Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль

Так же и атеист, и «неверный», способные к чистому состраданию, столь же близки к Богу, как христианин, и, следовательно, знают Его так же хорошо, хотя их познание выражается в других словах или остается безгласным. Ибо «Бог есть Любовь76». И если Он воздает ищущим Его77, то подает и свет тем, кто приближается к Нему, – особенно если они желают света.

14. Апостол Иоанн говорит: «Всякий, кто верит, что Иисус есть Христос, рожден от Бога»78. Итак, всякий, кто в это верует, имеет истинную веру, даже если он не привержен больше ни к чему из того, что утверждает Церковь. Следовательно, св. Фома полностью не прав. Более того, Церковь идет против Нового Завета, вводя другие предметы веры, кроме Троицы, Воплощения и Искупления. Следуя апостолу Иоанну, она должна была отлучать разве что докетов – тех, кто отрицает Воплощение. Определение веры в катехизисе Тридентского собора («несомненная вера во все, чему учит Церковь79») весьма далеко от ее определения у апостола Иоанна, для которого вера была просто верованием в Воплощение Сына Божия в лице Иисуса.

Все происходит так, как будто со временем воплощением Бога на земле стали считать не Иисуса, но Церковь. Мостом для перехода от одной концепции к другой послужила метафора «мистического Тела». Но есть маленькая разница: Христос был совершен, тогда как Церковь запятнана множеством преступлений.

Томистская концепция веры скрывает в себе такой же «тоталитаризм», как гитлеровский, или даже еще более удушающий. Ибо, чтобы полностью подчинить ум не только тому, что Церковь признаёт обязательным предметом веры, но и всему, что она когда-либо еще признáет таковым, надо заткнуть разуму рот и оставить ему лишь решение рабских задач.

Метафоры «завесы» и «отблеска», которыми мистики обозначают веру, помогают избежать такого удушения. Они принимают учение Церкви не как саму непосредственную истину, но как нечто такое, за чем находится истина.

Это очень далеко от веры, как определяет ее Тридентский катехизис. Как будто под одним наименованием христианства, внутри одной и той же социальной организации, существовали две различные религии – религия мистиков и другая.

Я думаю, что истинна – первая из них и что смешение между ними имело для веры как большие положительные, так и большие отрицательные последствия.

По смыслу фразы апостола Иоанна, Церковь не имела права отлучать никого, кто поистине верует, что Христос – Сын Божий, во плоти сошедший на землю.

Определение апостола Павла еще шире: «верить, что Бог есть, и ищущим Его воздает»80. У этой концепции тем более нет ничего общего с концепциями св. Фомы и Тридентского собора. Она им даже противоречит. Ибо как можно решиться утверждать, что среди еретиков никто никогда не искал Бога?

15. Самаряне были для Ветхого закона тем же, что еретики для Церкви. Среди прочих, например, «совершенные» катары по сравнению со многими из католических богословов были то же, чем был Самарянин из притчи – по сравнению со священником и левитом. В таком случае, что нам остается думать о тех богословах, которые разрешили их убивать, поощряя Симона де Монфора?

Эта притча должна была бы научить Церковь не отлучать никого, кто делом исполняет любовь к ближнему.

16. Насколько я могу видеть, между манихейской и христианской концепциями отношений между добром и злом нет настоящей разницы – разве что в образе выражения.

17. Манихейская традиция есть одна из тех, где можно быть уверенным, что найдешь истину, если изучать ее с благоговением и вниманием81.

18. Поскольку Ной был образом Христа (смотри у Оригена82), совершенным праведником, жертвоприношение которого было угодно Богу и спасло человечество, и в лице которого Бог заключил завет со всем человечеством его опьянение и обнажение83 надо понимать, вероятно, в мистическом смысле84. В таком случае евреи исказили историю, как потомки Сима и убийцы ханаанеев. Хам был причастником откровения, данного Ною; Сим и Иафет отказались от участия в нем.

Гностик, которого цитирует Климент Александрийский (Строматы, 6, 6), утверждает, что аллегорическая теология Ферекида (наставника Пифагора) заимствована из «пророчеств Хама». Ферекид был сирийцем85. Он говорил: «Зевс, в момент творения, преобразился в Любовь…»86 Тот ли это Хам, что был сыном Ноя?

Генеалогия позволяет принять это предположение. От Хама произошли египтяне, филистимляне (то есть, с большой степенью вероятности, эгео-критяне или пеласги), финикийцы, шумеры, ханаанеи – иначе говоря, вся средиземноморская цивилизация, непосредственно предшествующая историческим временам.

Геродот, свидетельство которого подкрепляется множеством других указаний, утверждает, что греки заимствовали все свои метафизические и религиозные познания из Египта через финикийцев и пеласгов87.

Мы знаем, что вавилоняне заимствовали свои традиции от шумеров, к которым, следовательно, восходит «халдейская мудрость».

(Подобным образом, учение друидов Галлии, весьма вероятно, имеет иберийское, а не кельтское происхождение; ибо, по Диогену Лаэртскому, некоторые греки видели в этом учении один из источников греческой философии88, что иначе было бы несовместимо с фактом позднего прихода кельтов в Галлию.)

Иезекииль в своем ярком пассаже, где он сравнивает Египет с древом жизни89, а Тир – с херувимом, который его охраняет90, полностью подтверждает все, что мы узнаем у Геродота.

Из чего представляется, что народы, происшедшие от Хама, и в первую очередь египтяне, – знали истинную религию, религию любви, где Бог есть в одно и то же время – и принесенная Жертва, и всемогущий Владыка. Среди народов, происходивших от Сима и Иафета, одни – как вавилоняне, кельты, эллины – восприняли это откровение от потомков Хама, которых они завоевали и пленили. А другие – как римляне и евреи – отвергли это откровение по причине гордости и стремления к национальному могуществу. (У евреев следует сделать исключения для Даниила, Исаии, автора Книги Иова и некоторых других; у римлян – для Марка Аврелия и, в некотором смысле, для таких людей, как Плавт и Лукреций.)

Христос родился на земле, принадлежавшей этим двум строптивым народам. Но вдохновение, стоящее в центре христианской религии, сродни вдохновению пеласгов, Египта, Хама.

Однако Израиль и Рим наложили свою печать на христианство: Израиль – тем, что книги Ветхого Завета были введены в Церковь как священный текст, а Рим – тем, что сделал христианство официальной религией Римской империи, которая была чем-то вроде того, о чем мечтает Гитлер91.

Этот двойной, почти изначальный порок объясняет все пороки, которые делают историю Церкви столь жестокой на протяжении многих веков.

Столь страшное дело, как распятие Христа, могло произойти только там, где зло очень сильно брало