Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

— Я слышала, что из-за…

— Что из-за моей внешности. Это неправда, всё совсем наоборот. Я не люблю то своё прозвище, которое в широком ходу повсюду, да только оно со мной большую часть жизни. О Ржавом Капитане стали говорить далеко не сразу. Дело состоит в другом. Как отличить железо от чего угодно иного? Можно перерезать горло осколком стекла, можно проткнуть пузо деревянным колом, можно разбить голову камнем. Это не свойства одного лишь металла. С другой стороны, сталь гнётся лучше деревяшки. Нет, дело не в этом. Ржавчина, вот что отличает. Тот, кто способен покрыться ржавчиной — точно железный. Поэтому мы воюем под таким знаменем. Поэтому мои лучшие люди рано или поздно надевают плащи.

Хотя Ирма встретила капитана десять лет назад — уже тогда друзья не называли его Висельником. Ангус как-то обмолвился, что и за появлением нового прозвища стоит история не из приятных, только подробностей не рассказал. А женщина знала: есть много вопросов, ответы на которые лучше не искать. Особенно в прошлом людей, вся жизнь которых прошла на войне.

— Так что ты можешь пойти с нами. Впереди будет только война. Много крови, много лишений и много тяжёлой работы. Но это жизнь, которую сумеет прожить не каждый — тем она ценна. Да и потом, посмотри на Ирму: положим, она не похожа на твоих великосветских бывших подруг, но и на несчастную женщину тоже. Как знать? Может, ты выйдешь замуж за одного из моих офицеров, хватает таких историй. Что угодно может случиться в жизни, если не бояться идти по ней до конца. Короче говоря, решай: времени — до нашего отъезда. Прежде ты будешь здесь, подальше от лишних глаз и ушей.

— Я подумаю. — вымолвила Фархана.

Трудно было судить по виду девушки, к чему та может склониться. В принципе, не так уж важно, уйдёт Фархана из халифата вместе с отрядом или их пути разойдутся. Они с Ирмой не успели толком узнать друг друга, не говоря уж о том, чтобы подружиться по-настоящему.

Лимландке просто не хотелось, чтобы Фархану убили. По крайней мере — чтобы это сделал Шеймус. Причин не хотеть этого имелось достаточно. Девочка заслужила какой-то шанс.

— Ну… иди, думай. — равнодушно пожал плечами капитан. — Я только дам совет: сыпь соль на свои раны. Каждый день. Пока они болят — соображаешь лучше.

Фархана исчезла из покоев тотчас: Ирма и моргнуть не успела. Вряд ли для мураддинки это была приятная встреча, но в самом деле — пусть теперь думает. Если начистоту, немало людей попало в отряд подобным образом: взять хотя бы Кресса.

Хороший врач, желательно — с университетским образованием, был тогда отряду очень нужен. Вот только подобные люди не спешили под знамя Шеймуса даже ради немалых денег и практики. Кресс, обвинённый одним из норштатских герцогов в убийстве герцогини с наследником, удачно подвернулся под руку — и у него по итогам непростой, кровавой истории вокруг того замка тоже оказалось два варианта.

Не похоже, что много лет спустя Кресс сожалел о выборе — пусть светила университетской медицины из него не вышло. Не все получают то, чего хотят изначально. Не всегда то, что ты получаешь, хуже изначально желаемого.

Двери затворились. Ирма немедленно перебралась на колени капитана, обняла и поцеловала его.

— Спасибо.

— Не нужно. Во-первых, я сделал это не по твоей просьбе. Я сам всё решаю. Во-вторых, знай я раньше о Сулиме — девчонка была бы мертва. Но теперь уже как-то не с руки.

— Ты ведь часто вспоминаешь те слова Мендосы.

— Которые? Я вспоминаю многие.

— Что нельзя всё время только убивать.

— Ах, да… хорошие слова. Ты видела, что вышло в Фадле из попытки им следовать? Только если вечно ломать голову, не пожалеешь ли о решении — никогда ни одного не примешь. Иной раз запоздалое правильное решение — хуже своевременного ошибочного.

Ирме не нравился этот разговор. Её начинало пугать ближайшее будущее, а ещё больше пугало то, что капитан день ото дня мрачнел. В Альма-Азраке становилось всё неуютнее, тучи явно сгущались. Женщина мало знала о происходящем, но…

Отвлечься бы. Она положила голову на грудь капитана, провела пальцами по колючей щеке.

— А что это за книга?

— Книга? Ааа… Свежий труд тремонского политика Никколо Равелли. Рассуждает о войне.

— Интересно?

— Полная чушь. Горячечный бред про какие-то регулярные городские ополчения и вред наёмных армий. Вдали от сражений легко про это рассуждать. Но всё, что я знаю о своём ремесле, говорит: если в Ульмисе опять случится большая война… моментально станет по-старому. Опять кондотьеры, опять банды, и они сделаются лишь больше прежних. Равелли — профан и пустозвон.

Большая война в Ульмисе отряду сейчас не помешала бы. Ирма помнила слова капитана о том, что он пока не знает, куда отряд пойдёт из халифата. И действительно, куда? Это тоже тревожило. «Ржавые» покинули родной континент, чтобы заработать на далёкой от дома войне, но и здесь война закончилась. Причём не лучшим для наёмников образом. И что теперь? Идти ещё дальше? В земли, про которые никто толком ничего не знает?..

Неясных очертаний на карте мира пока хватало, конечно. Есть ещё много мест, где живут какие-то люди. А раз живут, то наверняка воюют.

Опять разговор зашёл не туда.

— Почитай мне ту книгу… мою любимую. Про корабль под алыми парусами.

— Я давно научил тебя читать.

— Она же на балеарском! По-балеарски я не умею…

На самом деле немного читать на нём Ирма могла. Из-за пестроты Ржавого отряда у наёмников давно сложился особый язык — впитавший всё подряд пиджин. Немало досталось этому наречию и из балеарского.

Но пококетничать не грех.

— Ладно. Пойдём в спальню, там разберёмся.

Глава 4

Ангус повидал достаточно больших городов, старых и прекрасных. Но ничего подобного дворцу мураддинского халифа не видел нигде.

Даже трудно сказать, впечатлял он сильнее издалека или вблизи. Когда только подъезжаешь к Альма-Азраку морем или по дороге — первым делом видишь колоссальный чёрный куб, абсолютно несоразмерный, вообще не похожий на творение человеческих рук. Действительно впору уверовать, будто его спустил с небес какой-то бог.

А вблизи дворец заставлял ощущать себя жалким насекомым, ползущим по раскалённой от солнца брусчатке. Резиденция халифа мгновенно внушала трепет. Насколько удивительной казалась эта махина на панораме, настолько же