Еще одна сказка барда Бидля - rain_dog

- Северус, Северус, проснись, - у меня, наверное, получается очень тихо, мне тяжело говорить и дышать, когда я полностью распластан на кровати и придавлен его телом, а он продолжает терзать мои губы. - Северус, пожалуйста…

И внезапно я вижу, как сон покидает его глаза. В них секундная растерянность, непонимание - и сразу же боль и невероятное отвращение. К себе. К тому, что он чуть было не сделал.

- Гарри, - неверяще шепчет он, шепчет, потому что голос к нему еще не вернулся, - Гарри, прости меня. Почему ты…

И он немедленно скатывается с меня, стремится отодвинуться подальше, создавая безопасное расстояние между нашими телами. Он с трудом переводит дыхание и, все еще лежа на спине и не глядя мне в глаза, спрашивает:

- Почему ты позволил мне? Гарри, почему? Почему ты даже не сопротивлялся?

- Я…, - мой голос чуть дрожит, наверное, я все же успел испугаться, хотя, скорее, не за себя. Я же думал, что с ним что-то случилось. - Я не мог разбудить тебя, тебе что-то снилось страшное…

- Страшное… Да, снилось. Гарри, почему ты позволил мне наброситься на тебя?

Вот теперь он садится в кровати и смотрит на меня в упор.

- Ну…

Я не могу подобрать слова, когда он так смотрит. Недобро, напряженно. Будто это я виноват в том, что случилось. Я знаю, пытаюсь успокоить я себя, так бывает - человек осознает, что он сделал что-то плохое, сам в ужасе от этого, но винит свою жертву. Так бывает… Только вот он не сделал ничего ужасного, а я вовсе и не жертва.

- Северус, что тут такого? - говорю я.

- Гарри, ты что, позволишь мне делать с собой все, что мне заблагорассудится? Почему? Ты сошел с ума?

«Да потому что я люблю тебя, потому что не боюсь, потому что, кажется, пойму и оправдаю все, чего бы ты ни сделал», думаю я про себя. Но я же не могу сказать ему это! Под этим словно пригвоздившим меня к подушке тяжелым обвиняющим взглядом. Мерлин мой, я же ничего не сделал! Просто пытался разбудить его. И поцеловал. Совсем чуть-чуть. В самый уголок красивого рта. Как мне очень давно хотелось.

Он резко поднимается, стремясь оказаться как можно дальше от этой чертовой кровати, от меня, отходит к окну, опирается руками на подоконник. И я, не в силах оторвать взгляд, все смотрю и смотрю на его высокую фигуру в свете блеклого утреннего света. Его голова и плечи опущены, и он ничего не говорит, видимо, все еще пытаясь прийти в себя. Да, вот теперь и я знаю о его желании, о котором мне не было позволено узнать.

- Нам нельзя больше спать вместе, - наконец, говорит он. - Я представляю для тебя опасность.

- Но… но, Северус!

Как он может! Я же не могу без него! Ничего не могу! Ни спать, ни дышать, ни жить! Только я, похоже, понимаю это слишком поздно, потому что сейчас уже не смогу сказать это. Да он и не захочет слушать. Потому что, когда он, наконец, поворачивается ко мне, бездумно вертя в тонких пальцах незажженную сигарету, я встречаю абсолютно непроницаемый ледяной взгляд. Он полностью закрыт, он не должен был позволить увидеть мне свое запретное желание. Но почему запретное? Что я сделал? Чего я не сделал? Если бы я поддался ему, все стало бы только хуже. Он думает, что противен мне теперь? Да, наверное, он должен думать именно так, но он же не даст мне ни малейшего шанса разубедить его.

И я понимаю, что мне здесь не место. Потому что он сам так сказал. И у меня ничего сейчас не выйдет, даже если я рухну перед ним на колени. Я этого не сделаю. Я просто встаю, одергиваю футболку, стараясь не смотреть на него - его отстраненный взгляд жжет меня. Я беру свои вещи со стула, стараясь двигаться не торопясь. Я только не знаю, куда мне сейчас идти. Ранним утром в еще не проснувшемся, наполовину разрушенном Хоге.

- Гарри, - окликает он меня, видя, как я направляюсь к двери, - Гарри, я же не прогоняю тебя.

«Не правда, именно это ты сейчас и делаешь, просто ты боишься произнести это».

- Гарри, ты останешься пока здесь, в маленькой спальне. Пока не поправишься, - он говорит это тем самым тоном, который у него предназначен для распоряжений и приказов.

«Мне интересно, как ты себе это представляешь? Как мы останемся жить с тобой тут бок о бок, изводя друг друга от желания, стыда, чувства вины и обиды? Я не останусь, Северус». Я молча смотрю на него.

- Гарри, поверь, так будет лучше, - говорит он уже мягче. - И для тебя, и для меня. Поверь.

Когда мне говорят «поверь», я не верю.

- Хорошо, как скажешь.

Я оставляю попытки достучаться до него, просто выхожу из спальни и отправляюсь в другую, маленькую, расположенную за его кабинетом. И сажусь на кровать, прижимаясь затылком к стене. И запрокидываю голову назад, до хруста позвонков, чтобы не позволить литься слезам.

И я не желаю знать о том, как проходит этот день.

* * *

Я смотрю в потолок, перевожу взгляд на полог кровати, взгляд ни за что не может зацепиться, здесь все чужое, за весь день так и не ставшее хоть сколько-то привычным. Уже очень поздно, я знаю, легкие сумерки за окном говорят о том, что время движется к полуночи. Сейчас станет на пару часов темно, а потом вновь безжалостный свет и утро, которое не принесет мне ничего. И еще один безрадостный день. Я не думаю, что у меня получится заснуть сегодня, хотя я на ногах с раннего утра, с тех пор как вышел, как выгнанная на улицу дворняга, из нашей до той ночи общей спальни, да, я читал весь день проклятые учебники, стремясь хоть как-то отвлечься. Убеждал себя, что мне надо доучиться, как-то доползти до конца еще одного года, чтобы потом уйти. Уйти так далеко, где он никогда не найдет меня. Да и станет ли он искать? Кто я для него? Недопустимая страсть, желание, а уж он-то умеет их подавлять! Мне нужна была его помощь? Что ж, я ее получил. Я хотел держаться за него - и это мне было позволено. До поры. А теперь я могу убираться вон. Да-да, я знаю, что я не прав, что он вовсе не это имел в виду, отправляя меня из директорской спальни. «Нам нельзя больше спать вместе. Я представляю для тебя опасность». Все, для него это единственно важный аргумент. Я умру, потому что не смогу спать без него. Не касаясь его хотя бы кончиками пальцев, не слыша его сонного дыхания.

Я думал весь день, думал, склоняясь над страницами Истории магии, перелистывая Трансфигурацию, думал, аккуратно выливая в унитаз всю еду, принесенную мне Добби, думал, наблюдая, какой многоцветной может становиться идеально белая раковина, если в нее вылить зелья сразу из пяти флаконов. Я ничего не скажу ему о том, что собираюсь сделать. Я даже не стану оставлять записки с прощаниями и благодарностями - это сопливо и похоже на прощания в дамских романах. Утром, как только его шаги стихнут на лестнице, я выберусь отсюда, постараюсь добраться до аппарационного барьера и отправлюсь на Гриммо, где дам себе еще несколько дней подумать о том, как мне жить дальше. И стоит ли это делать. Я бы сделал это еще сегодня, но придумалось только к вечеру, так что я позволяю остаться себе в замке на эту последнюю ночь.