Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Вы позволите вас пригласить? – поклонившись, спросил он.

– Приглашайте. Мне не жалко, – со свойственной ей прямотой ответила Парфитт и довольно неуклюже закружилась с ним в вальсе, то и дело подмигивая боевым подругам.

Барти с завистью наблюдала за ней. Офицер был довольно симпатичным и явно не для Парфитт.

– Эй, Миллер, просыпайся! – раздался у нее над ухом голос Парфитт. – Я тебе кавалера привела. Сказала ему, что ты для него больше годишься, чем я. Давай не дрейфь. – Барти засмеялась и покачала головой, но Парфитт не отставала: – Я тебе правду говорю. Он признался, что хотел бы поговорить с тобой. Признавались? – довольно агрессивно спросила она и ткнула офицера под ребра.

– Я… Да. Конечно, если вы не возражаете, мисс…

– Миллер, – представилась Барти. – Я совсем не возражаю.

Чем больше она вглядывалась в офицера, тем больше улавливала в нем сходство с киноактером Кэри Грантом.

Его часть находилась поблизости. Он занимался обучением десантников. Был совсем молод: от силы тридцать лет. Однако о себе он сказал так:

– Знаете, я родился человеком среднего возраста. – Сказано это было с оттенком извинения. – Люди всегда думают, что я гораздо старше… Джон Маннингс. Простите, что не представился сразу.

– И чем же вы занимались, Джон Маннингс, до того, как стали… – Барти сосчитала звездочки на его погонах, – лейтенантом.

– Адвокатом. Вполне подходящая профессия для зануды средних лет.

– Приятно слышать, что вы не бухгалтер, – весело ответила Барти.

Маннингс улыбнулся. У него была очень приятная улыбка.

Оркестр заиграл «You are My Sunshine».

– Мне очень нравится эта песня.

– Вы потрясающе танцуете, – сказал он, снова утыкаясь глазами в свои ноги.

– Спасибо за комплимент. Вы тоже неплохо танцуете. Кстати, вы знаете, как начиналась карьера Фреда Астера?

– Нет.

– Когда он впервые пришел попробовать себя в кино, то не умел двигаться перед кинокамерой, не умел петь, но умел немножко танцевать. И только посмотрите на него сейчас. Вы могли бы его превзойти.

– Попробую. А вы согласитесь быть моей Джинджер? [74]

– С удовольствием.

Они танцевали еще несколько раз. Барти проникалась все большей симпатией к этому адвокату, ставшему лейтенантом. Он был очень обаятельным, очень штатским. Откровенно признавался, что терпеть не может армейскую жизнь.

– Но ведь нам пришлось этим заняться.

– Да, – согласилась Барти. – А мне в армии очень нравится.

– Быть такого не может.

– Почему же? Может. Это совсем другая жизнь. Она захватывает тебя целиком.

– Вы удивительная женщина, – признался Джон и, смутившись, добавил: – Я подумал бы, что вы тоже офицер.

– Мне предлагали, но я не захотела. Мне больше по нраву солдатское ремесло. Тянем лямку вместе с девчонками. В рядовых я себя как-то… свободнее чувствую. – Она улыбнулась. – У нас замечательные девушки. Парфитт, с которой вы танцевали, – прирожденный сноб. Таких я почти не встречала. – («Почти» касалось Селии и леди Бекенхем.) – У нее обостренное классовое сознание, и оно проявляется везде и всюду.

– Тем не менее она вам нравится.

– Честно говоря, я ее просто полюбила, – улыбаясь, призналась Барти.

После третьего танца Джон спросил, не будет ли она против, если он ее поцелует. Барти ответила, что ничуть не против. Конечно, от его поцелуя у нее не заколотилось сердце и земля не ушла из-под ног. Она не почувствовала взрыва страсти. Но ей был очень приятен его поцелуй. Да и сам Джон Маннингс нравился ей все больше и больше. У них нашлось много общего. Им нравились одни и те же книги, музыка, спектакли. Нашлось достаточно общих тем для разговоров.

Парфитт была необычайно рада, что Барти «закрутила роман».

– Миллер, ты явно ему понравилась. Но замуж за него ты выйти не можешь.

– Я и не собираюсь, – смеясь, ответила Барти. – Кстати, а почему ты так считаешь?

– Это не я считаю. Поверье есть такое: «Если букву не сменить, век потом несчастной быть» [75] . А у вас фамилии начинаются с одинаковой буквы. Уж это ты должна знать.

– Честно сказать, впервые слышу.

– Но если у вас все же дойдет до женитьбы, я хочу быть главной подружкой невесты. Вроде у меня есть на это право.

– Хорошо. Я это запомню. Обещаю тебе, так оно и будет… если у нас с ним дойдет до женитьбы.

