Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

— Я давно ему всё простила.

А вот это было правдой.

— Да, я это знаю. Хороший ответ. Раз так, то послушай: ты должна позаботиться о Заржавевшем человеке. Он силён, возможно — как никто из живущих сейчас. Могуч телом потому, что ещё мощнее духом. Однако он всё-таки лишь человек. И ему не справиться в одиночку со всем тем, о чём нынче пишет Книжник. Но он должен. Есть те, кто рождены, чтобы победить. Понимаешь?

Женщина вспомнила, что Шеймус с месяц назад произнёс то же самое. В дурмане, страдая от потери крови, почти засыпая… Он ли говорил с Ирмой тогда?

— Я понимаю.

— Хорошо. Каковы два твоих вопроса?

— Всё кончится хорошо?

— Нет. Как бы ни сложилась эта история, Книжник не задумал счастливого финала: ни в одном из всего множества вариантов, которые я вижу и которые выбирать человекам. Но поверь, ты не будешь сожалеть. Трудно объяснить, почему: не поймёшь. Но ты вспомнишь мои слова после.

Странно, что она вообще задала столько пространный вопрос. А вот второй вышел простым и естественным.

— Я ещё увижу Лимланд?

Юноша покачал головой.

— Нет. Ты увидишь очень многое, тебе предстоят удивительные вещи. Даже вообразить их сейчас трудно. Но домой ты больше никогда не попадёшь. Прости.

Жаль, но это было не самое страшное, с чем Ирма сталкивалась в жизни. И уж точно не самое ужасное, что она могла представить.

А затем всё рассеялось. Ирма только услышала звон, с которым разлетелся вдребезги кувшин, выскользнувший из рук. Ничего больше не было во внутреннем дворике: ни Отца Пустыни, ни его свиты. Только слышался топот: это спешил на помощь Идвиг, сжимающий алебарду.

— Ирма! Ты в порядке?!

Она не нашла слов, чтобы ответить.

Глава 2

Игги старался играть на лютне как можно громче: шум из-за шторы, отделявшей угол комнатушки от остального пространства, его порядком раздражал. Кеннет пыхтел и рычал, а девчонка визжала так, будто её резали.

Хорошо бы в самом деле не резали, а то с Кеннета станется.

Ничего не попишешь: хотя город портовый, он всё-таки не безразмерный — и лучше уж такая тесная комната в более-менее нормальном доме возле порта, чем лагерь за стенами. Лагерями солдаты уже были сыты по горло — слишком долгая кампания. Нужно то, что в Ульмисе назвали бы «зимними квартирами», пускай в халифате не бывает никакой зимы.

— Кеннет, ты сраное животное! Можно потише? — рыкнул Арджи, которому всё это тоже надоело.

Кеннет ничего не ответил. Девчонка продолжала верещать: крики перемежались фразами на непонятном никому из солдат языке. Она не была мураддинкой. Незадолго до прибытия наёмников Альма-Азрак оказался наводнён беженцами: это были толпы ашраинов, этнического меньшинства халифата. Насколько Игги понял путаные объяснения через третьи руки, ашраины исповедовали иную религию, говорили на собственном языке и когда-то давным-давно правили всеми землями севера Шера — до прихода мураддинов. В последние века положение их стало незавидным, а особенно печальным сделалось из-за неких последних военных событий. Игги не знал подробностей.

Потому многие тысячи людей и ломанулись в столицу. Первые волны проникли в город, но теперь ворота закрылись: колоссальная масса людей скопилась под стенами, будто осадившее их войско. Оставшихся пытались ловить и выгонять прочь, но получалось так себе.

Вот Кеннету и взбрендило в голову трахнуть ашраинку: мол, никогда не пробовал! Найти готовую отдаться за деньги, конечно, не стало проблемой. Хотя подписывалась ли она на то, что второй час творилось за шторой — большой вопрос.

Но наёмникам стоило благодарить ашраинов не только за приток дешёвых шлюх. Именно из-за закрытых городских ворот весь отряд пустили в город.

Мураддины явно не хотели этого делать, но как бы ни говнились в адрес наёмников — всё-таки нельзя было совсем не пойти им навстречу. Одно дело, кабы «ржавые» жили за стенами и ходили в город по всяким нуждам нехитрого солдатского отдыха, другое — когда в город толком не попасть. Так уж точно не годится.

Мало кто в Альма-Азраке был рад наёмникам. На «ржавых» смотрели не с большей теплотой, чем на ашраинов. Но у наёмников было оружие, а у этих бедолаг — нет. Вооружённые люди всегда получают хотя бы толику уважения.

— Кеннет! Может, ты ей хоть рот заткнёшь?

Это Карл оторвался от жареной курицы, которую безо всякого изящества манер поглощал, с противным звуком обсасывая кости. Ответа опять не последовало.

Комнатушка была, конечно, убогая — не чета роскошному дому, который товарищи захватили в Фадле. Так, конура для нищих моряков в кособоком трёхэтажном здании. Но зато отсюда их никто не погнал бы через три дня: отдых намечался длительный. Пока командиры сговорятся о деньгах, пока их получат, да и возможность поставить на ноги раненых отряду обещали. На такой службе, конечно, трудно ручаться за завтрашний день — однако были основания рассчитывать хотя бы на месяц в городе.

Нет, жаловаться не на что. В конце концов, и такие удобства досталось далеко не всем. Большая часть бойцов жила в лагере при лазарете, который разбили на окраине города: там имелась подходящая площадь.

Кстати, о лазарете…

— Надо бы навестить Бо. Глянуть, как он там.

— Да чо значит «как»? С обозными жёнами любезничает, как ещё. Рана у него — фигня полная!

— Ничего себе «фигня»! Да и в любом случае, он наш человек. Нашей десятины. Навестить надо.

Игги только привыкал командовать. Иногда он даже забывал, что вообще-то обязан это делать. Слишком непривычно и для него самого, и для товарищей. Но так решил сам капитан — кто с ним поспорит? Только полный кретин.

— Так точно, чо… Кеннет! Слыхал десятника? Сворачивай своё херосуйство! Есть дела поважнее…

Кеннет был кем угодно, но точно не человеком, игнорирующим приказы. Так что он наскоро закончил свои дела и показался из-за шторы — с мерзкой улыбкой до ушей, на ходу натягивая подштанники.

Если не знать, какой Кеннет отморозок и мудак, то он даже мог вызвать симпатию. Высокий, без пуза, широкоплечий, с простым, но мужественным лицом. Его бы постричь нормально, переодеть по придворной моде — более-менее сойдёт за самого задрипанного рыцарюшку. В десятине вообще не водилось красавцев с картин: Арджи годы ничуть не пожалели, Карл был жирным и волосатым, словно обезьяна.

Когда-то Игги был хорош собой, но не теперь.

Его