Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

В школе на линейке во дворе выстроились «восьмые» и «десятые». И так уж получилось, что класс Ники и Ника выставили напротив. Никита улыбался через весь двор своей девушке, та улыбалась в ответ. Вероника так и не смогла вчера признаться Егорову, что не сможет участвовать в игре между школами. И сейчас, глядя на него, она давала себе обещание рассказать всё сегодня. Откладывать не имеет смысла, игрока на замену еще найти нужно. Если «второй» некого будет выставить, ей засчитают техническое поражение и кубок (жуть жуткая, на самом деле, так как его когда-то «слепили из того, что было») перейдет в «первую», а это уже дело принципа.

Лера расхотела идти на эту дурацкую линейку, как только узнала, что их выставят вместе с «десятыми». Но Иваныч пять раз напомнил, чтоб она «не смела смыться». Ну ладно, Бог с вами. Это минут двадцать-тридцать, потерпим. Но ее еще и выставили в первый ряд, прямо напротив Уварова, который возвышался над большинством одноклассников и всё это время не сводил с нее льдистых глаз. А когда поднялся за региональными наградами, то смотрел прямо на нее. Такой высокий, красивый. И полоса уже почти незаметна. Только под глазом, чуть ближе к виску осталось желтое пятно.

Уварову орали так, что даже речь Иваныча было не разобрать. Да, класс у них дружный. Но из всей толпы десятиклассников, Лера видела лишь девушку со светлыми распущенными по плечам локонами — это она кричала громче всех, и Соколова вздохнула. А Тимка, нагруженный дипломами и грамотами, сбежал с крыльца, но не к своим, а к Лериному классу, и та даже напряглась, но парень прошел мимо, едва задев рукой, но Лера отодвинулась. Тот вклинился между ребятами, и девочка услышала быстрый взволнованный шепот Настеньки, расхваливающий парня. Стоя впереди учителя, девочка всей напряженной спиной чувствовала присутствие парня: лопатками, кожей, затылком. А он смотрел на нее, смотрел, зараза такая! Ухо просто пылало, а локоть плавился от соприкосновения с прохладной кожей. Но на девичьем лице волнения никто не разглядел, а уж что творилось у нее в душе, никого не касалось.

После линейки Ник и Ника, счастливые и влюбленные, куда-то смылись, в принципе, как и Уваров. Лера даже выдохнула и направилась к дому. У ворот ее встретил Нестеров, подошел. Девочка подняла на него глаза и вздохнула.

— Я… я только провожу тебя. Давай рюкзак, — пробубнил он.

Соколова еще раз вздохнула и выпряглась из рюкзака. Хромать налегке всё же было легче. Парнишка перехватил тяжелую ношу и забросил себе на плечо. Лера глянула на него.

— Спасибо, Илья.

Тот даже покраснел, аж уши засияли, просвечиваясь на солнце.

— Ты… чего? — удивилась одноклассница.

— Ты… впервые меня по имени назвала. Я думал, что ты… просто не знаешь, как меня зовут.

— Нестер! Ты дебил! Пошли уже.

Мальчишка тащил на себе тяжелый девочкин рюкзак и временами улыбался, правда, Лера этого не видела. Он хотел ей сказать… хотел позвать в кино… и всё собирался с духом. Когда повернули к ее дому, засопел активней. Лера даже пару раз оглянулась на него. Они шли вдоль дома мимо благоухающей цветущей сирени, и Нестеров догнал девочку, пошел рядом.

— Лера, — позвал Илья, но в этот момент они уже дошли до ее подъезда.

При их виде с лавочки поднялся человек, и Нестеров замолчал, потому что напротив него стоял парень в точно такой же школьной форме и просто смотрел на девочку, не сводящей с него взволнованных медовых глаз. А Лера так не ожидала увидеть его, что даже не успела спрятаться за маской равнодушия, и Тимка это прекрасно видел. Он шагнул вперед и просто протянул руку Нестерову. Теперь он мог коснуться Леры, но та отвела глаза. Нестеров хотел ее позвать, хотел, чтоб она прогнала этого надоедливого старшеклассника, но слова так и остались несказанными. Густая челка вновь прятала свою хозяйку от обоих парней. Илья вздохнул, нехотя стащил с плеча девочкин рюкзак и сунул Тимке, который перехватил его, так и не сводя глаз с Соколовой. Нестеров еще потоптался, а потом развернулся и ушел. Подростки остались наедине.

Лера шагнула к подъезду, но Тимка поймал ее за руку, двинулся так, что загородил собой проход. Пальцы оплели сжатый, острый кулачок.

— Давай поговорим, — глухо произнес парень.

— Мне не о чем с тобой говорить, — так же глухо отозвалась девочка.

— Мне есть…

Ей хотелось послать его к черту. Стукнуть пару раз, чтоб искры из глаз. Хотелось наорать, обвинив в бессонных ночах и боли в сердце. Хотелось послать его к Карине или Волковой этой. Хотелось, чтоб в душе болело меньше, чтоб сердце не сходило с ума всякий раз, когда Тимка попадал в поле зрения. Эта несчастная любовь ей не нужна. Не нужна!

Но слова оставались несказанными, а пальцы-предатели разжались и едва ли ни гладили широкую ладонь. Обними ее сейчас Тимка, она бы даже вырываться не стала. Но Уваров не распускал руки, только девичьи пальцы перебирал в ладони. Лера, не поднимая головы, шагнула к детской площадке, парень — за ней.

Ветер ерошил зеленые ветви березы, украшенные длинными сережками, касался детских лиц. По небу бежали барашки облаков. Лера сидела на лавочке, откинувшись на спинку, и смотрела на них. И это голубое небо так походило на голубые глаза Тимки. А тот сидел молча, чуть наклонившись вперед, сцепив руки в замок. Рубашка обтянула торс, и девочка заметила под тонкой тканью края пластыря. Наверно, из-за него Тим не может опереться на спинку лавочки. Душу царапнуло сожаление, и с уст едва не сорвалось «проссти»…

— Прости, — вдруг ожил Уваров.

Лера посмотрела на него, а в медово-карих глазах было так много всего, что Тим вздохнул.

Сейчас больше всего хотелось взять за руку, прижаться к ней губами, закрыть глаза и молчать. Не хотелось оправдываться, не хотелось объясняться. Хотелось обнять, прижать щекой к своему сердцу, чтоб она расслышала в отчаянном стуке любовь, чтоб поняла и поверила.

— Знаю, что ты обо мне думаешь… Да и со стороны всё это смотрится… так себе. Но ты не громоотвод… и не передержка. Всё, что произошло, не изменить. Всё, что было до тебя, это было до тебя… А ты…, — парень смотрел в глаза, и его небо