Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

К вечеру стало тихо, и пошел ровный дождь. Это было счастливым разрешением вчерашней тревоги.

Приехал художник Шурпин, забраковал портрет Ляли несправедливо. Но эти старые вхутемасники* тем хороши, что примитивны и цельны. Любил я когда-то мужиков, погибли они все, но в этих художниках воскрес этот мужик.

26 Апреля. После вчерашнего дождя пришло солнечное утро. Весь лес был одет крупными каплями. Лучи солнца, проходя сквозь насыщенный парами воздух, падали там и тут снопами, и в этом кругу света деревце, убранное каплями, сверкало иногда всеми огнями.

Солнце обнимало темный хвойный лес и теплом своим раскрывало на елях пасмурные тайники, освобождая последние семена из шишек. Слетело одно семечко в такую глубину темного леса, куда горячие лучи еще не дошли. Там от вчерашнего дождя натекла с деревьев и собралась лужица, теперь еще покрытая тонким прозрачным цветистым ледком.

Я смотрел на эти цветы в лесу, охваченном солнцем, и вспомнил прекрасную девушку в нашей столовой. Среди некрасивых лиц она была как это цветистое зеркальце природы среди темных стволов и корней, скрюченных и узловатых. Личико у нее было кругленькое, будто снятое с солнца, это солнце у человека было так правильно и тонко отделанное, как только отделывает в ранне-утреннем свете весной мороз свои чудесные зеркальца природы в тайниках темных лесов. В столовой сидит она, заметная отовсюду, и когда встает, то будто лебедь поднимает вверх опущенную голову, а чем выше поднимает голову, тем, как и лебедь, становится прекрасней. Только со страхом смотришь тогда на эту лебедь, превращенную в прекрасную девушку, – найдется ли для такой Иван Царевич?

– Как зовут ее? – спросил я вчера.

* ВХУТЕМАС - Высшие художественно-технические мастерские, учебное заведение, созданное в 1920 году в Москве.

493

– Таня, – ответили мне, – студентка. 

Я думал, она или в консерватории, или в поэзии, или в живописи.

– Она изучает музыку? Мне ответили:

– Нет, она изучает нефть.

Разговор наш оборвался на этом, а теперь, удивляясь цветисто-ледяному зеркальцу природы в лесу, охваченном солнечным жаром, я почему-то вспомнил Таню, и мне показалось – это она! Еще несколько десятков минут, и от чудесных прозрачных цветов мороза, этой чистоты, ясности тут останется вода, а там?... неужели от этой чистой девушки с такими ясными глазами тоже останется одна только нефть? Но какой чистотой веет в душу от этих цветов мороза.

Елена Оскаровна Лещинская еще с прошлого года целится написать мой портрет, но теперь ее подруга по институту Раиса Зелинская перед самым носом перехватила ее модель.

– Раиса Николаевна, – сказал я ей сегодня, – просила меня никому не даваться, пока она не кончит. Да и мне самому неприятно служить моделью одновременно двум женщинам.

– Вполне вас понимаю, – ответила она, – я подожду. Ну, как у нее идут дела с портретом?

– Чудесно! – ответил я, – она очень талантливая.

– Очень! – подтвердила она.

– И что мне удивительно, – сказал я, – она превосходная мать, как она воспитывает двух своих мальчиков, где вы такое видели! Как редко в женщине соединение служения семье без ущерба искусству и служения искусству без ущерба семье.

– Совершенно исключительное явление! – согласилась Елена Оскаровна.

Я смотрел на эту Елену и дивился, как она, женщина, претендентка на модель, так искренно подтверждает совершенство своей соперницы. Тогда я опустил свой душевный зонд еще поглубже.

494

– Признаюсь, – сказал я, – Раиса меня увлекает, она очень интересная женщина!

Елена потупила глаза, чуть-чуть покраснела и ничего не сказала.

И я понял, все, все можно уступить Раисе: талант, материнство, образование, ум, но женщину – нет! Прекрасная Елена должна быть интересней прекрасной Раисы.

27 Апреля. Утром не было солнца, но прохладно. Вечером стало теплее и моросил дождь.

На тягу не хожу: проходит моя охота, связанная с одиночеством, нет одиночества, нет и охоты.

На березах еще вчера явились вилочки, двойные и тройные, черемуха раскрывается.

Устиновичу: «Соки земли» – название замечательной и когда-то любимой и популярной в России книги К. Гамсуна. И потому название Вашей книги теми же словами неловкое. Подражание форме календаря Пришвина слишком уже подражание и в существе своем незаконно и не нужно (есть уже вещь, для чего ее повторять?). Есть в книге целый ряд рассказов как сочинения на тему. Напр., можно коротко и ясно сказать: по шерстинке, оставленной раненым волком на кусту, я догадался о направлении убегающего раненого волка. Вы же пишете «на тему» шерстинки волка целый рассказ «следопыта». От этого блинопечения необходимо отделаться и помнить всегда, что только крайняя необходимость принуждает нас умножать слова. Есть, однако, в книге целый ряд простых рассказиков, в которых примерка автора к Пришвину дала хорошие результаты: рассказы охотничьи, т. е. болтовня о природе, делаются рассказами литературными. Рекомендую в дальнейшем не смотреть на Пришвина и вообще меньше думать о литературности, а больше о содержании, которое нужно передать с наименьшим расходом своих собственных слов.

Смотрели чудесный фильм «Погонщик слонов», и я намотал себе на ус героя, мальчика, получившего божеские

495

почести. Мне нужно тоже так же просто сделать своего Зуйка, только незаметно в «Царя природы» вместить Аполлона с глазами, да не безглазого античного, а с нашими современными глазами.

Раиса во время сеанса сказала мне две хорошие вещи: 1) что после смерти Есенина принесла ему на могилу образок. 2) На слова мои о женщинах, в числе которых в болтовню мою попала и Ляля, ответила: Валерия Дмитриевна стоит далеко выше всех нас, обыкновенных женщин, она вообще исключение, и с ней нельзя сравнивать или ее вмешивать. – Простите, – ответил я, – сболтнул. А с вами бывает тоже так: сболтнешь, и стыдно, а слово, знаете поговорку: не воробей. Бывает с вами? – И еще как! – ответила Раиса и расхохоталась. Чем-то она мне очень нравится, и при наличии Ляли отношения мои с ней какие-то детски-пастушеские, чистые и невинные. Не будь же Ляли у меня, непременно бы все перешло в глупости. Вот и видишь теперь, какой чудесной очистительной грозой был мой страшный роман с Лялей, какие умные слова я написал в «Фацелии» о любви...

Жених у Тани очень хороший мальчик, но пониже