Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

реальной ситуации — как при Фадле, так и здесь. Тогда положение ещё дерьмовее, чем лейтенант мог себе вообразить. Даже после новости о назначении дяди Мансура…

Впрочем, ничего нового. Сколько раз наниматели пытались их обмануть? Сколько раз от них хотели избавиться? Если Джамалутдин, Валид и прочие думают, будто выдумали нечто новое, то очень напрасно. Этот танец «ржавые» плясали не раз.

К сожалению, перед ним с капитаном сидели нынче не какие-то вшивые бароны, чьи владения немногим поболе этого дворца будут.

Нет, вся эта ситуация точно не шла к ни чему хорошему.

***

Едва шаги Висельника и его помощника в гулком коридоре стихли — до сих пор молчавший Сулим заговорил.

— Почтенный визирь, это возмутительно!

— Что именно?

— Все мы прекрасно понимаем, кто убил Мансура. За его кровь подонки должны заплатить сполна! По законам, установленным всевеликим и всеблагим Иамом.

Джамалутдин-паша вытер лоб и вздохнул. Ослу понятно, что Мансур мёртв — и с этим так или иначе связаны люди Шеймуса. Однако визирь прекрасно понимал целый ряд вещей, которые жрец не хотел даже рассматривать.

Во-первых, пусть наёмники убили Мансура — едва ли это случилось по приказу Шеймуса. И не факт, что он вообще лгал, говоря о своём неведении. Один лишь Иам зрит всё сущее, но никак не человек.

Во-вторых, даже сократившись после тяжёлого штурма и будучи отягощённым сотнями раненых, Ржавый отряд представлял собой огромную военную силу. Сколько людей готовы сражаться за Шеймуса в любой момент? Уж как минимум тысяча, это считая обученных, дисциплинированных, здоровых людей. В прекрасной броне и с пороховым оружием. А всего — ещё больше… И этих солдат, вооружённых до зубов, даже не удалось удержать за стенами города. Проклятые ашраины, как всё не вовремя… Одно к одному.

Как ни горько, но визирь понимал: Шеймус прав. Он не глупец и избежит конфликта даже ценой некоторой части самолюбия, пока это разумно. Однако вытирать об такого человека ноги — глупость, которая может обойтись слишком дорого.

— Почтенный Сулим, проявите ко мне угодное Иаму милосердие. Я очень устал. Говорите прямо, чего вы желаете добиться в сложившемся положении? Насколько я понимаю, презренные блестящие металлы не возбуждают в вас интереса.

— Я хочу, чтобы этот мерзкий человек ответил за Мансура. Так, как положено по законам халифата.

— Соблаговолите ли пояснить, как конкретно вы видите процесс отправления подобного правосудия? Даже если предположить, что кто-то из нас способен представить какие-либо доказательства? Вы, вероятно, предложите почтенному предводителю Святого Воинства произвести, так сказать, арест?

Валид много хорохорился на тему наёмников и большую часть времени, кажется, искренне был готов на самые решительные действия. Но сейчас энтузиазма не выказал.

— Правосудие? Доказательства?! — Сулим гневно сверкнул глазами. — Есть только две формы справедливости: дарованная Иамом и дарованная халифом. И для начала я, конечно же, обращусь к правителю халифата. Уверен, что наш великий господин прислушается к мудрым речам, а не станет требовать соблюдения абсурдных формальностей.

Да уж, халиф принимал жёсткие решения охотно — он за них ни перед кем, кроме Иама, никоим образом не отвечал. К чему это приводит, паша видел ещё в Фадле. Теперь ситуация грозила повториться, да только как это объяснить оплакивающему племянника старику? Как его урезонить?

— Возможно, стоит найти компромисс. Например, заставить Висельника выдать, так сказать, непосредственный убийц. Алим, любезный, пойдите сюда. Вы знаете этих людей лучше всех нас. Что вы думаете?

Молодой аристократ появился из тени между колонн. Коротко кивнул, приветствуя отца: старик Усман ар-Малави отвечал тем же.

— Итак, что?

— Я полагаю, почтенный визирь, что неразумно даже пытаться вести такие переговоры. За время военных кампаний против Муанга, в которых я имел отрадную возможность наблюдать за Ржавым Капитаном, возникали… некоторым образом схожие ситуации. Капитан утверждает, что из-под его знамени выдачи нет. Но я предложил бы взглянуть на положение чуть иначе, приняв во внимание все заслуги…

— Довольно. Вы ответили на мой вопрос. Благодарю.

Алим ар-Малави поклонился и исчез в тени. Визирь несколько раз затянулся из кальяна, окружив себя облаком дыма.

— Сулим, если вы желаете пойти к халифу с этим вопросом, то я никоим образом не в силах вам препятствовать. Я лишь прошу, нижайше прошу вас об одном: быть благоразумным и обсуждать каждый шаг с теми людьми, которые сейчас находятся здесь.

Жаль только, что старик ар-Малави не проявлял к ситуации видимого интереса. Да и ар-Мутисим, ополченцы которого как раз грабили Фадл и тоже могли ненароком убить Мансура, молчал. Он вообще в последние месяцы был тише покойника. Всё сидел и смотрел в никуда, пока решались важные дела.

Сулим вышел из зала молча. Даже не попрощался. Не к добру.

— Что же, помимо всего прочего… меня по-прежнему занимает вопрос балеарского посланника. Я имею в виду тот весьма удивительный факт, что он прибыл в Альма-Азрак так давно… сколько?

— Месяц.

— Да, месяц назад. И зачем же мы до сих пор не видим его во дворце? Это начинает вызывать некоторые вопросы. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь уделил им всё возможное внимание, и чем скорее, тем лучше. Под нашими стенами тысячи оборванцев-ашраинов, в нашем городе полно наёмников, разочарованных… той линией поведения, которую избрал халиф. А помимо этого на рейде стоят четыре балеарских корабля, и я до сих пор не знаю, чего ради они прибыли!

Четыре больших корабля, стоит заметить. Не такая уж слабая военная эскадра, особенно если сравнивать с пусть многочисленным, но галерным и плохо вооружённым артиллерией флотом халифата. Когда на пороге подобные гости — надо разобраться, чего они хотят. А балеарцы весьма изворотливо тянули время, это уже стало очевидным.

— Я займусь этим вопросом. — произнёс наконец Усман ар-Малави.

— О, хвала Иаму! Это я и желал услышать. Итак, если позволите…

— Если позволите, я также хотел бы переговорить с вами лично.

— Разумеется.

Усман заговорил далеко не сразу после того, как они остались наедине. Старик долго курил и словно опять потерял интерес ко всему, творящемуся за пределами собственной головы.

Старший ар-Малави визиря, можно сказать, немного пугал. При всей физической дряхлости он сохранял ум отточенным лучше, чем Валид ар-Гасан — свою саблю. А ещё был баснословно богат и крайне влиятелен. Сила Сулима крылась в его близости к халифу и толпах черни, внимавших каждому его слову.