Том 1. Русская литература - Анатолий Луначарский

Анатолий Васильевич Луначарский

Собрание сочинений в восьми томах

Том 1. Русская литература

А. В. Луначарский. Тифлис. 1929 год

От редакции

Литературное наследство А. В. Луначарского (1873–1933) охватывает различные области общественных наук. Однако литературная критика и литературоведение остаются областями, где Луначарский особенно много и особенно плодотворно работал на протяжении всей своей жизни. Здесь сосредоточены его самые значительные творческие достижения. Поэтому первое Собрание сочинений А. В. Луначарского и посвящается, естественно, выступающим на первый план разделам: «Литературоведение», «Критика», «Эстетика».

Профессиональный революционер, изведавший царскую тюрьму, ссылку, эмиграцию, принимавший непосредственное участие в революциях 1905 и 1917 годов, блестящий публицист и несравненный оратор, крупный политический и государственный деятель, в течение двенадцати лет занимавший пост народного комиссара просвещения в Советском правительстве, — Луначарский вместе с тем был выдающимся организатором и мастером социалистической культуры. Человек широкообразованный, знаток истории, философии, политэкономии, он обладал тонким эстетическим вкусом, с успехом пробовал свои силы в области художественного творчества. Вместе с В. Воровским и М. Ольминским он еще до Октября немало сделал для развития марксистской литературной критики и искусствознания в целом.

Как искусствовед Луначарский сочетал в одном лице теоретика искусств, историка русской и зарубежных литератур, театра, кино, музыки, живописи, скульптуры, архитектуры, активно действующего художественного критика, театрального рецензента, обозревателя кино… Превосходное знание славянских и западноевропейских языков[1] позволяло ему внимательно следить за развитием эстетической мысли, успехами художественного творчества в России, Франции, Германии, Англии, Бельгии, Италии, Австрии, Швейцарии, Польше, в Скандинавских странах и в той или иной мере оказывать на них влияние. Своих современников Луначарский поражал широтой культурных интересов, чуткостью ко всему действительно прекрасному, своеобразному. «На редкость богато одаренная натура», — с восхищением сказал о нем В. И. Ленин.

Деятельность Луначарского в области литературы и искусства продолжалась немногим больше тридцати лет. В списке его работ — несколько тысяч названий, в том числе два тома оригинальных исторических драм и целая книга «идей в масках», обширные циклы «философских поэм в красках и мраморе» и театральных писем, литературно-критические этюды, очерки, доклады, речи, рецензии, реплики… Как правило, все это создавалось в немногие часы, остававшиеся у него от сложной, трудоемкой, всегда изобиловавшей опасными неожиданностями работы профессионального революционера или в периоды «вынужденной отсидки» в тюрьмах, в ссылках, в эмиграции, а после Октября — в непродолжительное время очередного отпуска, в перерывах между двумя заседаниями, наконец, и чаще всего, в часы, урываемые от сна. Как-то он признался, что в первые годы после Октября нередко спал три — пять часов в сутки.

Разбросанные по многочисленным газетам, журналам и другим периодическим изданиям, произведения Луначарского заключают в себе ценнейшие идеи, наблюдения, выводы. Но так как лишь небольшая часть его работ была собрана и переиздана в ряде сборников, эти богатства продолжают оставаться недоступными широкому читателю. Сборники, составленные при участии самого автора, ныне тоже стали библиографической редкостью.

Настоящее издание представляет собой первую попытку собрать воедино наиболее значительные труды Луначарского по вопросам литературы, эстетики, критики, которые сохраняют свою ценность в наши дни. Сам Луначарский считал эту часть своего творчества наиболее значительной. «Как хочется оставить молодому поколению мои, в сущности очень большие, знания в области мировой культуры, искусства, как-то собрать их!» — говорил он перед смертью.

