуй, — неожиданно для всех раздался строгий сдержанный голос Юлии Романовны, показавшейся в проходе между коридором и залом.

— Здравствуй, — на удивление схожим, таким же сухим и ровным тоном ответил ей Майский. Он может и хотел бы быть теплее с матерью, но, услышав ее слова, ненарочно смимикрировал, так что даже сам удивился про себя неестественности и необычности звучания своего голоса.

— Ну что, идем? — обратилась Юлия Романовна к Леониду Федоровичу. Одетая со вкусом, накрашенная, с накрученными волосами, она выглядела как всегда презентабельно, держалась внушительно и прямо, с серьезным и волевым выражением лица, кажется, ничуть не изменившимся за все это время.

— Идем, — встал с кресла Леонид Федорович.

— Только недолго давайте, — попросил Роман. — Я в четыре уже хотел на работу выйти.

— Хорошо. Мы в центр… и может еще в Торговый заедем… Ну, ты дашь мне-то пройти, — последние преисполненные недовольством слова Юлии Романовны донеслись уже из прихожей.

— На какую работу ты собрался? — обратился к брату Майский, когда дверь в коридоре с шумом захлопнулась.

— В такси.

— Ты в такси устроился?

— Не то чтобы… Так, время от времени выхожу в выходные на папиной машине. Вот сегодня тоже поеду. В воскресенье вечером заказов много должно быть.

— А постоянную