Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

Наоми. Эндрю с Розой ели вдвоем. Такой вид ярости, когда с холодной решимостью крушишь все, что попадается под руку, был совершенно неприемлем для Розы. Она в этом не участвовала. Она не могла это понять, как не мог обитатель тропиков понять, что такое лед, сколько бы ему ни объясняли. Но Эндрю снова и снова донимала потребность объясниться.

Если бы она не была так чертовски обходительна, со своим шампанским и все такое. Она, совершенно очевидно, «забыла обо всем этом», чтобы облегчить ему жизнь. И делала это от души. В ее поведении не было ничего напускного. Просто она, слава богу, была добрым человеком во всех отношениях, но Эндрю от ее доброты чувствовал себя тем хуже.

Потом ему вдруг пришло в голову, что она просто воспользовалась советом Пеннимана – дает ему время успокоиться. Одна эта мысль вызывала у него неприязнь. Одна только мысль о Пеннимане привела его в неистовство. Шампанское вдруг вызвало у него отвращение. То приятное чувство пропорциональности, которое оно давало ему поначалу, исчезло, осталась только тупая боль в голове.

Все менялось так быстро. Дни проносились мимо, а он тем временем слепо спешил к пункту назначения, координат которого не знал никто на земле. И ему казалось, что он никогда туда не доберется. Более половины его жизни уже прошло, а он будто бы так ничуть и не приблизился ни к одной из своих смутных целей. Да что говорить, он был ближе к ним, к этим целям, когда ему стукнуло восемнадцать и надежды и уверенность в себе переполняли его. Что там сказала тетушка Наоми? Мир больше не у тебя в кармане. Что ж, нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к этому.

Он помнил, что совсем недавно был человеком уравновешенным, как и все вокруг, даже в большей степени, чем все. Смешливый Эндрю – вот каким он был. А теперь любая мелочь могла выбить его из колеи. Дурные утра, когда он был не в себе, приходили все чаще, вытесняли другие утра, полные веселого свиста. Дальше будет хуже? Будет ли Роза терпеть его? Почему он не может перенять хоть немного галантности и уверенности в себе Пеннимана?

Шампанское было выпито. Он не мог предложить откупорить еще бутылочку, это было бы слишком. Для него день закончился бы катастрофой, если бы он заканчивал его в состоянии пьяного ступора, отчаянно делая вид, что никакого ступора у него нет. Он улыбнулся Розе, в который раз поражаясь ее красоте. Ей даже макияжа не требовалось, хотя в макияже она выглядела вообще потрясающе. Когда к концу длинного, трудного дня (такого, как уходящий), когда волосы у нее растрепывались, она выглядела лучше всего. Она выглядела компетентной, немного задиристой, словно жила с ощущением, что никакие ее подвиги никого не удивят. Как же ему повезло с этой женщиной! Как она согласилась на брак с ним? Почему она до сих пор не выставила его за дверь? Эндрю вдруг обуяло сильное желание задать ей этот вопрос, но он пресек его. Нечего испытывать собственное счастье.

Может быть, дела его не так уж в конечном счете и плохи. Если посмотреть на вещи трезво, то вот он живет в удобном доме, полном книг и запаха моря, и Роза добра к нему, и у него есть бизнес, в котором он волен делать, что его душа пожелает, хотя он, следуя порывам своей души, иногда и чувствовал себя виноватым. Ему впервые пришло в голову – словно шампанское или что-то другое четко нашептало это ему в ухо, – что он, возможно, будет чувствовать себя лучше, если станет меньше думать о своих огорчениях и чаще – о чем? – может быть, о своих многочисленных подарках судьбы.

Наверное, он пьян. Он становится слезливым. Еще минута – и он начнет петь, пересчитывая эти подарки один за другим. И все же он поднялся от стола в умеренно благодушном настроении. Ничего поделать с этим он не мог, только продолжать движение вперед, ставя одну ногу перед другой. Успокоиться – вот что от него требовалось. К тому же вскоре ему придется потратить один из своих дней на Пеннимана, устроить все так, чтобы подлым и мелочным выглядел не он, а Пенниман, и в особенности в глазах Розы.

– Пойду поработаю в кафе, – сказал Эндрю, поцеловав Розу в щеку. – Оно уже почти готово.

– Я приберу. Что нужно было этому типу? Он оказался еще отвратительнее, чем я могла предполагать.

Эндрю отрицательно помотал головой, благодарный Розе за то, что она подняла наконец эту тему.

– Не знаю, какая птица его в зад клюнула. Он должен был с самого начала знать, что мы здесь делаем. И вдруг ему пришло в голову затеять скандал. Он псих. Других мыслей у меня на его счет нет. Но нам он ничего не сделает. Бога ради, не беспокойся об этом. Я со всеми этими делами разберусь. Завтра я позову дядюшку Артура. У него есть связи, может, сумеет помочь.

– Буду рада, если ты закроешь эту проблему. Но с соседями ссориться не стоит. Обещай, что не будешь. Я тебя знаю. Ударишь кого-нибудь – нарвешься на неприятности. А ему, похоже, только этого и надо. Заварить какую-нибудь бучу.

Эндрю кивнул. Определенно, так оно и выглядело.

– Да я бы его только легонько погладил, – сказал он. – Приплюснул бы чуток нос.

Он умеренно гордился этой идеей. Как только он доберется до этого типа, он его не отпустит, пока не выжмет как тряпку.

– А что это за чепуху ты плел про бейсбол? Я, кажется, ни на одном матче не была.

– А хорошо я его умыл, правда? – Эндрю ухмыльнулся, вспоминая, как легко было привести Кена-или-Эда – или как уж там его зовут, в ярость и одновременно озадачить. Это требовало определенного уровня. – Довел его до белого каления, да?

– Но благоразумно ли было так его распалять?

Эндрю пожал плечами.

– Сработало же. Но я рад, что ты меня остановила. Я ведь и в самом деле мог его покалечить. Я довольно опасный парень, ты разве так не считаешь?

– Вот почему рядом с тобой должна быть я. Признай.

– Признаю. С радостью.

Он еще раз поцеловал ее и вышел, насвистывая какую-то мелодию. Он хотел предпринять еще одну попытку составить меню. Пиккетт будет дома завтра поздно вечером и, вероятно, выкроит время, чтобы ему помочь. А потом в качестве жеста доброй воли он покажет меню тетушке Наоми. Как знать – может, она и даст какой-нибудь полезный совет. Он