Змей подколодный - Елена Никольская

— Прошу, — сказала госпожа, отступая на шаг, и девчонка, задравши нос, уверенно потопала мимо неё в салон.

Уверенная поступь стоила гимназисточке дорогого, но узду она держала крепко. Браво-браво, оценила госпожа, наблюдая, как нахалка падает в кресло и небрежно сплетает на коленке пальцы. Страхом от неё несло — за полмили. Нешуточным, глубоким страхом; но не только им. Госпожа присела на столик перед креслом и всмотрелась внимательнее.

Так и есть: из утех да по делам. Нынче ночью барышня лишилась невинности — и, отдадим должное, с достойным партнёром! Сердцем и помыслами барышня пребывала в покинутой постели, в точности как одна крутая и взрослая ведьма. Забавно! Но какие же заботы вытащили из этой постели её тело?

— С чем пожаловали, мадемуазель?

— Будем считать, что вы меня уговорили, — сообщила девчонка. — Хотелось бы, конечно, в присутствии куратора, но, так и быть, обойдусь! Давайте ваши бумажки. Я почитаю и, если меня всё устроит, подпишу.

Однако!..

— Куратор нам тут ни к чему, — согласилась госпожа с очевидным. — Сами всё обсудим. Коньячку вот выпьем… — сказала она, заметив, наконец, пустые бутылки. — Если остался…

— Вы меня в ученицы берёте или в собутыльники? — осведомилась девчонка. — Давайте уже свалим отсюда побыстрее! Там и выпьем. Меня, если что, искать скоро начнут. Я сегодня в гимназии не ночевала. Мой куратор на уши встанет! Вам что, одного скандала мало? Хорошо посидели прошлый раз?

— Посидели?.. Секунду, барышня. Не части. Ты о каких бумажках речь-то ведёшь?

Барышня закатила глаза.

— Вы бы личину сняли, — посоветовала она. — Может, проснётесь быстрей!

"Так она знает, с кем имеет дело! — опешила госпожа. — И за каким же бесом тогда ему занадобились мои каникулы? Ах да — куратор! Скандал! Волчару застукали с цыпочкой в зубах?! Да он и впрямь рехнулся!.."

— Контракт — помните? — спросила цыпочка. — Передумали, что ли? Или слабо теперь? А я вот согласна! Хочу быть ведьмой!

— Контра-акт? — протянула госпожа. — Ведьмой?.. У-у…

Вот она — девичья забота. За такой конфеткой и от монаха-туи побежишь! Ках шмейс!..

— Смех без причины — признак низкого интеллекта! — отчеканила девчонка, сверля собеседницу бешеным взглядом. Взгляд был вполне недурён — впору прикрыться! Славная выйдет ведьма! Вот только волчара наш пальцем для этого не шевельнёт, куда там…

— Уж прости, дорогая! — сказала госпожа, разводя руками. — Санкций на подпись мне, увы, не давали! А сама я с вашей гимназией связываться не стану — помнишь? Такая беда, мадемуазель.

— Вы… — начала маленькая ведьма и осеклась. — Это не вы?..

— Это я, — покивала ей взрослая. — Госпожа Элис во плоти и без личины. Извини, подружка.

— Нет-нет… — сказала девчонка. — Я сама виновата… Я думала… Это вы меня извините…

Ни следа разочарования! Напротив, наоборот! Барышня опустила плечи, прикрыла глаза и задышала полной грудью. Не фантик вместо конфетки получила — отмену приговора! Что за чертовщина!

— Может быть, всё же выпьешь? — предложила госпожа, проникаясь женской солидарностью. От одного подлеца, мол, страдаем, как быть?

— Глоточек, — попросила барышня. — Скажите, а все маги — алкоголики, да? Я уже скоро тоже…

— Профессия нервная, — сказала взрослая ведьма, открывая нужный шкафик. — Иди лучше ко мне моделью работать. Жалованье надёжное… С Кельмейером тебя сведу, карьеру сделаешь — с твоим-то профилем! А ведьмой, знаешь ли… Сколько ж они посидели?! — вопросила она, потрясённо взирая на поредевшие запасы.

— Да недолго, — откликнулась девчонка. — Они вроде трезвые были. Пахло только здорово.

— Умеют, — печально сказала госпожа, пересчитывая бутылки. — Это он мне за кардамон отплатил, волчина… С твоим куратором, говоришь, сидели? И кто у нас куратор?

— Олег Витальевич Стрепетов…

— Халявщик! — припечатала госпожа. — Держи.

— Спасибо. А я ночью шампанское пила… — сказала девчонка, заглядывая в рюмку. — Я вас не очень напрягаю?

— Ежели господин Стрепетов за тобой явится, радости мало. Но ты сиди. Я-то с тобой контрактов заключать не собираюсь — благодарю покорно! Вот если что попроще…

"Эликсир для продления удовольствий", — вертелось на языке, но госпожа придержала язык. Она действительно была готова сделать для барышни какую-нибудь приятную мелочь. Барышня несомненно являлась виновницей сладких каникул — так сказать, де-юре…

— Госпожа Элис, — сказала виновница сладких каникул. — А вы не могли бы… Мне он срочно нужен — ну, тот, с кем мой куратор ваш коньяк пил. Вы не могли бы с ним связаться?

— Оно тебе надо? — спросила госпожа, влекомая солидарностью и благодарностью.

— Мне очень надо. Мне только ему сообщить, что я согласна.

В семь-то часов воскресного утра — о да! Отменная мысль!

— Отчего бы нет, — сказала госпожа, мгновенно забывши о сантиментах. — Отчего бы не сообщить…

Она достала телефончик и защёлкала кнопками, краем глаза наблюдая за барышней. Барышня, выцедив коньяк до донышка, щурилась на пустую рюмку, быстро и неуклонно возвращаясь к прежнему состоянию. Цыплёнок готовился прыгнуть в кипящую кастрюлю — но бульон-то выйдет с желчью!

Гудки в телефоне смолкли, и госпожа набрала номер вторично.

— Не берёт? — спросила девчонка, топорща пёрышки.

— Не берёт, — сказала госпожа, следуя её примеру. Пёрышки госпожи были, впрочем, отнюдь не цыплячьи. — Но ты духа не теряй. Мы его высвистим. Идём-ка.

Зажёгши свет в комнате за зеркалом, госпожа издала невнятный звук и бросилась к ненаглядному черепу.

— Рехнулся! — прошипела она, воюя с негасимым пламенем (жидкость в чаше походила на спирт только что запахом). — Ках-х! — сказала она, повернувшись к столу. — Что он тут…

— А это не он, — сказала за спиной девчонка. — Это мы… Это я тут нахозяйничала. Извините… Он меня тут запер, когда Олег Витальевич… Я свечки зажгла и чашу и со стола немножко…

— Чашу?! Ты?!

— Я нечаянно! — сказала девчонка. — То есть…

— Ясно. Быть тебе, подруга, ведьмой, даже не сомневайся. Ну, я ему припомню…

— А всё, что я со стола взяла, у меня куратор забрал, вы не сердитесь, пожалуйста, — торопливо продолжала девчонка. — Я вам заплачу, как скажете!

— Себе что-нибудь купи, — рассеянно сказала госпожа, созерцая порушенную пентаграмму. Постоянный, в четыре руки налаженный канал!..

Столбики в углу стола разгорелись красным и замерцали — четыре столбика на пять углов, замерцаешь, пожалуй… Между столбиками взвихрился песок — укладываясь в конус, не в пирамиду… "Не пройдёт", — подумала госпожа, но тут в конусе наметились грани, и она шепнула имя, беззвучно, одними губами. Есть!