Литература как жизнь. Том II - Дмитрий Михайлович Урнов

Александра Федоровна. Главная квартира [Комитета] помещалась в Царском селе, и родители мои вторую половину Первой Мировой войны жили в Царском. А до этого мой отец был Губернатором Сахалинским – Дальневосточной провинции, то есть Сахалина [так!] и Николаевска-на-Амуре[221].

Когда случилась революция, отец метался, хотел найти свое место, участвовал во мне неизвестных заговорах. Так или иначе, в 18-м году он опять оказался в Царском селе, приехал на свою квартиру с моей матерью и с моей маленькой сестрой. Здесь ночью, как рассказывала мать, его арестовали. Это был ноябрь месяц, пришли матросы, сделали обыск и повели его в Чека. Мать знала тот дом, и она, не зная, как помочь отцу, схватила иконку и побежала в Чека. Там вдруг к ней подходит некто и спрашивает: «Барыня, что вы тут делаете?» Это оказался солдат, который служил стражником при доме Губернатора в Николаевске-на-Амуре. Он хорошо относился к моему отцу, сказал матери: «Подождите, я всё устрою». И действительно, через несколько минут вывел отца, сказал, что нужно торопиться, потому что очень опасно. Он дал возможность моей матери дойти до квартиры и взять сестру. Он торопился, боялся преследования, и, кроме того, отходил последний поезд в Ригу. В то время это была единственная возможность выехать. Он посадил в поезд отца, мать, сестру, а я уже существовал во чреве матери.

Вопрос. Значит, вы бежали от революции во чреве матери?

Д. Д. Ну, если говорят, что… как его звали… глава Временного правительства…Керенский будто бы бежал в женском платье, то я бежал в материнской утробе.

Вопрос. Питер Устинов, английский писатель русского происхождения, рассказывает в мемуарах, что выехал эмбрионом. Напоминает ли судьба ваших родителей случившееся со многими эмигрантами дворянского происхождения, которым уехать помогли их бывшие слуги?

Д. Д. Действительно, таких случаев, вероятно, было много. Ведь не могли же все озвереть. С той и с другой стороны были плохие люди, были хорошие люди, и случалось, что хорошие люди находили друг друга.

Мои родители оказались в Риге, когда там уже находился брат моей матери, он раньше был прокурором Псковского суда и одновременно Председателем Татьянинского Комитета раненых[222]. В Татьянинском комитете было несколько латышей, которые активно занимались латышским национальным делом – восстановлением независимой Латвии, они имели связь с союзниками [Антантой], один из них оказался будущим Президентом Латвии[223]. Латыши хорошо относились к дяде, они и предложили ему из Пскова выехать в Ригу. Более того, они сделали его представителем российского меньшинства в Национальном Собрании Латвии.

Когда родители мои приехали в Ригу, к городу подступали красные. Английское правительство дало возможность членам Национального Собрания Латвии и близким к ним людям выехать на английском крейсере в Англию. Оказался я в Англии опять же во чреве матери. И тут тоже была связь: сестра моего отца задолго до революции вышла замуж за англичанина. Увидел я Свет Божий в Англии.

Пожить в Англии мне не удалось. Через две недели после моего рождения меня повезли в Японию. Отец мой стал представителем белого правительства в Японии. В Японии я провел первые годы моей жизни. Когда мне исполнилось три с половиной года, закончилась Гражданская война на Дальнем Востоке, и мы вернулись в Ригу. Отец был уверен, что смута долго не продолжится, скоро всё переменится, а из Риги будет легко попасть в Петербург. Но ему это не удалось, он умер в июле 1932 г.

Я жил в Риге, закончил там Русскую гимназию, учился в Богословском Институте. Одна из причин, почему я поступил в тот Институт, заключалась в том, что будучи английским гражданином, я не мог поступить в университет. Я один из семьи был английским подданным. Со временем я изменил Королеве, взял американское гражданство, но Америка, в конце концов, есть бывшая английская колония. Как иностранцу, мне в Латвии жить было трудно, но отец перед смертью говорил матери ни за что не менять моего паспорта: «Может пригодиться». И оказался глубоко прав. Последние годы моей жизни в Риге я работал в газете «Сегодня», думал одно время о работе журналистической, мне очень нравилось работать в газете, но опять произошли перемены. Началась война и – советская оккупация Прибалтики.

Многие уехали в Германию, но я хотел остаться в Риге – не мог бросить мать и сестру. Мы надеялись все пережить в Риге, надеялись на перемены в России и что всё устроится. Но в один прекрасный день мне стали предлагать сделаться сексотом. Пришли люди из соответствующего учреждения и стали меня настойчиво просить, чтобы я написал доклад об одной организации, о другой организации, а я тогда начал работать в Общественном отделе газеты «Сегодня», и меня часто посылали на разные собрания, и я должен был давать отчеты о них. Я почувствовал, что дело плохо. Или я должен доносить на людей, а если я не буду этого делать… Мне сразу сказали: «Если вы соглашаетесь, это очень почетное дело, вы помогаете Советскому Союзу, советскому народу, а если вы отказываетесь, то сами знаете, что может случиться». Действительно, в это время арестовывали людей каждый день, арестовали нескольких наших знакомых, поэтому я в последний день, когда это можно было сделать, записался как английский гражданин на выезд из Прибалтики в Австралию. Существовал договор между правительствами английским и советским: все английские граждане эвакуируются специальным поездом через Россию во Владивосток, там перегружаются на британский корабль и отправляются в Австралию. В Англию в то время попасть было нельзя – шла воздушная битва. Так я оказался в Австралии, а из Австралии – в Америке. Думал я ехать в Англию, в Австралии поступил в торговый британский флот. Получается, принимал некоторое участие в войне: британский торговый флот – это были грузовые транспорты, которые везли оружие, пищу и одежду. Наш корабль должен был остановиться в Нью-Йорке, но была и промежуточная стоянка в Панаме, где я пробыл что-нибудь с месяц. Когда мы стояли в Панаме, я заболел, подозревали аппендицит, но всё обошлось, я находился на положении выздоравливающего. Из Панамы меня перевезли в Нью-Йорк. Тут я встретил знакомого моей семьи. Он посоветовал мне не ехать в Англию, а остаться в Нью-Йорке. Это было начало 1944 года, ещё шла война. Знакомый советовал мне закончить образование. Мне помогли получить американскую визу, чтобы я мог оставаться в Нью-Йорке. Церковь мне помогла поступить во Владимирскую семинарию. Так я и остался в Америке. Учился в Йельском Университете, в Пенсильванском Университете, получил учёную степень, по этой