Мэри Роуз - Шарлотта Лин

Даже горстка соседей, бросавших на семью Сатаны недовольные взгляды и перешептывавшихся за спиной, постепенно начала оттаивать. Судя по всему, Сатана с ребенком на руках, громко и немузыкально распевающим песни, был совсем не страшен. В какой-то момент одна из вдов, живших по соседству, постучалась в дверь и спросила, не мог бы супруг Фенеллы нарубить дров и им, потому что он очень ловко управляется с топором. «А вы не боитесь, что у вас в доме будет гореть адский огонь?» — чуть не спросила Фенелла, но вовремя прикусила язык и послала Энтони вечером помочь соседке.

По утрам она отправлялась в «Дом бессмертных», где каждая пара рук была на счету. Если Франческа не уходила с отцом на верфь, она брала ее с собой. Со временем страх встретиться с Сильвестром отступил. Они научились избегать друг друга, а сталкиваясь, здоровались, как едва знакомые люди. Один раз она спросила Люка, нет ли опасности, что Энтони и Сильвестр встретятся в гавани, но юноша лишь покачал головой.

— Ты же его знаешь. Он окопался там, где килюют корабль, за козлами, и если Сильвестр не подойдет к нему, то скорее встретятся Папа и король, чем эти двое.

Фенелла снова вздохнула и бросила последний взгляд на улицу. Из бокала пахло можжевеловой водкой, но в нем не осталось ни капли. В свете угасающего дня она увидела, что по холму поднимаются рука об руку две фигуры — высокий юноша, которого она воспитала, и маленькая девочка, которая воспитывала сама себя. Она поспешно вскочила, чтобы нагреть для них молоко и похлебку. Все хорошо так, как есть.

Энтони пришел как обычно, когда Франческа уже спала. Люк вышел на улицу, а Фенелла отослала служанку в постель.

— Не трудись, — произнес он и сел за свой стол у окна, где при свечах сидел над своими чертежами. — Я поел на верфи.

Она посмотрела на его спину.

— Ты врешь, правда?

Он пожал плечами.

— Правда, Фенхель, ложись спать. Как день прошел, сносно?

— Хороший был день.

Он уронил голову на руки.

— Хорошо.

— У тебя болит голова?

Он удивленно обернулся. Фенелла и сама удивилась — уже целую вечность она ни о чем его не спрашивала.

— Кажется, нет, — произнес он.

— Что значит «кажется, нет»?

— У меня болит та штука, которой нет, — ответил он.

И тут все закончилось, все мучившие ее призраки исчезли. Она подошла к нему, прижала к себе его голову, погладила по волосам.

— Ты точно не хочешь есть?

— Нет.

— Тогда пойдем наверх. По крайней мере я надеюсь, что той штуке, которой у тебя нет, станет лучше, если мы будем долго обниматься — и делать все, что за этим последует.

Он поднял на нее глаза, оставаясь в ее объятиях. «Довольно, — подумала она, испытывая облегчение. — Сэр Джеймс прав. Как бы ни были тяжелы последствия наших грехов, они редко имеют какое-то отношение к тяжести греха, иногда это просто значит, что не повезло. Ты заплатил сполна, и я не хочу больше видеть в твоих глазах такой стыд и потерянность». Она наклонилась к нему, чтобы поцеловать.

— Не делай этого, — произнес он и отвернулся.

— Почему?

— Мне нужно в Лондон, Фенхель.

— С галерой? — удивилась она, прекрасно зная, что вопрос глупый. Галеру не закончить до весны, а потом за ней придут другие люди. Королю нужен Энтони, потому что ему нужны корабли, но это не значит, что ее возлюбленный снова у него в почете.

— На корабль, — произнес он. — На войну.

Она отпустила его, отскочила.

— Нет!

— Да, — произнес он. — Я взял деньги, и если я не поеду, то мне останется только позволить повесить меня как дезертира. Возможно, мне следовало бы так и поступить. Убийцей, еретиком и прелюбодеем я уже был. А вот дезертир — это что-то новенькое.

— Прекрати! — закричала она.

Он сжал руками виски, а затем встал. Лицо его было бледным от усталости.

— Чего ты хочешь, Фенхель? Может быть, мне уйти сегодня же ночью, чтобы ты избавилась от меня? Отвезти вас всех сейчас в Саттон-холл или попросить приехать за вами Сильвестра?

— Ты должен объяснить мне, почему так поступил!

— Потому что мне нужны были деньги, — ответил он. — Когда вы пришли, у меня их вообще не было, а король щедро платит за то, чтобы люди шли за него на войну.

— Но ведь ты…

— Калека, — закончил он вместо нее. — Что уж там скрывать. К счастью для меня, я калека с опытом хождения под парусом и толикой военной славы, а у короля слишком мало людей, чтобы он мог перебирать.

— Почему ты не сказал мне об этом?

— Ты же знаешь, я не только калека, убийца, еретик и прелюбодей, но еще и трус. А что я мог тебе сказать? У тебя мог быть самый лучший парень из всех на этом острове, мужчина, мизинец которого стоит больше, чем все мое тело, и который не умеет дарить ничего, кроме любви. Но ты выбрала искалеченного негодяя, который обманывает тебя и не имеет за душой ни гроша, только заболоченный дом без огня в камине.

— Ради всего святого, — прошептала Фенелла, обнимая его и чувствуя, что вот-вот расплачется. — Иди ко мне, мой негодяй, возвращайся ко мне наконец. Ту штуку, которой у тебя нет, ты должен подарить мне снова, а потом присматривать за ней, как двадцать лет назад. С тобой ничего не должно случиться, слышишь? Проклятье, Энтони, я так ужасно злилась на тебя, у меня болело все, и я хотела, чтобы тебе тоже было больно. Ты это заслужил. — Она поцеловала его в ложбинку между челюстью и ухом, вытерла слезы о его щеку. — Но мне следовало быть осторожной, чтобы не сломать ничего, что может сломаться! И между ударами я должна была говорить тебе, что ты храбрый мужчина и что я была счастлива с тобой целых тридцать лет. Этого ты тоже заслуживаешь не меньше.

Он обнимал ее, пока она не перестала дрожать. Потом Фенелла покрыла его лицо поцелуями, потому что оно было таким же мокрым, как и ее.

— Ты прав, — сказала она. — Сильвестр лучший парень, который только есть, он никогда не дарил мне ничего, кроме любви, и я ужасно по нему скучаю. Но если бы пришлось скучать по тебе, я бы умерла. Я не хотела бы променять свою жизнь ни на какую другую, я не хотела бы променять своих приемных детей ни на каких других, а тебя, мой любимый негодяй, я никому и ни за что не отдам. Пообещай мне, что вернешься с этой войны. А потом женись на мне.

Он мог плакать только внутри, но тело его дрожало не меньше, чем у нее. Это было слишком. Они оба не выдержали, одновременно рухнули на колени. Не отпуская друг друга, они стянули с себя все тряпки, которые мешали, и любили друг друга прямо на полу.

Потом она расстегнула его рубашку, потому что хотела полежать на его обнаженной груди и насладиться сладостной истомой, а после этого снова села, слегка хлопнула его по губам.