Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский

с законом: почти сплошь это были воры, разумеется, по мелочам, если что-нибудь плохо лежало, но нередко и грабители, и даже убийцы. Поэтому за каторжную работу и удовлетворялись они копеечной поденной платой, которая тут же и пропивалась или проигрывалась. В опорках на босу ногу, в бесформенных лохмотьях, грязные и испитые, они беспрерывной цепочкой по гнущимся сходням несли на спине в бездонные барки или с барок в огромные амбары пяти-восьмипудовые кули с хлебом и солью, полосовое железо, пиленый лес, катали бочки со смолой и дегтем. Разумеется, ни о какой охране труда и технике безопасности и речи быть не могло, и несчастные случаи вроде падения с грузом с высоких сходней были повседневными явлениями; а если и убережет Бог крючника-галаха от нечаянной гибели, все равно ждала его смерть от грыжи, горячки, холода, водки или ножа случайного товарища где-либо под забором. Лето было для этих золоторотцев (ироническое название, по аналогии с ротой дворцовых гренадеров, носивших мундиры, сплошь расшитые на груди золотыми галунами) благодатным временем, летом босяк был сыт и пьян. Но зимой, когда не было работы и не было крыши над головой, наступало полное горе; поэтому этих несчастных звали еще зимогорами: зимами они горе мыкали. На ярмарках, пристанях и в портах собирались они многими тысячами, а потому эти места почитались среди законопослушной публики опасными. Такие ярмарки, как Нижегородская, отличались не только многомиллионными оборотами товаров, но и купеческим разгулом, пьянством и развратом, собирая со всей России огромные массы темного люда – от карточных шулеров и проституток всех мастей до мазуриков и грабителей, и среди бесчисленных амбаров и бунтов товара не только ночью, но и днем немудрено было лишиться и денег, и даже самой жизни.

На буянах (искусственных островах на сваях для складирования товаров) и пристанях работали и профессиональные рабочие, имевшие некоторую квалификацию и специальные приспособления. Это были крючники, подцеплявшие многопудовые кули и тюки острыми стальными, изогнутыми как серп крюками, катали, бегом катавшие по узким доскам тачки с насыпным грузом, и носали, или носаки, переносившие на плече длинномерные грузы – доски, брусья и полосовое железо; чтобы не сбить плечо, на нем они носили мягкую кожаную подушку. Шли сюда городские мещане, обитатели пригородных слобод, подгородные крестьяне, более обеспеченные и жившие по домам, т. е. не столь зависимые от хозяев и лучше оплачивавшиеся. В Петербург в 1912 г. по Неве поступило 276 миллионов пудов грузов и отправлено было 6 миллионов пудов; около 130 миллионов пудов пришло морем и около 90 миллионов было отправлено. Кто-то же все это выгрузил и нагрузил? Подъемные краны? Не смешите… «Впоследствии… я сам наблюдал, считал, соображал и пересчитывал, и убедился, что самый слабосильный грузчик перетаскивал на своей спине столько товаров (по весу), сколько за день не перевезет и лошадь. Видал я неоднократно, как переносит грузчик тяжесть в 20–35 пудов: пристанские мостки под ним гнутся, все жилы у него наливаются кровью, и он не идет, а передвигает ноги. С такой ношей приходилось пройти 15–20 и более саженей» (59 с. 223).

Обычно в устьях сплавных рек при портах были и лесопильные «заводы», собиравшие не только крестьян-оброчников, но и местное население. Такой «завод» представлял просто ряды высоких, выше человеческого роста, прочных козел либо такой же глубины ямы. На козлы или край ямы укладывалось бревно, один пильщик стоял наверху, поднимая пилу, а другой, внизу, тянул пилу на себя, давая ей рабочий ход. Сделав глубокий пропил, легонько вбивали в него клин, чтобы не зажималась пила, и, периодически передвигая бревно, продолжали пилить: доска за доской, бревно за бревном, целый световой день. Среди пильщиков ходила шутка, что если бы подмышки были чугунные – давно бы стерлись.

Огромная армия рабочих требовалась на транспорте и в строительстве. Ведь строительные работы все были полностью ручными: от копки котлованов и перемещения сотен тонн грунта до кладки кирпичных стен и кровельных работ. Обычная лопата и телега-грабарка с опрокидывающимся кузовом для перевозимого грунта – вот и вся «механизация» земляных работ, включая и отсыпку железнодорожного полотна на тысячеверстных русских железных дорогах. Не было еще подъемных механизмов, и на строительстве многоэтажных кирпичных зданий заметной фигурой был подносчик кирпича, а единственным его приспособлением была «коза»: нечто вроде короткой скамейки, две пары ножек которой смотрели в разные стороны; одна пара клалась на плечи, доска опиралась о спину, а на другую пару ножек укладывались кирпичи – чем больше, тем лучше. По шатким лесам без всякого ограждения (подрядчики экономили на всем) взбирался такой «носак» с этажа на этаж. И было только в Петербурге в 1900 г. почти 66 000 строительных рабочих.

А транспортные рабочие? До появления железных дорог миллионы пудов разнообразных грузов перемещались летом по воде, зимой – гужом. О том, что такое труд бурлаков, мы уже имели случай рассказать. Не мешает только напомнить читателю тогдашние нормы: на 1000 пудов – «восемь ног» в разбитых лаптях, упиравшихся в бичевники, а то и шлепавшие по воде. Хорошо проплыть на комфортабельном теплоходе по Волге-матушке, скажем, от Саратова до Рыбинска! Прекрасный отдых, только скучновато бывает: все же медленно идет теплоход. Интересно, скучали ли бурлаки, меряя этот путь своими ногами, да еще и влегая в тяжеленную барку, идущую против течения?

А зимами тысячные обозы скрипели полозьями откуда-нибудь из-под Казани или Орлова Вятской губернии до Великого Устюга или Вельска Вологодской губернии с льном и овсом. Шли эти обозы с самыми короткими остановками, только чтобы дать лошадям отдохнуть и накормить их, по разбитым зимникам, где на тридцати-, сорокаградусном морозе пар валил от самого возчика, подпирающего плечом многопудовый воз на раскатах и ухабах.

Возчики, развозившие сырье и товары к предприятиям и торговым заведениям, тоже нередко были городскими обывателями. И уж заведомо были ими ломовики, на своих крепких «полках» с впряженными в них мощными лошадьми перевозившие особо тяжелые грузы – от роялей до паровых котлов. Ломовиками они назывались потому, что сами «ломали», переносили эти грузы. Потому полки были низкие, а ломовики носили толсто простеганные на вате жилетки, чтобы не попортить грузом спины, в несколько раз опоясывались широкими кушаками во избежание грыжи и надевали широкие шаровары, чтобы не видно было, как от натуги дрожат ноги. Кроме того, при гужевом пассажирском городском транспорте требовалась армия извозчиков. В 90-х гг. в Петербурге их считали в 20 000. Журналист Н. Н. Животов, преобразившись в извозчика «бляха № 3216» на трое суток, так описал свою работу: «Я не смею сойти с козел под страхом наказания; не смею зайти, куда бы хотел, потому что везде меня, как парию, выгонят в шею. Дворник, городовой, каждый