Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

Позиция первого — либерального состава Временного правительства по двум ключевым вопросам: земле и миру привела к его падению. В новый состав Временного правительства, образованного 5 мая в качестве министра земледелия был включен лидер партии эсеров В. Чернов, который сразу же приступил к реализации программы своей партии. О ее характере говорило решение Всероссийского съезда крестьян в Петрограде 25 мая 1917 г., который отклонил проект резолюции кадетов о частной собственности на землю и 80 % голосов поддержал резолюцию эсеров, при участии Чернова, о «переходе всех земель в общее народное достояние для уравнительного пользования без всякого выкупа»[2403]. Однако все попытки Чернова хотя бы частично реализовать эту программу блокировались правительством.

Примером могла являться «инструкция для земельных комитетов», изданная Черновым 16 июня, в которой подтверждалось право комитетов забирать земли, которые их владельцы не могли обрабатывать, и распределять их среди крестьян»[2404]. Министерство юстиции, состоящее из кадетов, выступило с протестом, поскольку положение о «земельных комитетах» ««не дает им права распоряжаться чужой частной собственностью». Трудно поверить, — негодовал Чернов, — что такой точки зрения можно было продолжать придерживаться не только в революционное, но даже просто в военное время»[2405].

Двусмысленный радикализм аграрной политики Временного правительства, с одной стороны провозглашающего своей целью общественную собственность на землю, а с другой — пытающегося любыми средствами сохранить частную собственность прежних владельцев, привел к тому в «течение лета аграрные беспорядки делались все более и более ожесточенными, что объяснялось и сотнями тысяч дезертиров, хлынувших с фронта в деревню»[2406].

Попыткой остановить волну народной стихий стал мятеж ген. Л. Корнилова в августе 1917 г. Аграрная программа генерала, заключалась в том, что, во-первых, земля передает безвозмездно только солдатам с передовой или их семьям; во-вторых, при «национализации» земли делать многочисленные и сильно растяжимые исключения в пользу землевладельцев[2407].

Подобные идеи получили тогда широкое распространение. Так, например, Деникин вспоминал, что в армию «приезжало много прожектеров с планами спасения России. Был у меня, между прочим, и нынешний большевистский «главком», тогда ген. П. Сытин. Предложил для укрепления фронта такую меру: объявить, что земля — помещичья, государственная, церковная — отдается бесплатно в собственность крестьянам, но исключительно тем, которые сражаются на фронте. Я обратился, — говорил Сытин, — со своим проектом к Каледину, но он за голову схватился: «Что вы проповедуете, ведь это чистая демагогия!»»[2408]

Действительно для реализации данной программы пришлось бы объявить войну всему остальному крестьянству. Позицию последних передавали «Известия крестьянских советов», где 19 августа 1917 г. была опубликована сводка 242 наказов, избирателей своим представителям на первом Всероссийском съезде крестьян. Сводный наказ гласил: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда». «Право пользования землею получают все граждане… желающие обрабатывать ее своим трудом». «Наемный труд не допускается». «Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме»[2409].

Причину краха Временного правительства лидер эсеров В. Чернов находил именно в том, что главный — Земельный вопрос так и остался неразрешенным: «Керенскому казалось, что в России «повторяется история Французской революции». К несчастью у него сложилось ложное представление об этой революции. П. Кропоткин давно заметил, что истинная история четырнадцати месяцев — с начала июня 1793 по конец июля 1794 г. — еще не написана; люди изучали внешнюю сторону событий, царство террора, в то время как их глубинная сущность заключалась не в терроре, а в массовом переделе земельной собственности, аграрной революции. Отмена феодальных привилегий и льгот безо всякой компенсации «и была завершением революции»»[2410].

«К октябрю 1917 г. в деревнях земля давно была взята и поделена. Догорали помещичьи усадьбы и экономии, дорезали племенной скот и доламывали инвентарь. Иронией поэтому звучали слова правительственной декларации, — отмечал ген. Деникин, — возлагавшей на земельные комитеты упорядочение земельных отношений и передавшей им земли «в порядке, имеющем быть установленным законом и без нарушения существующих норм землевладения»[2411].

«Зимний дворец был взят большевиками около 11 часов вечера 7 ноября. В 2 часа ночи на 8 ноября, то есть через три часа, декрет Ленина о земле был уже издан»[2412]. Большевистский «Декрет о земле, провозгласивший, что «помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа», ограничился, по сути дела, — указывает французский историк Н. Верт, — лишь узаконением уже свершившегося факта стихийного захвата земли, который осуществлялся в деревнях с апреля 1917 г.[2413]

«Декрет о земле» считается каноническим образцом отношения большевиков к собственности. Однако на деле принимая «Декрет о Земле» большевики были вынуждены пойти гораздо дальше собственных устремлений. Социал-демократы, к которым относились и большевики, утверждали, «что идея «равной» и «справедливой» дележки и вообще всякой «дележки» наполнена мелкобуржуазным и цеховым духом, противоречит техническому и экономическому прогрессу и в силу этого реакционна, эсеры (выступавшие за крестьянский передел земли) отвечали, что эта идея направлена против собственности вообще и что к этой идее толкает нас политическая реальность»[2414].

Что лежало в основе этой политической реальности, указывал Ч. Саролеа: «До сих пор в России мы видели только предварительный, разрушительный период. Так вот, разрушение одинаково во все времена и во всех местах. В каждой стране здание сносят почти одинаково. Подрывать и взрывать — процессы универсальные, динамит космополитичен; только когда здание поднимается над землей, начинают проявляться черты национальной архитектуры. И поэтому только тогда, когда мы начинаем думать о возможностях конструктивной революции в России, возникают различия, гораздо более важные, чем любые аналогии, и которые должны полностью изменить наш прогноз событий…, здесь решающее значение имеет крестьянство, которое составляет 85 % населения. Какой бы предварительный успех ни был достигнут революционерами, окончательный успех будет зависеть от поддержки мужиков»[2415].

И именно их настроения определяли сущность политической реальности. Она совершенно отчетливо прозвучала в ноябре 1917 г., обеспечив эсерам большинство на выборах в Учредительное собрание. Крестьянство массово проголосовало за партию, которая устами одного из своих идеологов П. Вихляева провозглашала: «Частной собственности на землю не должно существовать, земля должна перейти в общую собственность всего народа — вот основное требование русского трудового крестьянства»[2416].

Вожделения русского крестьянина, приходил к выводу лидер эсеров В. Чернов, были прямо противоположны европейским: если в Европе крестьянин во время промышленной революции в большинстве превратился в обезземеленного, наемного батрака, ставшего «аграрной ветвью промышленного рабочего класса», то в России крестьянство сохранило свой мелкобуржуазный характер, мало того весь «находившийся в зачаточном состоянии сельскохозяйственный пролетариат стремился вернуться в прежнее мелкобуржуазное состояние»[2417]. «Крестьяне, хотят