Том 6. Зарубежная литература и театр - Анатолий Луначарский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в погоне за зрителем театрам приходится прибегать к самым экстраординарным мероприятиям: снижаются цены на билеты, выпускаются всевозможные абонементы, публике раздаются боны на покупку дешевых товаров. Несмотря на это, посещаемость театров понизилась на 30–40 процентов по сравнению с тем, что было три-четыре года назад. Это, конечно, ведет к снижению зарплаты актеров и музыкантов и к огромной, принимающей самые ужасающие формы и размеры безработице среди работников искусства.
Немецкие актеры в основном делятся по своей идеологии на три категории: основная группа — это группа считающих себя аполитичными, группа обывательски настроенных интеллигентов. Затем группа реакционных, фашистски настроенных актеров и, наконец, небольшая прослойка идейно мыслящих актеров. Среди этой части актерства весьма сильны симпатии к нам. Это все, что можно сказать об идеологии немецких актеров. В смысле же техники игры, мастерства, в немецком театре сохранилось большое количество несомненно талантливых и одаренных актеров.
В настоящее время чувствуется заметное охлаждение к одно время усиленно культивировавшемуся жанру — пышному ревю с дорогостоящими костюмами и декорациями и сотнями раздетых женщин. Пышный стиль, дорогостоящие постановки не соответствуют современному положению вещей. Взамен ревю, доминирующей формой театрального зрелища стала оперетта, причем заметен возврат к классической оперетте. В большом количестве идут оперетты Оффенбаха. В одном только Берлине идет пять оффенбаховских оперетт. Сам Рейнгардт, считая, что в настоящее время, кроме оперетт, ничего давать нельзя, ставит Оффенбаха в двух театрах («Прекрасную Елену» и «Сказки Гофмана»)3. «Прекрасную Елену» Рейнгардт поставил в модернистском стиле, снабдив некоторыми остротами и трюками, но тем не менее постановка получилась при всем внешнем изяществе совершенно беззубой. С большим великолепием и пышностью и уклоном в мистику были поставлены «Сказки Гофмана».
Идущие в драматических театрах пьесы поражают своей крайней безыдейностью. Большей частью это легкие шутки и комедии. Большим успехом пользуется комедия «Нина», где главную роль играет весьма талантливая актриса Массари4. Но что мы увидим, если обратимся к содержанию этой пьесы? Весь ее сюжет заключается в том, что у героини, киноактрисы, есть двойник — мещаночка, которая благодаря своему большому сходству заменяет ее в нужные моменты, отсюда все перипетии. Примерно в таком же духе и сюжеты остальных пьес берлинского репертуара.
Ставят еще, хотя и редко, и классические произведения: Шекспира, Шиллера и др. Но ставят их точно в порядке какой-то казенной повинности: скучно, вяло, без всякого подъема и настроения, в каких-то необычайно минорных тонах.
Среди многих постановок запоминается венская постановка Рейнгардта — «Двенадцатая ночь» Шекспира, запоминается благодаря талантливой и своебразной, характерной для современности игре актера Вальдау5.
Правда, есть и серьезный театр. Его мало, но все же он существует. В основе этого серьезного театра лежит отчаяние. Существует такая часть публики, которая время от времени хочет видеть настоящую правду, которая хочет почувствовать всю остроту создавшегося положения. С этой точки зрения представляет интерес постановка старой пьесы Анценгрубера «Четвертая заповедь» в театре Фольксбюне6. Пьеса Анценгрубера имеет давность в несколько десятков лет (к ней обратились, очевидно, за отсутствием современных пьес), но она построена мастерски по типу античной драмы. В этой пьесе, как и в другой, сделанной по ее образцу пьесе уже современного драматурга Хорвата7, показан быт венской средней и мелкой буржуазии, показывается, как Вена пьет, ухаживает и пляшет, а за этой внешностью скрываются трагические противоречия, отвратительные и ужасающие.
В современной пьесе очень удачно изображен фашист, тип последователя Гитлера. Внешняя поза, много патриотической велеречивости, толкует все время о долге и чести и в то же время живет на содержании торговки, не платит по счетам. В этой пьесе достается сильно и попам. Пьеса весьма типична для мелкобуржуазного драматурга, мечущегося между двух лагерей.
