Двери в полночь - Дина Оттом

Я глухо застонала, уткнувшись в руки. Куртка осталась наверху, у футболки вырез — сверкать мне этим black & blue на весь Институт.

Китти опустилась на песок рядом со мной и легонько тронула за плечо:

— Не убивай себя. Ты натворила глупостей, но это нормально. Обычная реакция.

— Наверное, — пробубнила я в сложенные руки, — мне от этого не легче.

— Попробуй извлечь пользу из ситуации, — пожала она плечами, — воспользуйся им, чтобы забыться. Ты мне что-то говорила про то, что собираешься бороться с Шефом, — вот и займись.

Я приподняла голову, покосившись на нее:

— Какой-то потребительский подход…

Китти клыкасто усмехнулась:

— Дорогая, ну я же все-таки вампир!

Стоило нам оказаться Наверху, как телефон разразился Имперским маршем — Шеф требовал меня к себе в кабинет. Я бросила на Китти тоскливый взгляд, но она только развела руками:

— Жизнь сурова, детка.

Подняв воротник куртки, я поплелась в кабинет Шефереля.

На стук мне ответил Оскар, и я уже понадеялась было, что там только он, но ошиблась: народа в комнате оказалось даже больше, чем я ожидала.

За столом, как всегда, расположился Шеф — со своей вечной полуулыбкой, которая скрывала всё и не значила ровным счетом ничего. На столе присела Айджес, затянутая в какой-то латексный костюм, который наводил на мысли о супергеройской порновечеринке. Оскар, заросший щетиной более чем обычно, в слегка помятой рубашке откинулся на одно из кресел, а в другом, которое я привыкла считать своим, сидел священник.

Наверное, я все-таки вытаращилась, потому что он рассмеялся, мгновенно озарив молодое добродушное лицо искренней улыбкой.

Айджес на секунду скривила в подобии улыбки идеальные губы, Шеф, наоборот, преувеличенно устало и громко вздохнул:

— Чирик, тебе никто не говорил, что пялиться на людей — неприлично?

— Я тут давно людей не видела, — огрызнулась я.

— Ничего, все в порядке, — священник встал, разгибаясь во весь свой немаленький рост. Черное облачение почти коснулось пола. — Я у вас на входе тоже вызвал своеобразную реакцию, — он протянул мне крепкую широкую руку. — Всполох, а вы Черна, я так понимаю? Очень приятно познакомиться.

На секунду задумавшись, я пожала теплую ладонь, в которой моя собственная почти утонула. Всполох осторожно сжал мне руку, ощутимо заботясь о том, чтобы не сломать кости, — это небольшое проявление заботы к окружающим показалось мне хорошим знаком и к тому же характеризовало его с лучшей стороны.

— Вы действительно священник? — не удержалась я.

Всполох снова рассмеялся:

— Точно. Но вы правы — людей здесь давно уже не видно, и я не исключение.

— Дайте подумать, — я прищурилась, разглядывая нового знакомого. — Оборотень?

— Верно! — Всполох хлопнул в ладоши. — Кстати, а что это мы все сидим, а дама стоит?

На слове «дама» Шеф презрительно фыркнул. Всполох уступил мне свое место, подтянув стул.

— Ну и чем обязана? — Я переводила взгляд с Шефа на Оскара и обратно.

— Думаю, я расскажу за всех, а то господа уже порядком устали двигать языками, — Всполох, как раз усевшийся рядом, посмотрел на вымотанное начальство, и оба они согласно кивнули. — Нет сомнений в том, что вы одна из главных мишеней Доминика по некоей причине, — он кинул на Шефа едва заметный взгляд, и я увидела, как у того на секунду напряглось лицо. Похоже, Всполох многое знает, а об оставшемся догадывается. — Поэтому мы решили предпринять еще одну попытку вывезти вас из города.

— Во-первых, ко мне можно на «ты», — я улыбнулась оборотню, — а во-вторых, мне казалось, мы в блокаде?

— Верно, — Шеф качнулся на кресле, — но Всполох смог попасть к нам в город, когда она, похоже, уже была установлена. И мы полагаем, что он сможет отсюда выйти.

На мой недоуменный взгляд тот пояснил:

— Формально я не принадлежу к числу сотрудников Института, мы просто старые друзья. Я из Москвы, — увидев мой потрясенный взгляд, оборотень снова рассмеялся. — В общем, я могу попробовать вывезти вас сегодня вечером.

— И куда же?

— Сначала в Москву, а оттуда — куда Александр Дмитриевич скажет.

— В Прагу, как договаривались, — уточнил Шеф, — это сейчас самое безопасное место. — Он наконец перевел на меня отчужденный взгляд, я повернулась — и тут глаза его скользнули ниже, к моей шее. Я видела, как он заметно вздрогнул, как распахнулись на секунду его глаза, когда он увидел красноречивый синяк, выступивший из-за края куртки. Суккуб, от чьего внимания, кажется, вообще ничто не могло скрыться, приподняла брови и посмотрела в сторону, всем видом выражая полную незаинтересованность в происходящем.

— Так что, — окликнул меня Всполох, — едем?

— А? — Я моргнула. — Нет. Спасибо — но нет. Я не собираюсь никуда уезжать. Это мой город, мой Институт и, как бы пафосно ни звучало, это практически мой дом. Если Доминик хочет меня — отлично, пусть берет. То есть поймите правильно, конечно, мне страшно. Но если он смог объявиться в центре города без приглашения, а потом еще и закрыть из него выезд, то, думаю, найти меня где-то по дороге и скрутить в баранку ему не составит труда. Я остаюсь.

Оборотень посмотрел на Оскара, который глянул на меня и кивнул, потом на Шефа. Тот крутнулся на кресле, выжав из него очередную порцию душераздирающего писка, и передернул плечами:

— Свой ум не вложишь. Пусть остается.

— Ну что же, — оборотень хлопнул руками по коленям, будто подводя итоги, — если госпожа Черна остается, то и мне ехать не за чем. Что? Вы же не думали, что я вас брошу, правда?

Меня хотели было выгнать, но я отговорилась тем, что на правах главной мишени имею право знать хоть что-то об их планах. Махнув на меня рукой, они сосредоточились на составлении списков. У Айджес и Оскара то и дело пиликали телефоны, и они выдавали какие-то странные фразы типа «Сектор 24 с нами» или «Сумрачные отказываются», которые, однако, достаточно много говорили Шефу и Всполоху. Из разговора я поняла, что суккуб была кем-то вроде главной среди добровольных групп Института, осуществляя связь с ведьмами, непонятной нечистью с Васильевского острова и всеми прочими видами, не всегда даже поддающимися описанию.

Через несколько часов оживленных разговоров и галлонов выпитого кофе Всполох разогнулся от бумаг, и на лбу его залегла глубокая складка.

— Александр Дмитриевич… — начал он, но Шеф прервал его:

— Я уже понял, — он махнул рукой, — все плохо.

— Ну я бы не стал так говорить, — попытался возражать оборотень.