Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

— Ну да, ну да. Она нам точно не повредит. Пока, — пробормотал Тим, и только сейчас Ник заметил, как тот волнуется.

— Ну, мы погнали, — провозгласил дядя Леша и завел двигатель. Ник проводил их глазами, а потом рванул на тренировку: из-за Тимки он рисковал опоздать, Иваныч потом долго будет плеваться гневом, возомнив себя драконом.

Никита уже подлетал к школе, как вдруг увидел своего отца, стоящего у ворот гимназии, а заметив сына, он выпрямился и уставился на приближающегося ребенка. Ник решил проскочить мимо:

— Привет, у меня тренировка, скоро соревнования…

— Иван Иванович задерживается. Его еще нет, — проговорил отец и глянул на часы, — у нас полчаса.

Никита не хотел говорить с отцом. Совсем не хотел говорить. Ни говорить, ни выслушивать объяснений. Но тут он вспомнил без вины виноватого маленького Сашку. Отравленное молчание затянулось на десять лет. Пора решить этот вопрос.

— Пошли тогда в сквер, — предложил Ник и махнул рукой на лавочки.

— Может, в машине поговорим…

— Я не сяду к тебе в машину, — буркнул Ник и направился к скверу. Отец вздохнул и пошел следом.

Этот сквер тоже появился только прошлой осенью. Жалкие деревца, высаженные, едва опередив снег, чахли всю промозглую осень, а зимой, казалось, умерли, но весной ожили, будто проснулись от гнетущего сна, взъерошились зеленью, раскудрявились. Деревянные лавочки, выполненные в форме полукруга и напоминающие букву С, стояли напротив и сверху напоминали круг, разрезанный пешеходной дорожкой на две половины. Они почти никогда не пустовали. То мамочки с колясками, то недовольные жизнью бабульки, то детвора, вырвавшаяся из школы-тюрьмы, сидели и сетовали каждый на свое. Однако сейчас в сквере не было ни души.

Они сидели рядом, отец и сын, и оба молчали. Нику нечего было сказать — отец собирался с мыслями. Долго собирался. Парень глянул на часы в третий раз, когда мужчина вздохнул и полез в нагрудный карман пиджака. Извлек оттуда подарочный конверт, протянул сыну.

— С днем рождения, — только и сказал он.

Ребенок посмотрел на конверт, потом поднял глаза на отца.

— Ты уже заплатил в ресторане, не нужно, — ответил он и вновь отвернулся. Смотреть на предавшего их семью человека сил не было. Ни сил, ни желания.

Мужчина вздохнул, сжал конверт, а потом сунул его в приоткрытую сумку сына, которую тот вертел в руках, пояснил со вздохом:

— Ресторан — это не подарок. Это традиция. Да и в конверте не деньги. Там сертификат оплаченных курсов в той школе, о которой ты говорил.

Парень уставился на отца, потом достал конверт. Так и есть. Авиаклуб «Peter Polet». Перечень каких-то названий, рядом ценник, и Ник заметно напрягся. Понятно, что отец неплохо зарабатывает, вернее, отлично зарабатывает, да и никогда не скупился на подарки, (в прошлом году купил за 90 тысяч компьютер, и, если бы не коробка со всеми чеками и прочим, что нужно было хранить до окончания гарантийного срока, парень никогда бы об этом не узнал), но сейчас, глядя на ряд выстроившихся цифр, было как-то не по себе. Но обида тлела… тлела и жгла, незаметно, невзначай, но жгла…

— Подкупить меня хочешь? Или вернее, откупиться? — проговорил подросток.

Отец хмыкнул:

— Дурак. Откупиться? И когда я от тебя откупался?

— А всегда! Хотите на море — вот вам море, но я на море не поеду!

— Да я пашу с утра до ночи…

— Угу, но при этом ты всё же выкроил время и завел вторую семью!

Отец, побагровев, открыл рот и тут же закрыл, откинулся в бессилии на лавочку, сцепил руки в замок на груди.

— Чтобы жениться на маме в свое время, ты даже ушел из дома!

Мужчина вздохнул:

— Ты правильно сказал «в свое время». Это было. Когда-то.

— Ты меня прости, конечно, но я не втупляю…

— Мне нечего сказать. Да, с Анжелой мы уже давно. И это не блажь, и не флирт. Она в двадцать три Саньку родила…

— Ты десять лет — десять! — жил на два фронта! Десять лет е… мозг маме и этой…

Мужчина вытаращился на сына. Чего-чего, а матов он явно не ждал.

— Базар фильтруй! С отцом говоришь, — процедил сквозь зубы, а синие глаза, почти такие же, что и у Ника, вспыхнули, как газовая горелка.

— Ну, извини! Но этот глагол как нельзя лучше описывает то, что ты делал.

Отец засопел, отвернулся.

— Прости, что вчера так получилось… я…, — но договаривать не стал, будто понимал, что Ник не станет слушать оправданий.

Но парень повел себя иначе.

— А ты правда забыл?

— Нет, конечно! Собирался утром выловить тебя у школы. Но у Анжелы схватки начались вечером в среду, а я на работе… Ковид еще этот! Наш-то роддом закрыт. Повез в Гатчину, а там… Сама так и не смогла родить. Кесарили. С Улькой-то всё нормально, а Анжела… в реанимации.

Отец замолчал. Сын посмотрел на него и только сейчас заметил то, что не увидел вчера: темные круги под глазами, морщину, насмерть впечатавшуюся между бровями, усталость, давящую на плечи. Отец, наверняка, и идти не хотел в пиццерию, Санька уговорил. И звонил весь вечер, потому что там всё сложно.

А с другой стороны мама, не какая-то там неизвестная Анжела, а мама, своя, родная, единственная. Мама, плачущая из-за отца. Вечно плачущая из-за отца. Из-за его остывших чувств, любви, угасшей как уличный фонарь поутру. Из-за собственной любви. Из-за той безысходности, когда понимаешь, а принять не можешь. Это как фантомная боль — руки уже нет, но она по-прежнему болит. Любви нет, брака нет, а сердце страдает. И маме десяти лет не хватило переболеть.

— Тебе нужно было сразу уйти, — сказал подросток.

Мужчина вздохнул.

— Ты был маленький…

— Ага! А Санька большим! Просто мегавзрослым. Хоть раз признайся, что тебе так просто удобно было! Из-за твоих метаний два ребенка выросли без отца! Ты вечно занят! И теперь я понимаю, когда мы уезжали, ты контролировал вторую семью. Я, правда, охреневаю, как в нашем городище, где все всех знают, ты десять лет