Имеются ли там драматурги, от которых можно ожидать более или менее созвучных нам спектаклей, не впадающих в истерические настроения или чистое развлекательство? К немногочисленным драматургам этой категории можно причислить талантливого молодого Брехта, переделку которого «Трехгрошовой оперы» мы видели у нас в Камерном театре («Опера нищих»)8. Брехт теперь написал новую пьесу «Иоанна на бойне»9. Сюжет этой пьесы построен на том, что молодая девушка — непосредственная, наивная натура, напоминающая характером Орлеанскую деву, — попадает на городскую бойню. Попав туда, она оказывается среди двух миров: капиталистов, показанных в виде мощных Голиафов, говорящих великолепными метафорами на изысканнейшем языке о своей мощи, о завоевании природы, о стиле культуры, и бедняков рабочих, говорящих корявым, заплетающимся языком, запуганных капиталистами, предающих друг друга после стачки, в которой они потерпели поражение. Наивная Иоанна вначале пытается примирить эти противоречия, но когда эти попытки ей, конечно, не удаются, она приходит к выводу о необходимости уничтожения капиталистов и идет в конце концов, в момент, когда начинается настоящая гроза, в ногу с выступившим против капиталистов коллективом. Написана эта пьеса великолепным, темпераментным языком. Но до сих пор пьеса не показана на сцене, автор боится, что под тем или иным предлогом она не будет разрешена полицией.
Брехта надо было бы пригласить к нам, но, конечно, ему много придется поработать над собой, чтобы по-настоящему переделать себя, чтобы до конца проникнуться материалистическим мировоззрением. В стране строящегося социализма талантливому Брехту открылись бы новые неисчерпаемые возможности.
По какому пути будет идти в своей дальнейшей деградации театр буржуазного Запада? В связи с этим вопросом небезынтересны высказывания немецкой консервативной газеты «Дейче альгемейне цейтунг». Очень многое в напечатанной в этой газете статье совпадает с нашими воззрениями. В ней говорится: «Что это за театр, который не участвует в жизни, который стремится только к тому, чтобы развлекать, у которого нет определенных целей». Но далее в этой же статье говорится (и это уже, конечно, никак не совпадает с нашим мнением), что современный немецкий театр должен показать настоящих «коренных» немцев, должен ставить остро вопросы о патриотизме, о реванше, о монархической реставрации10. Но могут ли фашисты выполнить этот рецепт и создать свой театр? У фашистов есть своя целеустремленность, поганая, вредная, человеконенавистническая, целеустремленность, во всем противоположная тому, чего добиваемся мы. Но своего искусства они создать никогда не смогут. Их идеи национальной замкнутости, звериной ненависти одной нации против другой, угнетение одним классом другого — эти идеи бессильны. Они говорят: «Дайте нам в руки искусство — театр, кино, музыку». Но ведь у них за душой есть только прусский барабанный бой. И своих пьес у фашистов нет.
Над этим положением призадумался сам Муссолини и решил поразить мир собственной пьесой. То есть достоверно еще неизвестно, действительно ли он написал пьесу. Официально пьеса стоит на афишах без имени автора, но Муссолини не возражает против того, что это авторство приписывается ему. Говорят, что она написана одним из секретарей Муссолини по идее и канве, данной самим Муссолини. Пьеса эта, посвященная Наполеону, шла в Риме и в Париже11. Пьеса очень слаба, и Муссолини как драматург лавров на ней не заработает. В Париже эта пьеса шла с участием Фирмена Жемье в роли Наполеона, игра которого — единственное, что можно смотреть в спектакле. Идея пьесы — это идея сильного человека, всемогущего диктатора, и занавес предусмотрительно опускается до развязки наполеоновской эпопеи, до Св. Елены.
Это единственный пример фашистской, до конца продуманной пьесы. И из такой детской фазы не удается выйти фашистским драматургам.
Учиться у современного европейского театра нам нечему (разве только по части осветительной аппаратуры и т. п.). Современный буржуазный театр — это глубоко упадочный театр, отражающий в себе все гниение современной буржуазной культуры.
И даже многие буржуазные мыслители давно пришли к выводу, что культура их класса пришла к упадку и близится к полночи и смерти. Эта культура на наших глазах сходит на нет.
Только тот театр, который является частью социальной жизни, пульсирующей, мощной, только такой театр может быть по-настоящему великим театром. Наблюдая успехи нашего театра, мы в то же время видим упадок театра по соседству с нами. Мы переживаем огромный подъем, у нас происходит зарождение нового человеческого общества. И первый этап этого общества дано строить нам.
