Еще одна сказка барда Бидля - rain_dog

- Вообще при твоей пронырливости я этим преимущественно и занимался, - он немного рассеянно гладит мою ладонь, видимо, даже не осознавая, что делает. - А остальное… извини, я не могу тебе рассказать. Потому что живым об этом разговаривать не следует. Прости, я не могу.

- Хорошо, - не унимаюсь я, - а мама? Ты ее все это время любил?

- Ты себе как представляешь любовь бестелесных духов? - он пытается шутить, но тут же вновь становится серьезным. - Нет, не любил.

Вот этого я не ожидал, потому что мне как-то легко верилось в вечную любовь Северуса к моей маме, хотя он и говорил мне, что это не так. И Смерть, кстати, тоже говорила. Но моя мама, мамочка, она же была… Она же была такая прекрасная, как ее можно было разлюбить?

- Разлюбить? - он смотрит на меня несколько удивленно. - Думаю, разлюбить нельзя. Но если ты просто вбил себе в голову в четырнадцать лет, что Лили Эванс - любовь всей твоей жизни, то это потом проходит. Не обижайся, она и вправду была замечательная. Но я, видишь ли, я достаточно видел вашу жизнь. Иногда просто мог какое-то время провести в вашем доме, смотреть, как она купает тебя, читает тебе сказки, ругается с Джеймсом.

- Поэтому ты про уточек знал?

- Поэтому знал про уточек, - охотно подтверждает он. - Но Лили менялась, или нет, она просто становилась такой, какой я раньше ее не видел. Нет, не домашней мегерой, не домохозяйкой, как Молли Уизли. Я просто понимал, что она не моя женщина. И никогда не должна была ею быть. Что все случилось правильно, что сама жизнь хотела так, чтобы она и твой отец были вместе. У тебя были замечательные родители, прости, это звучит так банально. Так говорят все. Но это так.

- А как ты смог вернуться?

- Время вышло.

Черт, я спросил такую глупость. Ведь он же сам сказал мне, что им было отпущено лишних пятнадцать лет. И эти годы они читали мне на ночь сказки, папа летал со мной на метле, они ждали меня домой на каникулы, наряжали во дворе елку, мама пекла печенье… Северус заплатил за это пятнадцатью годами собственной жизни. Когда он вернулся, ему уже было тридцать шесть. Где он провел все это время, мне даже страшно подумать. Не ходил с друзьями в пабы, не влюблялся, у него вообще не было тех маленьких и больших впечатлений, которые, собственно говоря, и ткут нашу жизнь, словно ковер с прихотливым узором. Делают нашу жизнь жизнью. Просто вот так он расплатился за то предательство, которое, если разобраться, вообще таковым не являлось…

- Как ты смог вернуться? Ты же должен был появиться ниоткуда. Как?

Я хорошо представляю себе и недоверие Дамблдора, и даже могу представить себе чувства Темного Лорда, когда перед ним вдруг вновь возник давно утраченный соратник.

- Знаешь, вот это было просто.

Он сидит сейчас, отодвинувшись от стола, и только огонек зажигалки выхватывает его лицо из тьмы. Словно он вновь пришел из ниоткуда.

- Дамблдору мне пришлось рассказать почти всю правду, он окончательно поверил мне, когда удалось вытащить тебя из Годриковой Лощины. Поэтому и легко принял на работу в Хогвартс, зная, какую роль я играл в твоей жизни. Скажу тебе честно, я не испытал больших сожалений, когда мне пришлось убить его.

- А Волдеморт?

- Тоже несложно. Легко поверил, что Смерть забрала меня к себе в наказание за эксперименты с зельем бессмертия.

- Ты же не можешь лгать!

- На него это не распространялось. К тому же, для них обоих я был практически неуязвим.

Мы опять некоторое время сидим молча. Я пытаюсь представить себе его жизнь, которой не было, и у меня ничего не выходит. Дурацкая ошибка в девятнадцать лет - и все. Почему-то взгляд мой падает на его широкий браслет, плотно охватывающий руку чуть выше правого запястья. Я всегда хотел разглядеть знаки, покрывающие его - будто вереница мелких согнутых фигурок. И Северус перехватывает мой взгляд.

- Я все думал, когда же ты спросишь про браслет. Он от НЕЕ.

- Ты никогда его не снимаешь? - точно, он всегда на нем, и когда он спит, и когда выходит из ванной…

- Упаси Мерлин его снимать! Я, забывшись, могу напугать своей магией кого угодно. Что, не так?

Я только киваю в знак согласия. Может.

- Браслет запирает магию, Гарри. Магию, полученную мной от НЕЕ. К счастью, снять его практически невозможно. Это было условием моего повторного сошествия в сей бренный мир.

Его магия… Конечно, я же всегда знал, что он невероятно сильный маг. И всегда, думая об этом, я задавал себе один и тот же вопрос. И сейчас задаю этот вопрос ему:

- Северус, но ведь обладая такой магией, ты сам без труда мог бы покончить с Волдемортом? После того, как мы добыли крестражи. Почему ты…

- Почему я не убил тебя, Гарри?