Даже Венеция, не имевшая литературного чутья, понимала: «Литтонс» сейчас издает совсем не те книги. Из-за войны издательская политика вновь целиком оказалась подвластной ее отцу, Эдгару Грину и еще двоим редакторам старшего поколения. Не встречая более противодействия, они вновь стали выпускать биографии исторических персонажей, интеллектуальные романы, сборники эссе. Селия, как могла, пыталась вмешиваться в этот процесс, но почти все ее силы уходили на Кита. Рядом не было ни Джея, ни Барти, а две девушки, которых она взяла на должности младших редакторов, еще только-только входили в курс издательской жизни. Она осталась в меньшинстве. Мужчины вежливо отмахивались от ее идей.

– Я сейчас себя чувствую как наша армия на пляжах Дюнкерка, – призналась она Венеции. – Ждешь корабля, а его нет и нет. Стоило ли биться за освобождение от налога с покупок, чтобы выпускать эту напыщенную чепуху? – Селия вздохнула и раздраженно отодвинула гранки нового издания биографии королевы Анны. – Людям нужно совсем не это. И не помпезная политическая болтовня, которая так нравится Оливеру. Нам нужна популярная литература. Побольше таких книг, как «Ребекка» и «Сын мой, сын мой». Я не поклонница натуралистических романов вроде «Гроздьев гнева», но нам и такая вещь не помешала бы. Кстати, ты его читала? По глазам вижу, что нет.

– Мама, я не могу читать все подряд. Зато «Ребекку» я читала, и мне понравилось.

– Прекрасный роман. Как я жалею, что Дафна дю Морье не печаталась у нас. А ведь когда-то она предлагала нам свои романы для публикации. Твой отец и слышать не захотел. Лучше не вспоминать. Сейчас главная забота «Макмиллана» – найти бумагу для нового тиража «Унесенных ветром». А Оливер чуть ли не с пеной у рта утверждает, что людям не нужна «подобная дешевка»…

– Очень даже нужна, – сказала Венеция. – Нам нужен английский вариант «Унесенных ветром».

– Сюжет не слишком стыкуется с английской жизнью, но согласна. Нечто в этом роде нам не помешало бы. Если мы не выпустим, пользуясь жаргоном американцев, бестселлер, дела у «Литтонс» будут очень и очень плохи. Уровень продаж ни к черту не годится.

Найти такой роман им неожиданно помогла немецкая бомба, упавшая на дом, где находилась любимая парикмахерская Венеции.

– Это ужас какой-то, – чуть не плача, сказала Венеция, появившись в издательстве. – Ты только взгляни на мои волосы. Не волосы, а ежовые иглы, как у тех ежей, что наш дед запекает в глине. Ну и видок у меня! Пузо – словно неразорвавшаяся немецкая бомба, на голове – черт-те что, а мне ехать на обед, который Кристина Фойл устраивает в честь Гая Уорсли. Да она же меня мигом выставит за дверь.

– За дверь она тебя, конечно, не выставит, – возразила Селия. – А что касается твоих волос… Кстати, а почему бы тебе не сходить к Элизабет Арден? Там делают неплохие прически. Заодно и маникюр сделаешь. Твоим ногтям это не помешает. Съезди туда. Сразу почувствуешь себя лучше.

В парикмахерской мисс Арден было довольно людно. Венеции пришлось почти час дожидаться своей очереди. Она сидела, читая в «Воге» статью о гостеприимстве военного времени, когда гостям «куда уместнее предложить горячую ванну, чем рюмку джина». Потом ей показалось, что кто-то усиленно пытается привлечь ее внимание. Венеция сделала вид, что не замечает. Она была не в том настроении, чтобы вести светские беседы.

– Простите, вы Венеция? Венеция Уорвик? Возможно, вы меня не помните. В свое время я была знакома с вашей сестрой. Я работала в журнале «Стайл».

Венеции не оставалось иного, как вежливо улыбнуться:

– Вы не ошиблись. Это я.

– Я так и думала. Как поживает Адель? Я слышала, она благополучно вернулась в Англию. А ее бедняга-муж остался в Париже. Это так кошмарно. Кстати, если она выразит желание поработать…

– Очень сомневаюсь, что у нее в данный момент есть такое желание, – подбирая слова, сказала Венеция. – Сейчас она вместе с детьми живет за городом.

– Как ей повезло! Жаль, что я не могу покинуть Лондон. Но кому-то приходится работать.

– Да, – согласилась Венеция.

Поскольку женщина держалась с ней очень учтиво, было бы невежливо ограничиваться односложными ответами.

– Простите, я что-то не помню вашего имени.

– Люси. Люси Гэлбрейт.

Теперь Венеция вспомнила. Эта женщина была замужем за неким Тимом Гэлбрейтом, с которым потом шумно и мучительно разводилась. Причиной развода было то, что Тим увлекся сестрой Люси.

– Теперь я вас вспомнила.

– Простите, что докучаю вам разговорами. Я сама не люблю, когда мне мешают читать в парикмахерских. Просто я подумала… Простите мою дерзость… Словом, у меня есть замысел романа.