Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Миша, Миша, – вдруг прервала профессора Людмила Петровна, – я понимаю, это к теме не относится, но умоляю тебя, расскажи про Зиновьева. Как получилось, что он уехал на Запад. Потрясающая история! Я сама с удовольствием ещё раз послушаю.
– О-о, это действительно замечательная история, которую мне рассказал один академик. А ему её поведал другой академик, непосредственный участник тех событий – Виктор Григорьевич Афанасьев, крупный философ, потом главный редактор газеты «Правда», а в прошлом – военный лётчик. Его, кстати, сняли с должности по требованию прорабов перестройки за то, что он перепечатал статью какого-то итальянца о том, как пьянствовал за границей Ельцин. Такой вой поднялся, что ой-ой-ой. Нет, когда ударяешься в воспоминания, можно забрести неизвестно куда, сплошные кстати на кстати… Так вот, Афанасьев был главредом «Правды», очень хорошо знал своего предшественника, секретаря ЦК Зимянина, и был близким другом Зиновьева. Он всё и рассказал. Зиновьев, помимо того, что был выдающимся философом, ещё и обладал уникальным даром художника: рисовал потрясающие карикатуры. И будучи оппонентом партийной власти, сделал очень злые карикатуры на членов Политбюро. Они попали к Суслову, который рассвирепел и велел Зимянину Зиновьева наказать. А как наказать? Зимянин вызвал главреда «Правды» и говорит: «Твой дружок чёрт знает что нарисовал. Что с ним делать?» Афанасьев отвечает: «Он давно просит, чтобы его пустили за границу читать лекции. Давайте отпустим, тогда избавимся от этого нарыва». Зимянин на это и рассчитывал. Но говорит: «Я внесу такое предложение на секретариате ЦК, но имей в виду, отпускаем его под твою персональную ответственность. Чтобы он за границей не писал пасквили на советскую власть. Согласен?» Конечно, Афанасьев согласился, хотя прекрасно знал неудержимость Зиновьева. Вот так за одного крупного философа поручился другой крупный философ.
– Михаил Сергеевич, как вы знаете, по базовому образованию я тоже технарь. Однако всегда тяготел к такого рода историко-философским преданиям. Правда, пока не разумею, какие смыслы кроются за рассказом о щедровитянах, но, поверьте, мне безумно интересно.
– Какие смыслы! – в уже знакомой манере воскликнула Людмила Петровна. – Миша, он спрашивает, какие смыслы!
Профессор развёл руками, жестом комментируя восклицания супруги, и продолжил:
– По мнению некоторых, школа Щедровицкого выродилась в своеобразный клон… – сделал паузу, – секты саентологов небезызвестного Рона Хаббарда. Смысл вот в чём: на Западе процветала саентология, а для социалистической системы она была приспособлена под видом методологии Щедровицкого. В обеих случаях особое внимание уделялось так называемым практикам управления, а что касается идеологии и нравственных принципов, то они – побоку. Хочу повторить, дорогой Виктор, таково мнение оппонентов Щедровицкого. Хотя у них есть веские аргументы: и саентологи и методологи по-щедровицки главным «орудием» переформатирования сознания управленцев считают одитинг, а по-русски – организационно-деятельные игры, кратко – ОДИ.
– Минуточку, Михаил Сергеевич, – прервал Донцов, – у меня такое ощущение, что об ОДИ, об организационно-деятельных играх я где-то слышал, не могу, правда, вспомнить, по какому поводу.
– Ещё бы не слышать! – в своей загадочной манере, даже с вызовом, комментировала Людмила Петровна.
– Я ещё вернусь к вашим ощущениям, – кивнул головой профессор. – Но сначала напомню, что упомянутые ОДИ, по сути, являют собой широко распахнутые окна Овертона, побуждая участников игр сперва примириться с сомнением относительно каких-то спорных, парадоксальных постулатов, а затем, внедряя их в сознание, превратить эти сомнения в новые принципы. Эта методика называется «погружением»: людей изолировали от реальности, скажем, в каком-либо пансионате класса «люкс», разбивали на группы, принуждали к диалогу и проводили над их сознанием «ментальные операции» посредством другой методики – допущений. Причём «допускали» такие задачи, которые без учителей-методологов решить невозможно. Чтобы не углубляться в теорию, приведу конкретный пример, почерпнутый из научного журнала. В годы перестройки методологи Щедровицкого провели в Иркутске ОДИ, где допустили – в игре допустить можно что угодно, хоть воскресение из небытия, – отмену СССР. В тех ОДИ принимали участие партийные и советские начальники, которые сначала пришли в ужас от постановки вопроса. Но им объяснили, что идёт игра, речь лишь о некоем допущении, идеологические и политические опасения сняты. Как быть и как жить в условиях распада СССР? Понятно, сами участники игры на такие вопросы ответить не могли. И учителя в процессе игры предложили им варианты номенклатурного поведения в этой кризисной ситуации. В финале участники ОДИ должны были отказаться от личного опыта и воспринять позицию учителей. У группы, которая подстраивалась под рекомендации наиболее успешно, появлялись карьерные перспективы. После того семинара «по переподготовке кадров» местное руководство примирилось с мыслью о возможном трагическом развитии событий, репетиционно опробовав новые роли в новых обстоятельствах. Предательство по отношению к государству стало выглядеть лишь «организационной технологией». Не исключаю, что среди обкатанных вариантов было «переформатирование» партийных секретарей в бизнесменов. Так методологи Щедровицкого распад СССР сделали «пристрелянной мишенью». Его готовили загодя, через ОДИ, распахивая окна Овертона. И обо всём этом победно повествовали в научных журналах середины девяностых годов.
– Михаил Сергеевич, я вас слушаю с ужасом.
– Но именно так, Виктор, всё и происходило, именно так методологи Щедровицкого «освежали», точнее, программировали номенклатурные головы, о чём, повторяю, в девяностых годах, с гордостью писали, подчёркивая особую роль в разрушении коммунистической системы. Через «метод допущений» вбрасывали любую диаволиаду – от искусственно спровоцированных конфликтов между руководителями до норм, драматически нарушавших нравственные законы общества и установления народной морали. Допущения! Допустим, у вас четыре руки, – как вы поведёте себя на ринге? На деле речь шла о внушении людям мысли, что после курса методологии они стали обладателями некой скрытой от общества истины и теперь вправе указывать всем, «как надо» делать, жить и так далее. Так работает методологический инкубатор.
– Миша, всё-таки скажи ясно и внятно о целях методологов, – требовательно попросила Людмила Петровна, явно дирижируя «своим гением».
– Видите, Виктор, она всего лишь один раз побывала на семинаре Щедровицкого, к тому же ровно шестьдесят – шестьдесят! – лет назад, а до сути его методологии докопалась.
– Вечно ты со своими шуточками. Виктор, он прекрасно знает, что мой интерес к щедровитянам возник всего лишь года два назад и в связи с определёнными обстоятельствами.
– Знаю, знаю! – воскликнул профессор. – Сейчас я к этим обстоятельствам подойду. Но позволь сперва ответить на твой вопрос о целевых установках методологов Щедровицкого. Так вот, Виктор, путём манипуляций
