Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице - Шери Финк

морфий. Он также сообщил следователям, что Байас и Ласалль из-за ощущения, что их оставили на произвол судьбы, могли неверно истолковать его намерения. Некоторые из оставшихся в больнице пациентов были подключены к аппаратам, работавшим на сжатом газе. Байас утверждала, что своими глазами видела, как медики отключали эти аппараты и вводили пациентам, рядом с которыми не было родственников, какой-то препарат – по мнению Байас, это был морфий, – отчего они вскоре умерли.

На территории «Линди Боггс» были обнаружены тела двадцати семи умерших больных. Многие из них были пациентами отделения длительного ухода «Дженезис спешиалти», принадлежавшего не корпорации «Тенет», которая владела центром «Линди Боггс», а другой компании. Некоторые из них, что немаловажно, умерли еще до урагана. Так или иначе, при том, что общее количество смертей в Медицинском центре имени Линди Боггс было меньше, чем в Мемориале, процент смертности там оказался примерно таким же, поскольку и больных там было не так много. Токсикологическая экспертиза показала наличие морфия в тканях почти четверти из более чем двадцати тел, подвергнутых исследованию. Однако только в одном случае доза препарата оказалась необычайно высокой.

Обоих вышеупомянутых пациентов отделения трансплантологии на следующий день вывезли из больницы на лодке. Но через несколько недель они умерли от инфекций, которые, по мнению их родственников, стали результатом плохого ухода и халатности врачей. Члены семей умерших подали иски против Риопелля и врача-трансплантолога, обвинив их в преступной небрежности (обоих, кстати, вскоре уволили), а также против больницы и ее владельца – все той же корпорации «Тенет». В исках также упоминались «настойчивые советы» подвергнуть пациентов эвтаназии.

* * *

В офисе генерального прокурора штата продолжали внимательно следить и за ходом дела по иску пациента, которого бросили в больнице, приняв за мертвого, и который впоследствии был найден живым в небольшой больнице «Туро». Это был тот самый больной, о котором упоминалось в письме, полученном главным администратором «Туро» (копия документа была направлена в офис генерального прокурора штата). В послании содержалась такая фраза: «Правду когда-нибудь скажут». Пациента, о котором идет речь, звали Одун Аречага. Это был семидесятилетний мужчина весьма представительной внешности, с лицом придворного вельможи. Незадолго до урагана у него случился инфаркт. Он упал и потерял сознание. Находясь в беспомощном состоянии, он долго пролежал на полу, дожидаясь приезда «Скорой помощи» (почему-то его дом не сразу смогли найти), и в итоге к его диагнозу добавились нарушения мозговой деятельности. Неврологи посоветовали его дочери «дать ему спокойно умереть». Женщина отказалась. За несколько дней до урагана у Одуна Аречаги восстановилась способность самостоятельно дышать, и он стал реагировать на некоторые внешние раздражители.

В 60-е годы XX века Аречага основал в Чикаго Сабейский религиозный орден звездопоклонников. Он ввел в ритуалы этой организации элементы древних философских учений и мистицизма, а себя называл не иначе как журналист. Марго Адлер сравнила невероятный ритуал брачного пира, состоявшийся в храме ордена в 1975 году, с фильмом Феллини «Сатирикон», на что Аречага игриво напомнил ей, что произведение Феллини – это «всего лишь кино». Он был великолепным рассказчиком, которого особенно привлекали истории, связанные со стихийными бедствиями. Аречага написал и поставил несколько пьес для театральных фестивалей. Перед представлением дети – члены его ордена строили декорации, воспроизводившие города, которые впоследствии были разрушены землетрясением, вызванным извержением Везувия.

Свидетели сообщили следователям, что обнаружили Аречагу лежащим на грязных мокрых носилках на третьем этаже больницы «Туро» в пятницу, 2 сентября. При этом на ушах у него почему-то были кофейные чашки из пенопласта, закрепленные с помощью клейкой ленты, а у ног лежала история болезни. Военнослужащие Национальной гвардии выкатили носилки с ним на улицу и, крича, что нашли нуждающегося в помощи пациента, вызвали медиков из небольшой больницы, расположенной через дорогу. Когда те осмотрели Аречагу, оказалось, что его дыхательные пути почти полностью заблокированы, а трахеотомический воротник вокруг шеи весь пропитан засохшей желто-зеленой слизью. Сердце пациента еще билось, но частота и сила сердечных сокращений были низкими, уровень кислорода в крови тоже, а конечности оказались холодными – другими словами, он находился на грани смерти.

Медики очистили дыхательные пути больного, сменили ему трахеотомический воротник и сняли с него грязную, мокрую одежду. Когда Аречагу грузили в машину «Скорой помощи», он открыл глаза.

Впоследствии выяснилось, что медики «Туро», не зная, как быстро будет подниматься уровень воды и до каких отметок он дойдет, перетащили восемнадцать пациентов, находившихся в критическом состоянии, в том числе и Аречагу, с первого этажа, где еще было электричество, на третий. Электричество перестало туда поступать, когда старые резервные генераторы, которым было уже несколько десятков лет, начали отказывать один за другим. Их не протестировали, чтобы определить, на какой срок непрерывной работы они рассчитаны. Кроме того, в них заливали топливо из правительственных резервов, которое, возможно, было не вполне кондиционным. Вдобавок ко всему, технически генераторы не были приспособлены для обеспечения работы системы кондиционирования воздуха. Когда разрядились батареи аппаратуры искусственной вентиляции легких, ее работу стали обеспечивать вручную, но многим пациентам, как оказалось, этот режим не подошел, и они умерли.

Кое-кто из медиков впоследствии описал уникальную и наводящую ужас процедуру триажа пациентов: тем, кто не мог произнести свое имя, капельницы не ставили. Эти показания потом долго не давали покоя членам семьи пациента, страдавшего болезнью Паркинсона, который внезапно умер в больнице – как оказалось, просто потому, что не мог говорить. На некоторых пациентах крест поставили по той причине, что они не могли самостоятельно передвигаться, – их просто не доставили к месту посадки вертолетов.

В отличие от Мемориала и «Линди Боггс», больница «Туро» не была блокирована наводнением. До нее вполне можно было добраться по суше. Однако ее сотрудники тоже были напуганы сообщениями о вспышках насилия в городе. Медики больницы и располагавшегося в ней отделения длительного ухода «Спешиалти хоспитал», принадлежавшего другому владельцу, рассказали следователям, что в то время, как многие из их коллег героически трудились, оказывая помощь и спасая пациентов (некоторые из них для этого уже после эвакуации возвращались обратно), сотрудники ряда подразделений в полном составе покинули лечебное учреждение на машинах, стоявших в гараже, фактически бросив своих больных на произвол судьбы. Несколько медсестер после урагана были уволены за то, что оставили пациентов без медицинской помощи.

Медбрат реанимационного отделения «Туро», которого назначили ответственным за процедуру триажа, впоследствии рассказал: в конце концов в медучреждении появились военнослужащие Национальной гвардии и приказали всем медикам покинуть больницу. При этом их заверили, что военные останутся на территории и обеспечат безопасность примерно двух десятков пациентов. По периметру больницы