И тогда я опускаюсь перед ним на гладкие плиты пола и обхватываю его колени, зарываясь и них лицом. Лица праведников, что окружали меня в моей глупой короткой жизни, кажутся мне сейчас наспех намалеванными картонными масками. И только одно лицо - лицо грешника - пронзительно реально и невыносимо любимо. А он просто кладет руку мне на голову и гладит мои волосы, и так же, как когда-то очень давно, перебирает их, словно запутываясь. А потом, когда я, наконец, осмеливаюсь вновь поднять голову и взглянуть ему в глаза, я произношу то, что кажется мне сейчас совершенно естественным и единственно верным:

- Ты и вправду Великий Мастер, Северус.

И он не смеется.

* * *

Сны.

После того нашего разговора проходит, должно быть, пара дней, не больше, когда я вдруг просыпаюсь где-то под утро от стонов и тихого бормотания, которое я слышу рядом. Черт, Северус! Я приподнимаюсь на локте, уже довольно светло, и мне хорошо видно его лицо в сероватом утреннем свете - неплотно прикрытые глаза, я даже вижу, как беспокойно движутся белки глаз под чуть приоткрытыми веками, пряди влажных волос, прилипших к бледному высокому лбу, заострившиеся черты лица, сжатые губы. Я никогда не видел, чтоб пальцы его рук так сжимали край покрывала, будто их свело судорогой. И дышит он хрипло, мечется по подушке, и я с трудом могу разобрать свое имя, которое он пытается произнести, словно зовет меня. Я сначала робко, а потом уже более настойчиво трясу его за плечо, пытаясь разбудить.

- Северус, проснись, пожалуйста, - у меня выходит довольно жалобно, потому что мне страшно.

Вдруг с ним что-то случится? Вдруг это ОНА пришла, чтобы забрать его во сне? Почему он не просыпается?

- Северус!

Но кошмар и не собирается выпускать его, напротив, затягивает все глубже, дыхание его становится отрывистым, пальцы вцепляются в ворот футболки. Это я виноват, опять я! Зачем я полез расспрашивать его обо всем? Что я там хотел услышать? Северус, Северус, как мне разбудить тебя? Но у него же всегда получалось, получалось же успокоить меня, что бы мне ни снилось. Я осторожно глажу его руку, предплечье, ощущая ладонью судорожно напрягшиеся мышцы. Я не знаю, позволено ли мне касаться его. Кладу руку ему на лоб - он кажется мне очень холодным, и я безумно пугаюсь. Вдруг он умирает, вдруг это какое-то заклятье, от действия которого он не может сам освободиться? А я сижу рядом и разглядываю его, как идиот, не пытаясь ничего предпринять! Мысль о заклятии, нет, проклятии, кажется мне, видимо, вполне жизнеспособной, потому что только она объясняет то, что я делаю дальше. Не знаю, была ли сказка о Спящей Красавице в той книжке маггловских сказок, что читала мне мама, но я, зажмурившись, наклоняюсь к нему и целую - нет, не в губы, я бы не посмел, нет, очень осторожно, в уголок рта, и вновь зову его. И даже успеваю провести кончиками пальцев по его лицу от виска к подбородку, стирая капельку пота, как вдруг он неожиданно и резко опрокидывает меня обратно на подушку, полностью подминая под себя. Я понимаю, что мне не вырваться, потому что его руки крепко обхватывают меня за запястья, не позволяя двинуться, а он уже раздвигает мои ноги одним быстрым грубым движением, упираясь коленом мне в пах. И он целует меня. Нет, не так мягко и нежно, как делал это раньше. Впрочем, куда там, он вообще никогда не целовал меня вот так. Так целуют, наверное, только тогда, когда всего несколько секунд отделяют от последнего шага, когда дальше - только полное слияние тел. И неважно, хочу я этого или нет - вообще все неважно. Он буквально вгрызается в мои губы, заставляя приоткрыть их шире, мне больно, я слышу, как он стонет мое имя, чувствую его тяжелое тело, стремящееся, кажется, каждой своей клеточкой соприкоснуться с моим. Я даже не успеваю испугаться, не пытаюсь сопротивляться, хотя понимаю, что сейчас произойдет. Еще раз. Опять. Четвертый ритуал. На этот раз с человеком, которого я люблю. Пусть так. И, наверное, все бы так и случилось, но в какую-то секунду я ловлю его взгляд - и понимаю, что в его глазах по-прежнему стоит сон. Тот самый кошмар, который никуда не ушел, не сгинул, что заставлял его задыхаться и метаться по постели несколько минут назад. В его глазах ужас и желание, он видит не меня, или меня, но не здесь и сейчас. И мое тело напрягается, пытаясь освободиться. Да, пусть я люблю его, пусть я готов позволить ему делать со мной все, что угодно, но пусть он хотя бы понимает, что и с кем он делает. Я не хочу так!