Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

сегодня Артур был категоричен в своих суждениях. — Я еще до того, как появилась Жизель, во многом не был синхронен с братом. Пусть он до поры до времени и безупречен в своем положении, образовании, отношении к жизни, но я все равно чувствую в нем что-то, что в один прекрасный день проведет между нами жирную черту. Он окажется совсем не тем, кем отец его считал все эти годы. Я редко размышлял о нем сознательно, целенаправленно, чаще разрешал своей интуиции выдвигать какие-то внутренние манифесты и прислушивался к ним.

— То есть ты хочешь сказать, что в глубине души ты никогда не любил брата? — продолжал задавать наводящие вопросы Филипп. — Если ты на подсознательном уровне видел в нем неудачника, ждал того момента, когда он сорвется и ничего не предпринимал, то подобный вывод я делаю и о тебе. У кого есть другое мнение? — обратился он к остальным.

— Не просто не любил, но еще и готов был допустить его падение, — предположил Аарон.

— Или даже попустить, — уточнил Филипп. — Возможно.

— Или же просто ты слабый человек, — добавила новый штрих к его образу Я'эль. — Может быть и подлый, если все это время чувствовал какой-то недостаток в родном человеке и не хотел с ним это обсудить. Холодный, что ли…

— Теплый, — добавил Симон. — И не холодный, и не горячий.

Филипп с интересом слушал всех участников дискуссии и время от времени подливал масла в огонь. Он чувствовал, что образ Брата был практически готов, но все же хотел еще пару раз проверить его на прочность.

— А почему ты считаешь, что отец примет твои аргументы за чистую монету?

— Я мыслю рационально. Я думаю о семье, о надежности и обеспеченности дома, очага. В моих рассуждениях звучат патриархальные догмы и веками утверждаемые ценности. Недаром имя мое — Дарий.

Артур выдвигал аргументы в защиту своего персонажа, словно защищал какого-нибудь родственника. В ответ на это Филипп решил задать вопрос с подвохом.

— А ничего, что это имя будет ассоциироваться с персидским царем, разбитым Александром Великим?

— Ничего, пусть ассоциируется с чем хочет…

— Нет, не так отвечать надо. Знай, что то был Дарий Третий — тот, которого разбил Александр Великий. Тоже, кстати, Третий, — подмигнув, проинформировал Филипп Артура. — Дарий Первый же был не менее великим. Дарий, Дариус, Дэриэс… Время покажет, какой из этих вариантов выживет, а так мне твой выбор нравится.

Филипп сделал какую-то запись в блокноте, что-то подчеркнул, что-то обвел, а после отложил его в сторону и задумался. После паузы он обратился к Симону.

— Я снова насчет Отца…

— Нет, не мое, — уверенно покачал головой Симон. — Нужен кто-то другой.

— Но у нас на данный момент больше никого нет. И кстати, что у нас с набором?

— Ничего пока, — ответил Аарон. — Может уже стоит дать объявление?

— Нет, надо еще поспрашивать среди знакомых, — задумчиво ответил Филипп. — Предложить мы пока что ничего не можем кроме интересного творческого процесса, но это должно быть интересно не только нам, но и самому кандидату, поэтому нужно знать кого стоит приглашать, а кого — нет… Хотя можно и объявить, — согласился он в конце концов, но после добавил: — Но прежде нужно понять кто нам еще из действующих лиц может быть нужен.

Чтобы особо не смущать актеров своей неуверенностью, Филипп снова пригласил каждого участника поделиться своим видением Отца — персонажа, с которым он сам еще не определился.

— Это умудренный опытом человек…

— Он будет все воспринимать спокойно, хладнокровно, и с особым вниманием относиться к трудностям детей…

— Он такой, что может позволить сыновьям действовать по своей воле, но свое слово скажет, даст напутствие, предупредит о возможных опасностях…

— Классический образ, — сделал вывод Филипп. — Хорошо, пусть будет так. Какие могут у него быть взаимоотношения с сыновьями?

— Старший — первенец. Он на особом положении, — предположил Артур. — Младший же…

— …младший, и тоже на особом положении, — усмехнулся Саад. — Это звучит слишком банально, слишком просто. Мы приняли, что наш Омид довольно-таки деловой парень, успешный, прагматичный, не нуждающийся в чем-либо. Мы не говорили о возрасте наших героев в принципе, и я вот думаю: может ли что-то зависеть от этого?

— От возраста? — решил уточнить Филипп, и на кивок Саада продолжил. — Я полагаю, что чем старше будет Омид, тем сложнее нам будет показать его таким подвижным, готовым на безумные действия. Я не отрицаю, что и в зрелом возрасте можно совершать дерзкие поступки, проходить через горький опыт и через это меняться к лучшему, но сможете ли вы взять на себя и эту нагрузку?

Казалось, все присутствующие начали думать в этом направлении, и Филипп поспешил выдать им свое решение как аксиому.

— Нет, не стоит. Выжимайте все из своего опыта, из своего юного видения, из своих жизней, в конце концов. Если же этот спектакль будет играться лет через двадцать-тридцать, то там можете делать поправки на ваш возраст.

Эта фраза улыбнула всех до единого и заметно оживила творческий дух коллектива.

— Ладно, — согласился Саад, — возраст оставим в покое. Тогда вернемся к его личным качествам. Деловой, успешный, прагматичный… Я думаю вот о чем: совершал ли я что-то такое в прошлом, в результате чего я стал таким? Ведь я вот-вот приму решение, которое перевернет мою жизнь.

— Не согласна, — неожиданно вступила Агнесса. — Ты лишь утвердишься в своем статусе делового, успешного и прагматичного человека. И я тебе в этом должна помочь. И твой отец, видя это, может поддержать тебя и даже благословить на подвиг. Конфликт же назреет — или даже усугубится — между тобой и братом.

— Ты посмотри, как все можно перевернуть с ног на голову, а! — Филипп даже в ладоши хлопнул. — Хорошо, Агнесса, хорошо!

Филипп не постеснялся открыто похвалить Агнессу, будучи уверенным, что она заслуживает этого хотя бы за темп, в котором она старается максимально увеличить поверхность сцепления с костяком коллектива. Однако его все больше