Как бы сильно Луначарский ни был загружен государственными и общественными делами, он постоянно выступал как литератор. Многие дореволюционные статьи, очерки, рецензии писались им сразу набело, почти без помарок, а после Октября, когда работа народного комиссара просвещения и многочисленные общественные обязанности почти не оставляли времени для систематической литературной деятельности, он преимущественно диктовал свои статьи стенографисткам или литературным секретарям; его же выступления на собраниях, литературных диспутах, юбилейных торжествах — вдохновенные импровизации прирожденного оратора. Именно талант импровизатора, умение быстро сосредоточиться на избранной теме, мобилизовать все свои знания, систематизировать и обобщить их на основе колоссальной общей эрудиции, осведомленности почти во всех областях литературы и искусствадавали ему возможность в кратчайшие сроки создавать самые разнообразные произведения, оперативно откликаться на каждое интересное событие в художественной жизни. Сохранился в этом отношении весьма характерный для Луначарского документ — его пометки в настольном календаре. На обороте листка от 18 февраля 1928 года Луначарский записывает, что он должен написать в воскресный день 19 февраля 1928 года: «Статьи: 1) о Горьком для „Культ[уры] и рев[олюции]“, 2) 250 строк для „Monde“ (Барбюс), 3) „Известиям“ — а) о беспризорности, б) в „Новый мир“ статью на ту же тему, что и речь на собрании сотрудников, 4) о Гартфильде, 5) для „Учительской газеты“: „Пацифизм буржуазный и пролетарский“»[2].

Разумеется, не все созданное Луначарским выдержало испытание временем: творческий путь его изобиловал заблуждениями и иногда даже глубокими срывами.

Луначарский сравнительно легко нашел свое место в сложной расстановке общественных сил в России, связав уже в юности собственную судьбу с «учениками», как тогда называли сторонников марксизма. Неизмеримо сложнее обстояло дело с формированием его философских и, в частности, эстетических взглядов. Еще в гимназические годы познакомившись с «Коммунистическим манифестом», «Капиталом» и другими произведениями Маркса и Энгельса, он не смог самостоятельно овладеть их философскими основами и в дальнейшем неоднократно делал попытки «дополнить» Маркса другими философами, например Спенсером, придать марксизму «большую эмоциональную широту». Сильнейшее влияние оказала на него в студенческие годы философия эмпирио-критиков Э. Маха и Р. Авенариуса. Влияние это оказалось длительным и глубоким, несмотря на то что в бытность слушателем Цюрихского университета, где преподавал Авенариус, Луначарский сблизился с участниками первой марксистской группы «Освобождение труда».

Возвратившись в самом конце 90-х годов в Россию, Луначарский с головой ушел в активную революционную деятельность, но уже через год был арестован, изведал одиночное заключение, отбывал длительную ссылку в Калуге, Вологде, Тотьме. В ссылке он коротко сошелся с Богдановым. Их сблизило общее увлечение философией Маха, а затем и сочинениями Ницше.

В этих увлечениях и следует искать одну из причин тех очевидных противоречий, которыми отличаются в философско-эстетическом отношении первые работы Луначарского — его известный трактат «Основы позитивной эстетики», статьи и памфлеты «Чему учит В. Г. Короленко», «Русский Фауст», «Трагедия жизни и белая магия», «Метаморфоза одного мыслителя», «К вопросу о познании», «К вопросу об оценке», «К вопросу об искусстве», — написанные в ссылке или вскоре после нее. Обращаясь к важнейшим эстетическим проблемам, Луначарский ищет их решения на почве «творческого» марксизма, «обогащенного» философскими принципами Канта и Фихте, Спенсера и Вундта и особенно Маха и Авенариуса, в частности так называемыми «биологическими», «психофизиологическими основаниями». На деле это не обогащает эстетику, но приводит автора к подмене социальных критериев в искусстве критериями биологическими. Вопреки позднейшим заявлениям самого Луначарского, в названных работах он стоит не на «общемарксистской», а на махистской точке зрения, «в значительной мере сызнова конструируемая» им «позитивная эстетика» оказывается шагом не вперед, а назад по сравнению с Белинским, Чернышевским, не говоря уже о Плеханове.

В вопросе о философских основах ранних работ Луначарского нет и не может быть двух мнений. Да и не философской стороной привлекали они к себе внимание читателя. Написанные в канун великой бури, они заинтересовывали уже самой постановкой проблемы «искусство и революция», подкупали и заражали читателей революционным пафосом, проповедью героического отношения к жизни, беспощадным осуждением всех форм декадентства, пессимизма, возводящего «свои нервные припадки — в печать особой культурности, свою хандру — в загадочную и очаровательную грусть…». Сила лучших статей раннего Луначарского — также в яркости, меткости, своеобразии конкретного анализа художественных произведений.