Современный грузинский рассказ - Нодар Владимирович Думбадзе

валясь от усталости и засыпая на ходу, он слез с крыши. Снег уже доставал до карниза, а пробитая тропа была завалена по пояс. Кое-как парень отгреб снег, заваливший дверь, и заметил, что небо нахмурилось еще больше и стало смеркаться.

Едва не свалившись с ног, он забрался внутрь коровника. Наполненные снежным сиянием глаза ничего не видели в полумраке. Парень привалился к стене. Жалобно промычали коровы.

— Бедняги, бросил вас одних, голодных, да? — шептал он, прикрыв глаза.

На ощупь, со слипшимися ресницами, он подтянулся к топчану и сел. «Уже сплю, — промелькнуло в сознании, — ох, мама, хорошо как…»

Очнулся он от холода, озябшее, взмокшее тело не слушалось его. Коровы жалобно замычали.

— Пошли вы! — вырвалось было у парня, и он снова на несколько мгновений прикрыл глаза. Холод охватил его, пробудил угасшее сознание. Он разлепил тяжелые веки и нехотя поднялся.

Огонь погас. Подтащив несколько поленьев, парень обложил ими обуглившийся пенек, вытащил из-под топчана бутылку с керосином, плеснул и чиркнул спичкой. Пламя розовым светом прорезало темноту, и только теперь парень сообразил, что свет не горит. Медленно поднявшись, он нажал на выключатель. Раздался напрасный, пустой щелчок.

— А, чтоб тебя… чего еще было ждать в такую погоду?..

Огонь постепенно согревал озябшее тело, но его еще сильно бил озноб. От влажной одежды шел пар.

Голодные коровы мычали. Пошатываясь, он выбрался во двор, проваливаясь в снег, добрел до скирды. И снова почему-то первая охапка сена досталась Нотии, а уж потом он накормил остальных.

Глядя на расшумевшихся коров, он вдруг ощутил приступ слабости и жжение в желудке. Сообразив, что это с голоду, он даже разозлился на себя. Нашарив в почерневшем от копоти шкафу кусок зачерствевшего мчади, он погрел его над огнем. Отрезав от лежавшего в миске вареного мяса кусок, он достал сыр из бочки и немного поел.

«Пройдет, не вечно ж ему падать», — подумал он про снег, приходя в себя, и, обретая надежду, зажег светильник. Поискав бутылку с керосином, встряхнул ее.

Пригревшись, он задремал под мерное сопение успокоившихся коров. Но вскоре холод вновь напомнил о себе.

Коровник погрузился в сероватый сумрак. Ему сделалось совсем худо, когда он увидел заваливший окна снег, не то страх, не то желание спастись сорвали его с места, заставили распахнуть дверь. Непрерывно валившийся снег почти занес пробитую им дорогу.

«Если сейчас не разгребу, пропал!» — резанула мысль, он судорожно схватил лопату-Снегопад прекратился ночью. Низко нависавшее небо раздвинулось, проявив высокие звезды, и он, будто давним знакомцам, обрадовался им. Странно, но теперь, при виде звезд, он будто очнулся и вспомнил деревню, всех чужих и близких, и вновь ощутил одиночество и тоску. Нет, не страх, а острая, нестерпимая боль одиночества захлестнула душу. Машинально воротившись в коровник, он подбросил скотине припасенное им сено. Подойдя к Нотии, сам не зная почему, подбросил ей еще и растроганно улыбнулся:

— Что, Нотия, загрустила? Ну, будет, будет, я же здесь, милая!..

Пока он колол дрова, глухой звук топора и треск поленьев смешивался с веселым хрустом, доносившимся из коровника.

Парень развел огонь. Коптилка погасла, и теперь только пламя очага освещало помещение, и снова метались по стенам бесформенные тени. Измученный и усталый, он безучастно следил за их игрой, покуда сон окончательно не сморил его. Спал он крепким здоровым сном уставшего человека.

Наконец он проснулся. Растерянно озираясь, огляделся. Опять расшумелась скотина. Холод пронизал бок и спину. Поеживаясь, парень встал. С трудом овладел занемевшим телом. Сквозь залепленные снегом оконца едва пробивалась полоска света.

Откинув дверь, он с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Схваченный морозом снежный покров хрустел, словно корочка мчади, и все белое пространство было охвачено странным сиянием.

«И то ладно, что снегопад прекратился, — равнодушно подумал он, — да иначе и быть не могло».

Он собрал остатки стога, притащил в хлев и раздал коровам.

Только теперь он почувствовал, какой прокисший дух стоит в коровнике. Ухватив мотыгу, стал подгребать навоз к выходу, ведущему к выгребной яме. Возиться пришлось долго, пока весь навоз не собрался у двери большой кучей. Парень рванул дверь. Набившийся в проем снег свалился внутрь хлева. Притащив железную лопату, он стал выбрасывать снег, смешавшийся с мокрым тяжелым навозом, наружу. Наконец, притворив дверь, он печально вздохнул. Коровы не давали покоя, бесконечно мыча и переступая копытами.

«Чего это они?» — испугался парень.

— Что с вами, милые? — крикнул он животным.

— Чего испугались? Я же здесь! Я вас не брошу! — успокаивал он их, будто, если захотел бы, мог уйти на все четыре стороны…

Вдруг парень догадался, что до сих пор не поил коров. То-то они так жалобно размычались. Он открыл кран, но воды не было. «Видно, замерзла или источник снегом забило», — не поддаваясь унынию, решил он и вспомнил, что за дверью должны стоять бочки с водой. Выбравшись, он заглянул в них. Снег стоял в воде, словно облако.

«Студеная… Как бы коров не загубить…» — подумал он, вернулся в помещение, раздул посильней пламя и подвесил на цепь, свисавшую с верхней балки над очагом, полный снегом котел. Снег подтаял, и котел сразу наполовину опустел. Натаскав еще снегу, парень спокойно ждал, пока нагреется вода. Потом разлил закипевшую воду в поильные ведра. Подкинув снега, чуть остудил ее, попробовал рукой. «Пожалуй, можно», — пробормотал он. Первой понес воду Нотии. Работы хватило до вечера. Немного отдохнув, он снова подкинул корм в ясли. Потом набил снегом котел и ведра, пододвинул их к огню. «Наутро пригодится», — деловито рассудил он.

Когда стемнело в третий раз, когда в третий раз навалилась смешавшаяся с белизной сиреневая ночь, парень вдруг понял, что вот уже трое суток, как не слыхал он человеческого голоса, как он сидит здесь один, всеми забытый и заброшенный.

От обиды сжалось сердце, захотелось зарыдать в голос. Теперь он припоминал, как отправился в соседнюю деревню повидаться со старшим двоюродным братом, как пошел с ним на дальнюю ферму, как, обеспокоенный положением беременной жены,