Еще одна сказка барда Бидля - rain_dog

А я вот сижу и пожираю его влюбленными глазами, предусмотрительно отводя взгляд, когда он может это заметить. И любуюсь - красивым высоким лбом, по обеим сторонам которого спадают черные прядки, а он все время пытается отвести их за уши, но у него ничего не выходит, потому что они слишком короткие…Четкой линией бровей, несколько тяжелыми, припухшими от жары и усталости веками… Смотрю, как он, задумавшись, проводит указательным пальцам по переносице, задерживаясь на характерной горбинке… Или неожиданно скашивает на меня дивные, невероятные, чуть продолговатой формы глаза. Замечает ли он, что я… Мерлин, мне должно быть просто стыдно!

И кто вообще придумал эту жару, при которой невозможно спать в плотных, надежно, словно доспехи, скрывающих наши тела, пижамах? Футболки и боксеры - все, что можно сейчас вытерпеть на себя в эти неумолимо жаркие ночи, когда нагревшийся за день воздух в нашей спальне даже не успевает остыть. И я стараюсь намотать на себя тонкое покрывало, под которым я сплю так, чтобы утром, когда Северус просыпается, он ни за что не смог ничего заметить!

А эти шрамы… Теперь мое оживающее тело как-то очень неправильно реагирует на прикосновения к моей коже. И Северус будто нарочно не торопится, втирая мазь на редкость вдумчиво, не пропуская ни единого участка, движения его нарочито неспешны, его пальцы то замирают, касания становятся легкими-легкими, а потом вдруг, нет, мне кажется, но как будто он просто поглаживает меня, забывая о шрамах… такое может быть? И когда он однажды говорит мне, чтоб я перевернулся на спину, я понимаю, что сделать этого не могу. А придется. И я ужасно краснею, зажмуриваюсь от нестерпимого стыда, но прежде чем я успеваю плотно сомкнуть веки, мне чудится, что я вижу тень улыбки на его губах. Он что, доволен? Да нет, разумеется, ему просто смешно, раз герой магического мира так непозволительно сомлел в его руках. Я идиот! Я готов написать это у себя на лбу и гордо носить это звание! Нужен я ему? Но он же меня целовал! Да, но он меня и после ритуалов целовал. Успокаивающе так, как ребенка. Или не как ребенка? А если я ему нравлюсь? И что? Он-то вряд ли может себе позволить не то что сказать, а даже дать мне понять это! Он-то по-прежнему считает себя виноватым, насильником… даже если я ему не безразличен… Мерлин, Мерлин мой, что мне делать? Страдать и краснеть, как девица на выданье? Что вот они делают, девицы эти? Первая любовь Героя магического мира, ха - директор Хогвартса профессор Северус Снейп! Прошу любить и жаловать! Я идиот!

Между прочим, я за всеми своими страданиями как-то совсем забываю, что он, между прочим, маму мою в юности любил! Вот если бы папу, да-да, ловлю себя даже на такой замечательной мысли! Потому что если бы папу, то было бы значительно проще… Но он вроде бы сказал, что это было давно, и что теперь это совершенно не важно. Ведь так? Почему он мне это сказал?

И я, смущенный и вдохновленный такими вот размышлениями, в один из дней, точнее, вечеров, все же решаюсь спросить его о маме, да и вообще обо всем. Ведь он же обещал, правда? Обещал, что когда все кончится, и я, наконец, поправлюсь, то он все-все расскажет.

- Северус, ты же мне расскажешь? - осторожно спрашиваю я, устраиваясь напротив него в широком плетеном кресле на балконе.

А на маленьком стеклянном столике уже поднимается парок из узкого носика приземистого пузатого чайника.

- Расскажу, - серьезно и довольно безрадостно отвечает он, принося из кабинета бутылку виски, бокал с толстыми стенками, который он, я знаю, сейчас обхватит ладонями обеих рук, словно согревая. И ставит перед собой пепельницу, и достает пачку сигарет из кармана джинсов. - И про маму, и про папу… Так, что тебе станет тошно, Гарри.

- Почему это?

Мне кажется, я знаю о нем достаточно, вряд ли он сообщит мне сейчас нечто такое, от чего я в ужасе стану закатывать глаза.

- Потому что, дорогой мой герой, на свете бывают довольно грустные и неприглядные истории… И моя, боюсь, одна из таких.

Он устало трет уголки глаз, а я отчего-то разглядываю его футболку - она коричневая, надпись на ней уже несколько потускнела, так что я явственно различаю только слово FOREVER.И очертания каких-то то ли гор, то ли зданий, грубо намалеванные черным. Он совершает легкий взмах рукой, словно возводя вокруг нас некое подобие сферы, а потом смотрит мне в глаза со странным выражением - с грустью и будто бы с вызовом.

- Надеюсь, ты понимаешь, Гарри, что все, что я расскажу тебе, не предназначено ни для чьих ушей?

- Хочешь, я дам тебе Непреложный Обет? - я предлагаю это, не задумываясь, немного обиженный его недоверием.

- Не хочу.

Он замолкает, неторопливо распечатывая пачку - я наблюдаю, как точно движутся его пальцы, разрывая тонкую обертку. Чуть облизывает губы, поднося к ним сигарету, затягивается, продолжая смотреть мне в глаза. Он будто боится чего-то. Чего он может бояться? И тут я догадываюсь. Он же не знает, о чем успела рассказать мне Смерть, когда мы сидели с ней в этой идиотской загробной кофейне! Он думает, что сейчас должен сообщить мне о том, что именно он предал моих родителей, после чего, я, разумеется, немедленно вскочу и с гордо поднятой головой унесусь подальше от него в светлую положенную добрым героям даль. В голубую такую, куда не пускают демонов-хранителей в темных одеждах, оставляя их топтаться на пороге.

- Северус, - говорю я и пытаюсь улыбнуться, - я знаю, что ты рассказал Волдеморту о пророчестве. Или были еще невинно убиенные младенцы?

Как странно, вот сейчас мне кажется, что из нас двоих старше я… Хотя не понимаю, как такое возможно. Но я осторожно кладу руку ему на локоть, пытаюсь неуверенно погладить его. А он не отталкивает меня, но будто и не замечает этой моей робкой попытки. Разумеется, он не захочет, чтоб я его успокаивал, но взгляд его все же смягчается.

- Младенцев за мной больше не водилось, - горько усмехается он, делая большой глоток из своего бокала. - Это ОНА тебе рассказала?

- Да, а кто же еще? Не Дамблдор же.

- Да, ОНА, как обычно, избавила меня от самого неприятного. Странно, правда? То, что именно Она. И даже после этого ты…

- Северус, - твердо говорю я, - это вообще неважно. Просто в жизни, вероятно, иногда случаются ужасные вещи. Ты случайно выдал моих родителей, я стал крестражем, а добрый Дамблдор шесть лет кормил меня сладкими небылицами, зная, что мне предстоит умереть и убить. Мы просто забудем об этом и станем жить дальше. И если ты не хочешь, можешь мне вообще ничего не рассказывать.

Он долго, задумчиво, чуть прищурив глаза, смотрит на меня. Когда он так делает, а происходит это, к счастью, довольно редко, мне становится не по себе. В такие моменты мне кажется, что он видит вовсе не меня. А вот кого? Или что? Потоки магии? Караваны теней? Широко открытые неживые глаза моей мамы? Я окликаю его: