Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский

наборщиком гранки подавались в контору; ведающий этими подсчетами К. С. Индрих их проверял и записывал… к получке делалась общая сводка двухнедельного заработка, который вписывался в расчетную книжку») рабочий день в 1887 г. был 11 1/2 часов (184, с. 380–381).

Вообще продолжительность рабочего дня со временем, к началу ХХ в. сокращалась, особенно с появлением рабочего законодательства, и прежде всего на предприятиях, подчиненных фабрично-заводской инспекции. В 1850-х гг. она составляла в среднем 12,3 часа, колеблясь от 9 часов зимой до 14 часов летом и составляя на большинстве предприятий 12 часов. В 1885 г. повсюду рабочий день длился 11,7 часа. В 1904 г. он составлял уже 10,6 часа, сократившись к 1913 г. до 10 часов. А на Камско-Воткинском заводе ввиду технологических требований уже в 1850-х гг. была введена непрерывная трехсменная работа при 8-часовом рабочем дне! (112, с. 246, 247, 249). Рабочее законодательство ограничивало продолжительность рабочего дня: сначала детей (1882 г.), потом женщин и подростков (1885 г.) а затем, в 1897 г. для всех рабочих максимальная продолжительность рабочего дня составила 11,5 часов. Много? По-нашему – да. Но не следует забывать, что в деревне крестьянин в страду работал от темна до темна. И придерживавшиеся барщины дореформенные помещики, и Положения 19 февраля определяли крестьянский рабочий день летом в 12 часов, и зимой – в 9. А крестьянин, занимавшийся кустарными промыслами, и зимой работал по 14 часов – это уже на себя, а не на хозяина-«эксплуататора».

Но рабочее время – это не только день, но и год. В дореформенный период большинство предприятий работало не круглый год, а 200–240 дней в году. Например, управляющий петербургской Новой бумагопрядильней писал: «В течение года находится много праздников и дней именин, и, кроме того, рабочие люди отлучаются часто в деревню за паспортами и по другим домашним делам… Эти отлучки составляют в год 56 дней из 296 (т. е. кроме воскресных и праздничных дней, коих было 69; законом в 1990 г. установлено 52 воскресенья и 14 праздников, т. е. всего 66 дней. – Л. Б.), так что остается рабочих дней только 240» (Цит. по: 112, с. 245). Не нужно забывать, что подавляющее большинство рабочих составляли крестьяне, сохранявшие связь с землей, и в сенокос (самое горячее время в деревне!) они почти поголовно уходили косить, так что предприятия просто останавливались. Например, на нижне-тагильских заводах «на сенокос рабочие увольняются на 4 недели». Но в целом заметна тенденция к увеличению числа рабочих дней: этого требовали и новые технологии, в металлургии беспрерывные, и обычная конкуренция и обязательства по поставкам контрагентам. В 1885 г. рабочий год в среднем составлял 283 дня (от 278 до 288), в 1904 г. – 287,3 дня, к 1913 г. сократившись (влияние рабочего движения!) до 276,4 дня (112, с. 248).

Рабочий день заводских окраин регулировался гудком: «Рано утром, ни свет ни заря, раздаются здесь свистки – громко, на всю окрестность. Это рабочих призывают на работу. Каждая фабрика или завод дает свисток по-своему, и рабочие никогда не смешивают их один с другим. По первому свистку рабочие встают, по второму выходят из дома на работу, а по третьему – должны быть все на местах. Еще темно, а вереницы рабочих спешат на фабрики, точно пчелы в улей. В шесть часов утра все фабрики и заводы пущены в ход» (Цит. по: 75, с. 226). Автор в детстве, в 40-х – начале 50-х гг., еще слышал такие разносившиеся по всему городу заводские гудки, утренние, на обед, с обеда, вечерние: жестяные ходики в домах могли и соврать, а опоздание на работу в ту пору грозило очень серьезными последствиями.

Однако формирование класса рабочих, т. е. достаточно стабильной и многочисленной группы людей, работавших по найму в промышленности, относится к последней четверти XIX в. Общество, пресса и правительство с некоторым запозданием обнаружили его появление в результате знаменитой Морозовской стачки 1885 г. на текстильной фабрике «Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и К°» близ станции Орехово (ныне г. Орехово-Зуево). Стачка была вызвана резким ухудшением положения рабочих: промышленный кризис начала 80-х гг. заставил хозяина, Т. С. Морозова, за два года пять раз снижать заработную плату, а штрафы составляли от четверти до половины заработка. Хотя по настоянию губернатора, прибывшего на фабрику с двумя батальонами войск, Морозов сделал некоторые уступки рабочим, те не удовлетворились ими и выдвинули ряд требований общегосударственного характера. После ареста «заводчиков» произошло столкновение рабочих с войсками, и было арестовано уже 600 человек. Над активной частью забастовщиков были организованы два судебных процесса, но на них вскрылась такая картина фабричных порядков, что присяжные заседатели, перед которыми был поставлен 101 вопрос о виновности подсудимых, вынесли оправдательный вердикт. Известный консервативный журналист М. Н. Катков в ответ на это написал о «101 салютационном выстреле в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса…».

Именно после этого впервые появилось рабочее законодательство, ограничившее право хозяев на штрафы, которые теперь шли на социальное страхование рабочих, запретившее выдачу заработка продуктами из фабричной лавки и потребовавшее ежесубботнего расчета с рабочими, ограничившее рабочий день 11 часами (сюда входили 1 час на обед и 30 минут на чай) и запретившее подземные и ночные работы женщин и подростков и прием на работу детей до 12 лет. А чтобы предприниматели не уклонялись от исполнения законов, а рабочим было кому жаловаться, создана фабрично-заводская инспекция. Именно после этого Морозовы выстроили для рабочих и благоустроенные казармы, и школу, и роскошный больничный городок.

Вероятно, не мешает отметить, что и до создания фабрично-заводской инспекции на предпринимателей могла найтись управа, а рабочим было куда пожаловаться. Мало кто из мемуаристов обошел внимание бурную деятельность московского генерал-губернатора графа А. А. Закревского, шокировавшего москвичей после мягкого, «домашнего» управления князей Д. В. Голицына и А. Г. Щербатова. По единодушным отзывам и купцов, и чиновников, и дворян, это был подлинный деспот, уволенный затем Александром II. Но… Вот как (с неодобрением, естественно) отзывается о Закревском купец Найденов: «…рабочему народу была дана возможность являться со всякими жалобами на хозяев прямо в генерал-губернаторскую канцелярию; вследствие этого в среде рабочих возникло возбуждение, и они при всяких недоразумениях, ранее прекращавшихся домашним образом, стали обращаться к хозяевам с угрозами, что пойдут жаловаться «граху» (как они называли Закревского); престиж хозяйской власти был поколеблен совершенно, а всевозможным доносам и жалобам не было и конца» (121, с. 95). Кстати, о расправах Закревского с барами, слишком широко пользовавшимися своей властью над крепостными, писал крепостной Бобков. Вот тут и судите николаевского сатрапа.

В первой половине XIX в., когда рабочим был или оброчный крестьянин, случайный человек, который один сезон работал здесь, другой – там, а на третий мог вообще не прийти в город, либо, когда это был вообще неуправляемый люмпен – босяк (он же галах, зимогор, золоторотец), бравшийся за случайную работу от случая к случаю, ни о каком рабочем законодательстве и регулировании